Страница 1 из 8
Выношу горячую благодарность редакторам сего творения: Роману Б., Сергею И., Евгению П. и Анне К.
ГЛАВА 1.
О Ушедшие!.. Как же мне хреново… Желудок решил разорвать со мной всякие взаимоотношения и зажить своей, независимой, жизнью. Я уже дважды опорожнял содержимое непокорного органа на серые бронепластины Шейлдара, чем заслужил две же порции отменной драконьей брани на трех языках.
Вообще, дракон оказался нормальным парнем. Несмотря на то, что был страхолюдным чудищем сорокаметровой длины. Кожистые крылья на полнеба, бугристая броня, хвост с шипами, рогатая башка с желтыми буркалами глаз – все как на миниатюрах в «Историки Процина». Но нрава спокойного, можно даже сказать, интеллигентного. Сразу предложил называть себя на «ты», мол, не дворянского, де, сословия. Мог ввернуть время от времени что-нибудь этакое на Древнем Наречии или процитировать какого-нибудь замшелого старого пердуна, что всегда в любом приличном обществе считалось признаком воспитанного э-э-э… человека. Впрочем, ценность его, как собеседника, заключалась в первую очередь в том, что был он отменным слушателем. С восхищением внимал историям о моих похождениях, лишь изредка вставляя «А он?», «А ты?», «А она?».
Россыпью мельчайших алмазов поблескивали гроздья звезд, узкий полумесяц серебрил драконью броню, колючий ветер покусывал кожу, а я, несмотря на периодически подкатывающую тошноту, вещал, словно профессор Прилл фо Харр после пары бокалов вина, коими он любил сдабривать свои лекции.
– Знал бы ты, Шейлдар, ах, какой это был ангелочек! Шейка лебединая, кожа бархатистая и такая белая, что кажется, то эльфийский шелк! А волосы, напротив, что воронье крыло – черные, как смоль! И такие губки… эта фифа их постоянно подводила малиновым соком. О Ушедшие, до сих пор помню этот треклятый вкус! Сложит, бывало, их так уточкой, хлопнет пару раз ресницами, будто опахалами, и посмотрит на тебя… как Хардарейна на последков. Ласково и с обещанием. В общем, не мог… Не мог мимо столь чудесного создания пройти такой известный ценитель дамских прелестей, как Аска из Фиорены! И все бы ничего, но неожиданно Проведение выкинуло презабавный фортель. Ибо столь чудесный цветочек вырос в семье драного злобного кактуса! А именно, у этого навозного жука, профессора Семалада фо Хиза, являвшимся замдекана философского факультета нашей славной университории!
И хрен бы с ней! Мало ли красоток курсирует по Белой Цитадели?
Но как-то раз, сидя на веранде таверны, попивали мы с моим другом Василивсом Три Шара янтарный ликер, балдея от чудесного летнего вечерка. И вдруг – плывет Она! А надо сказать, к этому времени мы уже прилично налакались этого самого ликера. И вот Василивс и говорит: «Спорю на что угодно, что сей прелестный цветок еще ни одному мужчине не довелось сорвать!» Вернее, сказал-то он, естественно, по-другому, но не буду же я цитировать дословно этого вульгарного ублюдка?
И я не был бы Аской Фиорентийским, известным ценителем женских прелестей, если б не забился с ним в ту же минуту на три золотых, что я в том гнездышке буду первым!
– И стал? – вопросительно прогудел дракон, пока я переводил дух и боролся с мутной волной, неожиданно подкатившей к горлу.
– Ха! Практически!
– Это как так?
– А вот так! Слушай дальше! Ибо, как говорил Аргилак, мать его, Ласточкино Крыло, что по недоразумению Проведения преподавал мне в Белой Цитадели стихосложение: «Главное интрига, Аска! Интрига – залог интереса, а интерес – залог успеха!»
– Какое, гм… глубокое речение… – заценил Аргилака дракон.
– Ну да. Этот старый пердун, не Бранемор, конечно, Талантей, но заворачивал иногда весьма изобретательно… О чем это я? М-м-м… Так вот. Я был неумолим! Я был словно коршун, выслеживающий добычу! О Ушедшие, я штурмовал ее бастионы, словно легендарный Хардарейна! Я исписал сопливыми сонетами целый блокнот! А сколько летних вечеров вместо того, чтобы пить вино в компании друзей или валять глупых первокурсниц, я таскался с ней по краю ойкумены? «Ах, какой нынче закат, любовь моя!», «Ах, закат нынче какой…», «Ах, нынче какой закат…» И, о Ушедшие, ни одного похода в шлюшник! Ни одного! Чтобы ни одна завистливая сволочь не настучала на меня «любви моей»!
