Сабра

–– Хамид – подсказал я.

–– Хамид… – повторила она – Вот где настоящая опасность! А вечер был классный! Спасибо и до завтра.

Когда она уехала на своем красном Форде, Ник задумчиво посмотрел на меня и неуверенно произнес:

–– Что за страна этот Израиль?!

Весь день вторника прошел в возне со скремблерами и, признаюсь, зеленые глаза и каштановые волосы изрядно отвлекали меня от работы. Но рутинная деятельность и не требует большой концентрации, так что я почти ничего не сжег. На следующий день, во среду утром, мне не удалось насладиться полупустыми трассами, потому что Ник попросил меня подбросить его на работу. Как оказалось, его машина начала барахлить и он вчера отвез ее в гараж, поэтому сегодня мне пришлось гнать свой Додж в Ньютон через бесконечные светофоры. В Ньютоне Ник жил с женой и сынишкой в небольшом коттедже на холме, где я бывал пару раз и поэтому хорошо помнил дорогу. Но сегодня подъезд к их дому выглядел странно. Вначале мимо меня пронеслась машина скорой помощи, завывая сиреной и меня сразу начало подташнивать от страха, еще до того как я подъехал к въезду в переулок Хэнкок. Там стояло несколько сверкающих никелем пожарных чудовищ и мигали разноцветными сигналами патрульные машины. Из переулка тянуло дымом, а на въезде в него двое чернокожих копов натягивали яркие желтые ленты. Когда я бросил машину и подбежал к ограждению, мне внезапно стало дурно и пришлось остановиться. Пока я судорожно, чтобы унять спазмы желудка, глотал прохладный утренний воздух, ко мне подошел один из полицейских.

–– Доброе утро, сэр – поздоровался он и поперхнулся, сообразив, что сказал глупость. – Живете здесь?

Я судорожно помотал головой.

–– Кого нибудь ищете?

Мне все еще не удавалось выдавить из себя ни звука, потому что отсюда мне хорошо было видно то, что осталось от коттеджа семьи Бурраж. У нас, в Кентукки, стены домов строят из слоев тонких деревянных досок, приколоченных на крепкий каркас, собранный из толстых бревен. Здесь же многие дома выглядели как кирпичные постройки в старой доброй Англии и наверное именно поэтому местность вдоль океана называлась Новой Англией. Но, в большинстве случаев, это была лишь облицовка таких же, как и в моем округе Тэйлор, дощатых стен. Поэтому мощный взрыв не столько разрушил дом, сколько разнес его на куски, разбросав доски по лужайке, которую я еще недавно помогал Нику подстригать.

–– Бурраж – прохрипел я – Семья Бурраж!

Коп отрицательно покачал головой.

–– Всех? – не совсем внятно спросил я, но он меня понял и молча склонил голову. В глаза мне он старался не смотреть.

–– Похоже на взрыв газа. Будет следствие и тогда все окончательно прояснится – добавил полицейский, по прежнему пряча глаза.

Я рухнул на плохо подстриженный газон и некоторое время тупо смотрел в одну точку. При этом я монотонно повторял "никогда, никогда" понятное только мне одному… Никогда не будет больше ни весельчака Ника с его провинциальными замашками и аристократическими галстуками, ни его мудрой жены Натали, ни маленького Артура, который уже начал звать меня "дядя Стэнли". Никто больше не будет дразнить нас с Ником "цыпленком с картошкой" по избитым стереотипам наших родных штатов. Теперь "цыпленок" остался без гарнира, мрачно подумал я. Около меня валялась какая-то тряпка и, присмотревшись, я узнал порванный резиновый мячик, на котором можно было рассмотреть контуры Микки-Мауса.

На работу я так и не поехал. Когда в голове немного прояснилось, я повел свой Додж домой, уже не давя на газ и не обращая внимания на обгоняющие меня машины: сегодня мне больше некуда было торопиться. Бросив машину у подъезда, я поплелся в закусочную на углу, уже открывшийся для таких жаворонков, как я. Там сейчас подавали завтраки: яйца всмятку, тосты и жареную картошку, но я при всем желании не мог бы заставить себя заглатывать пищу. Толстая умная официантка, хорошо меня знавшая, наверное что-то заметила. Поэтому спросив только:

–– Плохо?

… и получив утвердительный ответ, она принесла мне небольшую плоскую бутылку бурбона и нарезанный лимон на блюдечке. Я немедленно забросил в себя порцию виски и стал ждать пока лекарство подействует. Неожиданно, ко мне без приглашения подсел какой-то мужчина. Последнее, что мне хотелось сейчас, это общаться, но этот тип не отставал и я вынужден был сказать:

–– Доброе утро.

