Страница 28 из 29
Нандус, который стоял, опустив голову, перед алтарем, с раздражением заметил тихое бормотание, нарушавшее тишину октагона. Обычно шум быстро стихал после того, как верующие в спешке покидали купольный зал, чтобы забыть все, что он проповедовал, и отдаться жизненным соблазнам.
Он поднял взгляд. Почти треть посетителей осталась на месте. Это были преимущественно женщины среднего возраста, которые приблизились к алтарю и стояли небольшими группами. Нандусу это не понравилось. Вообще-то он собирался вернуться в палаццо, чтобы присматривать за Миланом. Такого, чтобы его сын всю ночь не был дома, раньше еще ни разу не случалось. Нандусу стоило внимательнее за ним следить, чтобы Милан не убежал из дома незадолго до приема в Красный монастырь. Младший сын должен был добиться большего, чем оба его старших брата, в этом Нандус был абсолютно уверен. Но в течение следующих недель ему надо было беречь его как зеницу ока. Мальчишка мог все испортить из-за своей бунтарской натуры. То, что сильнее всего выделяло Милана на фоне других, было одновременно самой большой опасностью для него.
– Мои добрые души, как я могу просветить вас? – обратился он к самой ближней группе. Он просто хотел как можно быстрее разделаться с ними.
Полная женщина с красными щеками, стоявшая в кругу своих подруг, возвысила голос.
– Человек-ворон не умер, – сказала она, – я его видела. Вы должны найти его и защитить наших детей!
– Я тоже его видела, – взволнованно произнесла высокая, стройная женщина. – В тени Лунных ворот. Он наблюдал за детьми, игравшими возле мраморного цеха.
В купольном зале воцарилась гробовая тишина. Все прислушивались к словам обеих женщин, а некоторые одобрительно кивали.
Как это могло произойти? После казни все истории о Человеке-вороне должны были стихнуть.
– То, что вы видели, это всего лишь тени, – произнес Нандус с силой убеждения, свойственной священникам. – Воры хотели посеять в ваших сердцах страх. Так не позволим же им добиться своего после смерти.
– Я знаю, что я видела! – не отступала от своего толстушка.
– Я тоже видела его на крыше. Вчера во время сумерек, – встряла маленькая девочка с мечтательным взглядом.
Нандус еле сдержался, чтобы не издать тяжелый вздох. Девочки вроде этой были хуже всего. Мечтательницы, которые вечно витали в облаках и постоянно спотыкались обо все, что встречалось на их пути. Он искренне надеялся, что ни один из его сыновей не приведет в дом такую невестку.
– Докладывайте мне о каждом подобном происшествии, а я буду выяснять подробности. Если окажется, что есть еще один вор, который маскируется под Человека-ворона, то я его найду и он тоже будет казнен на рыбном рынке.
ДАЛИЯ, ПЛОЩАДЬ ГЕРОЕВ, ПОСЛЕ ОБЕДА, 21-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА УРОЖАЯ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ
Послеполуденная жара распространилась даже под аркадой, которая окаймляла Площадь Героев с ее великолепной конной статуей. Милан прищурился. Тупая боль пульсировала у него в голове. Больше всего ему хотелось просто закрыть глаза, хотя бы на пару мгновений, но он боялся, что заснет на ходу.
– Ну что, молодой господин, вы уже приняли решение? – Торговец пергаментом, старик с пятнистыми руками и лицом, которое напоминало смятый пергамент, с надеждой смотрел на него. – Это лучшие свитки, которые вы сможете найти во всем городе, молодой господин. Они изготовлены из шкуры ягнят, которым едва исполнилась неделя. Я собственноручно обработал кожу пемзой и мелом. Лучшего пергамента вы не найдете нигде, даже в архивах императрицы.
Десять штук свитков висели на веревке, натянутой поперек одной из арок прохода, и даже в тени они казались белоснежными.
