Страница 4 из 16
Петр Степанович все умел делать своими руками, был левшой и отличался недюжинной физической силой. Он был заправским пекарем и сам, вручную, вымешивал тесто, да так, что пот с него катился градом. Имея семь классов образования, с легкостью высчитывал в уме, сколько брать муки и сколько влить воды, сколько обычных хлебов он испечет и сколько – с припеком. Когда Василий стал подрастать, отец, как бы проверяя себя, научил его так же быстро считать в уме, благо ребенок на лету схватывал устный счет. Отец сам плел лапти на большую семью, но липовая обувка быстро снашивалась: день плетет – неделю носят. У Петра Степановича – бати, как его называли дети, с возрастом испортилось зрение, так что на войну его не забрали.
Семья Пантюховых. Сидят слева направо: отец Петр Степанович, младшая сестра Валентина, мать Анисья Киреевна. Стоят слева направо: Василий и младший брат Анатолий. Конец 1940-х гг.
Уже в преклонных годах монах Андрей говорил, что его отец был человеком святой жизни. Будучи хлебопеком, Петр Степанович питался скромно, а с годами и вовсе перешел на постную пищу – на хлеб с квасом, который готовил сам, в деревянном бочонке. Любимой едой бати был ломоть хлеба, присыпанный солью и политый растительным маслом.
Анисья Киреевна, мать Васи, работала звеньевой в колхозе. Труд хлебороба так изматывал ее, что, приходя на обед, она клала под голову кирпич, чтобы сон не одолел ее, и спала считаные минуты. А к вечеру, вернувшись с колхозных полей, только успевала спросить у старших дочерей, подоили ли корову, управились ли по хозяйству, и тотчас проваливалась в сон. Завтра ей надо было подняться на зорьке: колхозные работы начинались рано. Мать несла непомерную ношу, везде нужны были ее руки. Как лучшую звеньевую в 30-х годах ее премировали поездкой в Москву, и она побывала на Красной площади. А что касается семерых ртов, так в то время многие семьи поистине соответствовали смыслу слова «семь-Я». Младшие дети подрастали, старшие уже учились. В Зимницкой Слободе была своя начальная школа.
До четырех лет Вася рос как все деревенские, резво бегал и не болел. Но однажды поздней осенью его забыли спящим во дворе и он, проснувшись, не смог встать с подстилочки – одна ножка, лежавшая на земле, онемела, перестала слушаться. Этот недуг остался с Василием на всю жизнь. Мать начала было лечить его и, по совету фельдшера, накладывала на больное коленце лепешку из теста с медом. Но когда мед в доме кончился, то и лечение закончилось.
Васе было трудно ходить в школу, особенно зимой. За другими детьми он угнаться не мог, опаздывал к первому звонку. Учителя, которые жили при школе, порой, в зимнее время, оставляли его ночевать, а иногда дружок Коля Красный за копеечку отвозил его домой на салазках. Лучшим его товарищем по играм был двоюродный брат по матери Ваня Семинищенков. Этот мальчик рос сострадательным, добрым. Когда все деревенские ребятишки, наигравшись на улице, бежали в лес, Ваня сажал Васю к себе на плечи и догонял ватагу.
Василий Петрович всегда вспоминал свою любимую тетушку Марию, родную сестру отца, и молился за нее. У Марии Степановны не было мужа, но был ребенок. Что-то побудило мать-одиночку продать родительский дом и остаться без крова. Зимы на Брянщине были холодные и голодные. Мария скиталась по чужим дворам, чем питалась – Господь знает. Жила как птичка, сама делилась последним, что у нее было, но чаще всего делиться ей было нечем. Придет, бывало, к дому брата Петра, сядет с ребеночком на лавочке, посидит, погрустит, да так и уйдет. Подать-то было нечего, у самих семеро по лавкам. Но когда Мария добывала где-то немного муки, она пекла лепешки и относила их прямо в школу, зная, что Вася часто уходил на учебу голодным.
