Путь юноши

– Даже если так, даже если тебе двенадцать. Ты только представь, она приютила тебя еще совсем маленького, одинокого. Накормила, напоила, вырастила и воспитала, научила всему, что знала сама, верно? Сам видишь, женщина она незамужняя, небогатая, ремеслом занимается сама. Разве ты не понимаешь, что любит она тебя больше всего на свете. Денег еле-еле хватает на себя, а она еще кормит и поит тебя. Растрачивает на тебя все свои заработки, работает ради тебя, чтоб ты никогда не оставался голодным, чтоб тебя никогда не мучила жажда. Я тебя прошу, Роб, запомни слова старого мастера. Семья не те, где твоя кровь, а те, что воспитывают и любят тебя, как родного. И мать точно не та, что родила тебя. Мать та, что выучила, воспитала и полюбила тебя всем своим сердцем. Умоляю тебя, запомни эти слова на всю свою жизнь, хорошо? И больше никогда не смей никому говорить, что Беатриса не твоя родная мать. Она твой самый родной человек, она любит тебя больше жизни, а ты о ней так постыдно отзываешься. – Закончив речь, Вильям встал с колен и тяжело вздохнул.

Я не знал, что сказать. Меня переполняли всевозможные эмоции. Я чувствовал и стыд, за сказанное, и любовь к маме, что воспитывала меня всю мою жизнь. Мои глаза наполнялись слезами, и я не знал, что делать. Найдя нужные слова, я все же сказал.

– Дядя Вильям, спасибо вам большое за такие слова. Как вы и просили, я запомню их навсегда. Я не должен был так отзываться о маме. Она любит меня, растит, кормит, а я… – Слезы сами наворачивались на глаза. – Спасибо вам большое. – Подбежав к Вильяму, я впал в его крепкие объятия. Доставая ему лишь до живота, я мочил его рубаху своими слезами, но его это, кажется, совсем не тревожило. III. Белогривый жеребец.

С нашей последней встречи прошло четыре года. Мы также как и прежде, потихоньку живем, по-прежнему выращиваем ароматные травы, пасем пчел. К своему ремеслу Беатрис припахала и меня. Теперь я тоже выжимаю эссенции из лепестков цветов. По правде, меня и заставлять не надо, сколько раз я уже ей и вам говорил, что люблю ее больше жизни, она приютила меня, вскормила, вырастила, я навеки ей благодарен. Верю, что когда-нибудь я смогу одарить ее всем, чего она желает, чего она поистине достойна. Она не в силах покупать одежду, в которой желает проживать тягость дней, ее заработок ужасно мал. Верю, что найду себе великое призвание, которое поможет мне сделать наш мир, нашу страну, хоть немного лучше.

Свободное же время я просиживаю в своей комнате. Сам дом состоит из двух этажей. На втором этаже всего две комнаты, моя и мамина. Комнаты совершенно одинаковы, по углам расставлены кровати, стены занимают небольшие окна, на полу располагаются шерстяные ковры. Будучи чуть поменьше, на этих коврах я высчитывал дни, протыкая ткань деревяшкой. Теперь смотря на дырки, я вспоминаю свое «веселое» детство. На первом этаже находится лавка Беатрис, куда и заходят покупатели за эссенциями, свечами, а бывает и вовсе за медом. Малая часть этажа уделена скромной кухне. Посередке стоит небольшой круглый столик и два стула, а на стене висит навесной шкаф с продуктами, где у мамы пожизненный творческий беспорядок.

Живем мы за городом, в город выбираемся совсем редко только если за продуктами. Разумного предназначения я для себя не сыскал, но частенько заскакиваю в кузницу к старому дяде Вильяму, помочь, чем смогу. На этой же неделе было много работы с эссенцией, и целых два дня я не заходил помочь старику. Сегодня, решил, стоит зайти, пока дел нет.

Внешне кузница все та же, что и четыре года назад. Лишь одно претерпело изменение, что ввело меня в великое заблуждение. Неделей ранее, здесь не было никакой деревянной оградки, и никакого белогривого прекрасного коня тоже не было. Скакун цокал копытами, желая выбраться на волю, надышаться свежим дуновением ветра на бегу, размять могучие ноги, повилять шикарной гривой.