Милан достал один из свитков с прищепок, которые его удерживали. С видом знатока он потер поверхность. Кожа действительно была невероятно гладкой. Он вышел из тени аркады в сияющий полуденный свет и внимательно осмотрел пергамент. Ни на одной из сторон не было видно едва заметных точек, остающихся от соскобленных волосков. Если бы животное жило дольше двух недель, то там, где росла шерсть, в коже остались бы тонкие отверстия. В ярких лучах солнца можно было увидеть легкий медовый оттенок. Это говорило о том, что пергамент был изготовлен из кожи ягненка.
Он снова потер пергамент между большим и указательным пальцем. Старик говорил правду, этот свиток действительно был первоклассным. Лишь из шкуры нерожденных ягнят можно было изготовить еще более качественный пергамент.
Старик подошел к Милану и правой рукой заслонил глаза от солнца.
– Кажется, молодой господин разбирается в пергаменте. Мне всегда в радость продавать свои свитки клиентам, которые действительно могут оценить их по достоинству.
– А сколько стоит такой пергамент?
– Один кайзерталер за свиток, молодой господин.
Это было намного больше, чем Милан имел с собой в небольшом кошельке.
Казалось, старик понял, какие мысли крутятся у него в голове, и проворчал:
– Вы ведь младший Тормено? Вас отец послал?
Милан кивнул, хоть это и не было правдой. Он хотел сочинить любовное стихотворение для Нок, изложить на пергаменте строки о ее красоте и подарить ей свиток. Уже три ночи она обучала его искусству любви. Милан был настолько переутомлен, что постоянно засыпал над книгами во время своих занятий в библиотеке, но все же не хотел пропустить ни одного мгновения, проведенного с ней. Дни под присмотром отца, ночи с Нок – все это привело к тому, что усталость выжала из него все соки. Но тем не менее он еще никогда не был так счастлив.
– Молодой господин?
Словно в тумане, Милан осознал, что, пока его преследовали мысли о Нок, торговец пергаментом продолжал разговаривать с ним. Милан замешкался.
– Не будьте так жестоки ко мне. Десять свитков за девять кайзерталеров. Больше снизить цену я не могу. Я не получу никакой прибыли, если уступлю вам пергамент по еще более низкой цене.
Милан сморщил лоб. Тупая ноющая боль в голове усилилась. С его стороны было неразумно стоять на солнце.
– Это весьма щедро, – пробормотал он и снова скрылся в тени аркады.
– У меня есть товары и по более доступной цене. – Старик взял книгу с потрепанным переплетом из темной кожи и пролистал страницы перед Миланом. – Я лично вымыл и соскоблил пергамент. На нем почти не осталось следов чернил. Сколько страниц вам нужно, господин? Я вырежу их перочинным ножом.
Милан поднял руки в знак возражения. Его отец называл убийцами книг торговцев пергаментом, которые стирали старые записи, чтобы кожу можно было использовать еще раз.
– Это не то, что я ищу. Свиток должен быть безупречным.
Таким же безупречным, как Нок.
Он не мог представить себе использование любого другого материала, кроме лучшего пергамента. У него в голове уже имелось несколько строк оды красоте. Милан хотел быть похожим на Франческо Ферранту, чьи стихотворения, посвященные Лауре, уже несколько лет пользовались популярностью в Цилии. Милан презрительно относился к плаксивому тону, свойственному многим произведениям Ферранты, однако ему нравились образы, используемые поэтом, когда тот сравнивал зубы своей возлюбленной с жемчугом, ее грудь – с мраморными полусферами, а ее волосы – с золотом. Именно так он хотел описать Нок. Разумеется, ее волосы были не золотыми, а черными как ночь.
– Юный Тормено торгуется, как комтур при покупке коня?
Милана как громом поразило. Этот голос здесь? Среди белого дня? Он обернулся и взглянул прямо в светло-зеленые глаза таинственной воровки. Ее рыжие волосы были закреплены по бокам при помощи светлых роговых гребней, а вместо белой накидки на ней было длинное зеленое платье с объемными рукавами, обильно обшитое жемчугом. Завершали образ плотно облегающие белые перчатки и узкие белые туфли. Ее платье было сшито не по последней моде, которую предпочитали жены богатых торговцев, и совсем не соответствовало вольным взглядам, которые она продемонстрировала во время их последней встречи. Она была похожа на молодую супругу богатого землевладельца из провинции.