Бабушку и дедушку по отцовской линии Василий почти не помнил: бабушка умерла рано, в детской памяти остался только облик дедушки Степана. Дед принадлежал к сельской интеллигенции, работал в Дубровке почтовым служащим и ходил с тросточкой. В форменной одежде он выглядел нарядно и строго, как все почтальоны того времени. Родоначальником фамилии Пантюховых в XVIII веке был казацкий полковник Пантюха Кривонос, соратник Богдана Хмельницкого, родной брат Максима Кривоноса. Пантюхе и его потомкам принадлежала деревня Кривоносовка, расположенная у границы нынешней Брянской области, где сходятся земли России, Украины и Белоруссии. Позже, в XIX веке, Пантюховы породнились со шведскими Кноррингами, а через них вошли в родство с Голицыными и Нарышкиными.
Родителей матери Василий знал хорошо. Дедушка Кирей был вроде странника, все куда-то уезжал. Бабушка Акулина никогда не говорила и, казалось, не знала, где он бывает, а среди деревенских соседей ходил слух, что он побирается по поездам, просит подаяние Христа ради. Да и сама бабушка Акулина была точно блаженная, прозорливая и смиренная. Как только в семье ее старшей дочери Анисьи начинались какие-то размолвки, ссоры, бабушка тут как тут, сядет на лавочку в уголочек и молится. Повздорят ли внучата, она возьмет за ручку обиженного ребенка и уведет к себе, угостит чем придется, хоть сухой корочкой с вареной свеклой. Бывало, нарежет свеколки, положит на хлеб и подает Васе: «Отведай, какова она».
В 1940 году семья Пантюховых проводила в армию старшего из сыновей, Степана. Провожая его, бабушка Акулина словно знала, что больше не увидит внука, и долго-долго сидела на пригорке. А вскоре отдала Богу душу. Василий Петрович рассказывал своим духовным чадам, что когда бабушка почувствовала приближение кончины, то позвала к себе дочерей, те встали возле нее на колени и плакали, а она давала им наставления и всех благословила. Только ее любимого старшего внука уже не было в деревне. Степана направили в Кронштадт, а оттуда его взяли на флот.
Вася помогал семье по хозяйству. С весны до осени на нем лежала обязанность пасти корову и свинью. С коровой справлялся легко. Считается, что корова – неловкое, неповоротливое, не самое догадливое животное. Но вот что рассказывал Василий Петрович: «Бывало, ведешь корову в поводу – одной рукой, а другой опираешься на палочку. Спуск в овраг крутой, но корова послушно идет след в след, не пытается тебя обогнать. Ни одного лишнего или неловкого шага не сделает, не толкнет, не порывается сойти с тропы, – так она меня понимала. А тяжело было со свиньей: только засмотришься, она – в огород рыть картошку, и попробуй ее оттуда выгони».
Летом в ежедневные обязанности Васи входило нарвать ведро щавеля в овраге, который начинался сразу за огородом. Это место имело свое чудное, необычное название – Чичитинка. Там можно было спрятаться от посторонних глаз и утолить острый голод нежными, особенными на вкус, съедобными луговыми травками, а осенью еще и орешками с кустов лещины. Бывало, он проводил в Чичитинке целый день, и никто его не искал. Когда в жизни маленького Васи случались горести и обиды, он убегал в этот овраг. Упадет в траву – кругом цветы полевые, лежит, греется под солнышком и смотрит на небо, где над ним кувыркается и поет свою звонкую песенку жаворонок. И так отступала боль. От восторга перед красотой Божьего мира рождалась детская молитва. Ведь стоять перед иконой и класть поклоны – не есть еще молитва. А молитва есть «возникновение в сердце нашем одного за другим благоговейных чувств к Богу, – чувства самоуничижения, преданности, благодарения, славословия, прощения, сокрушения, покорности воле Божией» (святитель Феофан Затворник).
В детстве с Васей произошло несколько случаев, когда Господь спасал его в крайней опасности. Один раз Вася с дружком перевозили на телеге сено: мальчик вел лошадь под уздцы, а Вася сидел на возу, накинув на себя вожжи. Спускались с горки. Трудно сказать, как все произошло, но вожжами, обвившимися вокруг шеи, Васю притянуло к колесу телеги. Сделай лошадь хоть еще один шаг, и петля задушила бы ребенка. Слава Богу, в тот момент что-то заставило мальчика-поводыря оглянуться. Увидев друга в отчаянном положении, он сразу осадил лошадь и для быстроты перерезал вожжи острой косой. Вася повалился на землю почти бездыханный.