Лишь стопа моя коснулась порога, Вильям тут же оторвался от работы и заговорил.

– Робби, сколько лет, сколько зим! – Обрадовался кузнец, крепко-накрепко пожав мне руку, хватка его, надо сказать, ничуть не ослабла. – Тебя давно не было, где пропадал?

– Извини, было очень много работы, все не мог выйти из дому.

– Не надо извинений, Роб, я все понимаю, семейное дело. Матери нужно помогать и заботиться о ней, ты поступаешь совершенно верно. – Выдохнул кузнец. – Уже видал скакуна моего белогривого?

– Как же такой красоты не увидать?! Ты где его отыскал, ничейный поди?

– Еще как чейный! – Похвастался старик. – Помнишь те решетки, что ковали на прошлой неделе? Так вот, их заказал знатный вельможа, со средствами в миг оплаты было туго, вот и заплатил он мне конем. Ну а я и размышлять не стал, сразу согласился. Думаю, Бенджамином звать, как думаешь?

– Бен – отличное имя для такого лучезарного скакуна, я считаю. Я к нему как в загон ни гляну, так жутко становится. Ты его-то на волю хоть отпускаешь? – С неподдельным удивленьем поинтересовался я.

– Конечно отпускаю, как иначе-то? Только с делами заканчиваю, и сразу калитку раскрываю. Сажусь верхом и галопом по полю. А скачет-то он как, ты бы знал! Словно неистовый дракон, настолько быстро гонит, ты не поверишь! – Весело разъяснял Вильям.

– «Дракон»? Это такая летающая, змеевидная сказочная тварюга?

– Да, а еще эта тварюга изрыгает пламя прямо из пасти, неужели не слыхал о них? – Удивился старик, словно считая этих драконов чем-то невыдуманным талантливыми сказочниками.

– Ты говоришь, будто они существуют. Это шутка, верно?

– Шутка? Мальчик, о шутках и речи быть не может. Драконы существуют. Самому увидеть не довелось, а вот прадед одному наиболее свирепому зарядил прямо по крылу чугунной стрелой. – Рассказал Вильям, точно доверяя словам прадеда.

– Мать рассказывала мне о них перед сном, пугая тем, что они прилетят и поджарят наш дом, если я не усну в течение получаса. Но я и думать не мог, что они действительно существуют. Ты и вправду не шутишь?

– Словам прадеда я доверяю как своим, он был отличным честным человеком, добившимся всего в жизни своими собственными силами, без чьей-либо помощи. – Пояснил кузнец, от которого так и веяло гордостью за былого родственника. – Про них рассказать ничего не могу, сам не видел. Но точно знаю, что на свете водятся.

– Я тебе верю, мы так давно знакомы. Не таи обиды за любопытство, но я и подумать о таком не мог, что они бывают. Но раз ты говоришь, что есть, значит, есть. Впредь буду опасаться. – Пообещал я.

– У нас в стране такого нет и в помине, только за рубежом, так что, можешь не опасаться. – Обрадовал меня Вильям. – Пойдем во двор, конь уж скоро подковы двинет от скуки, а мы тут болтаем. Поверь, в езде верхом есть очень много интересного, если понравится, возможно, ты посвятишь этому всю свою жизнь. – Поведал Вильям, по-отцовски не без труда приобняв меня за плечо. Когда-то я говорил, что он велик ростом. Но за последние четыре года я неслабо вымахал и теперь был ростом с него, если не выше.

Открыв калитку, и взяв Бена за поводья, Вильям вывел его из загона. Только попав за пределы клетки, Бенджамин встал на дыбы и громко-громко заржал. Кузнец только ухватился за поводья сильнее и усмирил коня. Попросив поддержать, Вильям оперся на стремя и забрался на скакуна. Седло из коричневой кожи покрывало спину могучего коня, а оголовье закрывало всю симпатичную морду.