И свершилось! Пришел день, когда забежав за ней вечерком, чтобы отправиться на очередное любование треклятым, опостылевшим мне, закатом, я получил неожиданное предложение посетить ее альков!
Ох, Шейлдар, я до сих пор помню эту завлекающую улыбку. О, этот чудесный миг, когда вот только что «нет», а уже через мгновение «да»! Я схватил ее на руки, словно легендарный Баринор Легкий Шаг вознесся по лестнице в спальню, рычащим тигром сорвал наши одежды! И…
Я сделал театральную паузу, ибо история подошла к своей кульминации.
– Ну, ну и? – дракон вывернул шею, скосив на меня полуметровое желтое буркало, словно дальнейшие действия я собирался показывать, а не рассказывать.
– Ну, что сказать, Шейлдар. Во-первых, «этот чудеснейший цветочек» сорвать мне не удалось.
– Как? Почему?
– Ха! Да потому что его кто-то уже сорвал!
– ?
– Да-да! В ее гнездышке я не был первым! Траханная дашаком… – в возмущении я прибавил несколько совсем уж нелестных хандагадарских ругательств, за которые тут же стало стыдно перед интеллигентным драконом. – А строила-то, а строила… Треклятая фифа – разводила меня целых два месяца!
Я замолк, вновь переводя дух. О Ушедшие, не стоит так близко воспринимать дела давно минувших дней.
– А во-вторых?
– А во-вторых… – я вновь выдержал паузу, закручивая интригу, перед тем, как бросить на стол главный козырь. – А во-вторых, в самый ответственный момент двери алькова распахнулись, и в опочивальню ввалился ее папаша! Драный кактус профессор Хиз!
– Ох ты ж…
– Во-во! Старый пердун, вместо того, чтобы надираться своей любимой рисовой водкой в компании профессора Аргилака, решил ни с того ни с сего проведать родное дитятко!
– А потом?
– А потом я дал т-а-а-акого стрекача, что клянусь своими ушами, даже Баринор от последков так не бегал! Еле-еле успел подхватить одежонку, пока ее папаша, красный, словно рак, пытался вспомнить мое имя! Ведь мшистый пень почти два курса преподавал мне философию. И слава Провидению, что я уже сдал ему его драный предмет!
Несколько минут мы провели в молчании. Шейлдар переваривал услышанное, а я внимательно прислушивался к бесам в животе. Треклятые поганцы опять начали попинывать изнутри копытами. О Ушедшие, да за что же мне такое наказание?!
– А как же девушка? – вдруг спросил дракон.
– Какая девушка?
– Ну как это «какая»? «Шейка лебединая, кожа бархатистая…» Почему же ты не женился на такой красавице? «Хенкели стело, ар доминус мари» – как говорили древние!
«Хенкели» – «Счастье»… м-м-м, а «доминус»?.. М-м-м «доминус»… твою мать – не помню!
Я решил не спрашивать у Шейлдара перевод, чтобы не показаться невеждой.
– Ха! Друг дракон, да ты шутишь?! Что б я женился? На ней? И всю жизнь потом лысину ее папаши наблюдать на семейных пьянках? Да чтоб меня! Старый пердун отправил ее куда-то к родственникам на другой конец ойкумены. И это лучшее, что он мог сделать! И вообще. Я не знаю, как там у вас, у драконов, а у нас, у человеков… ну почти человеков – знай, ни одна баба не стоит двух месяцев шатанья у края Бездны и полусотни виршей, что я накатал для этой леди Неприступность! Как это там было…
Твоя улыбка, словно сталь коварного врага,
Меня сражает на лету… чего-то там… исподтишка…
Она еще месяца три присылала мне по письму в неделю, ха-ха! Эх, как же мы гульнули на те три золотых, что отвалил мне Василивс! Пришлось, правда, пригрозить рассказать всему честному народу о некоторых его грешках, так как эта скотина, ни в какую не хотела признавать мою победу в споре! Но в итоге он не смог противиться моим аргументам, отвалил монет, и мы на неделю зависли в шлюшнике мадам Пушты! Чуть было зачет по истории не профукал!