Страница 128 из 140
Кстати, о Мойе из Темры и ее сопровождающем, Бриане.
Уж не знаю, насколько Конан был привязан к этим людям, но на сей раз его симпатии перешли все границы. Мойа Махатан (простолюдинка!) получила пять комнат, ранее принадлежавших запершейся в загородном доме и смертно обиженной на весь мир Эвисанде. Бриан Майлдаф, этот варвар из варваров, разгуливал по дворцу, будто хозяин, одновременно шокируя и развлекая дворян. Как-то вечером он без приглашения заявился в нашу с Рингой комнату, притащив с собой бочонок темрийского пива, и заявил, что хочет поближе раззнакомится со столь близкими королю Конану друзьями. Рингу восхитил наряд Майлдафа, состоявший из рубахи, прямой юбки до колен и пледа, покрывавшего костюм сверху. Оказывается, эта штуковина называлась "фейл-брейкен" и горцы из Темры носили одежду такого фасона уже не меньше двух тысяч лет.
Потом рыжий Майлдаф услышал неосторожные слова моей жены о летописце именем Хальк, который собирает любые сведения о народах, населяющих Аквилонию и вообще обо всем интересном. Бриан, разумеется, раззнакомился с Хальком еще на устроенной Конаном вечеринке, но никак не мог предположить, что просвещенного дворянина могут интересовать обычаи столь отдаленных пределов, каковым, без сомнения, является Темра. Майлдаф, поддернув свои клетчатые черно-красные одеяния, щедро оделил меня и Рингу пивом, заставил выпить и провозгласил громогласно:
- Господин граф, госпожа графиня, отведите меня в комнаты месьора Халька! Прямо счас! Иначе я заблужусь в этом сиде, ошибочно именуемом дворцом!
Ринга отговорилась усталостью и крепостью пива, вызвавшего головокружение, а я, вздохнув - делать нечего - вызвался отвести добродушного, но несколько развязного горца на третий этаж, в библиотеку. По дороге Майлдаф трубно возвещал о своем присутствии - казалось, люстры тряслись - это он мне рассказывал о своей ферме в триста овец и торговле шерстью, которую "ты представь, любезный граф, даже шемиты и кофийцы покупают, причем незадешево!"
Вот, наконец, и дверь библиотеки. Не постучав, мы вошли, а я тихонько предупредил Бриана, что в этом помещении разговаривать громко нехорошо мол, хранятся здесь рукописи древних мудрецов и не стоит тревожить их покой. Горец заткнулся.
Слегка повытертые, но все еще толстые ковры заглушили наши шаги. Я свернул направо, в комнату летописца, и увидел Халька с Эйвиндом, сидевших к нам спинами. Жестом я дал знать Бриану, что нужно остановиться и ненадолго замереть.
- Эйв, слушай! По-моему, получилось неплохо! - восклицал Хальк. Библиотекарь взял со стола только что исписанный лист пергамента и с выражением процитировал:
- "Конан прыгнул навстречу и, размахнувшись, нанес сильнейший удар. Длинное лезвие, со свистом описав в воздухе дугу, опустилось на шлем боссонца. И шлем, и клинок не выдержали и с треском лопнули, а Громал мертвым повалился на пол. Конан отскочил, сжимая в руке сломанный меч..."
- По-моему, все было по-другому, - проворчал Эйвинд, отрицательно качая головой. - Слишком у тебя красиво расписано. В жизни-то все не так...
- Конечно! - взмахнув руками, сказал Хальк. - Но на том ведь и строится честь Гая Петрониуса! Сочинение должно нравиться тем, кто его читает, а правда это или нет - неважно.
- Гхм, - кашлянул я.
Хальк резко обернулся, а в его глазах появилось выражение, какого я прежде никогда не видел - испуг.
- Э-э... - выдавил из себя библиотекарь, а Эйвинд встал и по своему обыкновению поклонился. - А-а... Здравствуй, Мораддин. Приветствую тебя, господин Бриан... С чем пожаловали?
Я скроил наивозможно ехидную физиономию, куртуазно раскланялся, уже понимая, в чем дело, и без обиняков заявил:
- Рад приветствовать Гая Петрониуса. Новый трактат о похождениях Конана сочиняем? А если я донесу королю, то что будет?
Хальк понял, что проиграл и его величайший секрет раскрыт. Он напустил на лицо угрюмство, исподлобья глянул на меня и ответил:
- Плохо будет. Не видать мне больше должности летописца. Мало того, что из дворца выгонят, так еще и по морде надают... Мораддин, ради Митры, молчи! Ты же хороший человек, и сочинения Петрониуса тебе вроде бы нравились...
- А в чем дело-то? - Майлдаф посмотрел на меня зелеными непонимающими глазами. - Какой такой Петрониус?
Я мог бы объяснить это горцу, да не особо хотел. Просто я не разболтаю Конану подноготную этой мистификации, а простодушный Бриан, даже если и пообещает молчать, рано или поздно ляпнет.
Я уже много раз упоминал, что Гай Петрониус, писания которого стояли наравне с повестями Стефана, Короля Историй, по общепринятому мнению, был пожилым тарантийцем, у которого на старости лет прорезался дар сочинителя. Списки рукописей Петрониуса доходили до Немедии и даже до Турана, там многократно копировались, и дети благородных семей, а также вполне взрослые и солидные дворяне, а с ними и купцы, и простые обыватели с увлечением зачитывались волшебными сказками аквилонца. Причем последние два года (я так полагаю, со времени, когда Конан появился в Аквилонии и при дворе Нумедидеса) Петрониус сочинял не слишком истинные истории о прежних похождениях варвара и даже меня самого. Полагаю, Хальк в последнее время наслушался от варвара рассказов о его приключениях и представлял их в собственном изложении. А чтобы на него не пало и тени подозрения, подписывал рукописи именем "Гай Петрониус"...
Конан, между прочим, был изрядно зол на этого сочинителя, придумывавшего про него насквозь неправдоподобные байки, и, если бы узнал, что указанный литератор живет у него во дворце и ест его хлеб, выставил бы Халька без зазрения. Именно поэтому я сейчас чинно раскланялся с библиотекарем, незаметно подмигнул ему, давая понять, что начинается новая игра, и, повернувшись к Майлдафу, сказал:
- Бриан, они просто читают истории одного сочинителя по имени Петрониус. В Тарантии принято читать вслух многоразличные летописи и манускрипты.
- Понятно, - кивнул горец. - Вот и хорошо. Я господину Хальку могу прочитать целый сонм темрийских баллад, которые он может записать если нужно.
Юсдаль просиял. Он уяснил, что я не собираюсь выдавать его тайну королю, Майлдаф, мало знакомый с жизнью столицы, ничего не понял, а Эйвинд, в последнее время ставший едва ли не доверенным лицом ученого книжника, и подавно промолчит.