Это прозвучало вопросительно, подразумевая: "какого хрена?" Тут незнакомец заговорил и его слова заставили меня поднять глаза:

–– Утро действительно доброе, но, полагаю, не для всех. Например, не для тех у кого в доме взорвался баллон с газом…

Вчера, после разговора с Майклом, мы с Ником вволю посмеялись над маниакальной, по выражению Ника, подозрительностью некоторых. Весь день мы сыпали шуточками про Майкла и майклоподобных, но я обратил внимание на то, что Наоми не смеялась. Теперь же Ник больше никогда не посмеется, да и мне уже было не до смеха. Я поднял глаза на говорившего. Это был довольно обычного вида мужчина лет сорока-пятидесяти с невыразительным лицом, темной шевелюрой и в массивных очках со странною оправой. Что-то в этой оправе было не так, но эту неправильность мне не удавалось уловить. На незнакомце были натянуты новенькие летние брюки, которые венчала голубая рубашки с коротким рукавом. Неброский галстук был полураспущен, а свой пиджак незнакомец повесил на спинку стула. Если бы не эти странные очки, то его вполне можно было бы принять за лектора из Гарварда, читающего курс лекций по французской поэзии позднего средневековья. Но меня больше всего заинтересовала его чисто вымытая шея. Я уже прикидывал, что будет если сбросив обладателя необычных очков на пол, сдавить эту шею двумя руками и навалиться на него всем телом. Наверное, мои мысли было так очевидны, что тот непроизвольно отодвинулся и торопливо проговорил:

–– Возьмите себя в руки, мистер Кранц. Ни мне ни вам не нужны неприятности. И учтите, взрывы газовых баллонов стали просто национальным бедствием, так что никто не застрахован.

Его шея становилась все более и более привлекательной для меня, но тут я вспомнил последние инструкции строгого Майла. В конце инструктажа тот объяснял, что надо делать при возможных провокациях. Слушал я его невнимательно, но похоже что-то отложилось в подкорке, потому что стиснув зубы я проскрипел:

–– Что вам от меня надо?

–– Спасибо за понимание, мистер Кранц. Нас всего лишь интересуют незначительные консультации не выходящие за рамки вашей специальности.

–– Кого это "вас"? – спросил я, чувствуя себя идиотом, потому что начавшийся диалог, а в особенности моя последняя реплика, напоминали эпизод из дешевого шпионского сериала. У моего собеседника, по видимому, возникли те же ассоциации, потому что он недовольно нахмурился, вероятно вспоминая как в сериалах принято отвечать на подобную глупость. Ничего такого не вспомнив, он просто проигнорировал мой вопрос и продолжил:

–– Разумеется, ваша работа будет оплачена в разумных пределах.

Я обратил внимание, что он сказал "работа", а не "услуги", выйдя тем самым за рамки киношных стереотипом. И тут этот тип меня удивил своей откровенностью:

–– Я понимаю, друг мой Стэнли, что все происходящее напоминает тебе оперетку, но сам посуди, зачем нужны стереотипы, если от них нет никакой пользы?

–– Тогда скажите: "и помните, у нас длинные руки!" – потребовал я, вызвав на его лице лишь снисходительную улыбку.

–– Так что же именно вам от меня надо – потребовал я чувствую, что повторяюсь.

–– Ой, да откуда мне знать – тут он забавно всплеснул руками, вероятно демонстрируя свою некомпетентность – Вы не того человека спрашиваете. Раз вы согласились консультировать нашу фирму, то я, пожалуй, познакомлю вас с нашим специалистом и вашим коллегой. Товарищ Ингинен, прошу вас.

Я вроде бы еще не на что не соглашался, но заметил, что он снова сказал "консультировать нас" вместо киношного "работать на нас" и мысленно поаплодировал ему. Но каков нахал! "Товарищ"? Наглый шпион даже не счел нужным зашифроваться под уругвайского агента или представителя конкурирующей фирмы. Тем временем около столика материализовался еще один тип. Этот весь, от головы до шнурков ботинок напомнил мне очки главного шпиона. Мешковатый костюм сидел на нем довольно ладно, но вызывал ощущение чего-то чужеродного. Был он довольно молод; если и старше меня, то ненамного. На его довольно невзрачной физиономии застыло странное сочетание смущения и наглости.