Голубка для оборотня

— Доченька! — вдруг раздалось совсем тихое старого альфы.

Но все услышали. И от неожиданности вздрогнули.

— Моя, родная кровиночка. Я ведь и не знал, что ты есть такая на белом свете. Как же Лиза могла тебя от меня утаить?!

Григорьев-старший шептал эти слова, взяв Бажену за руку.

Постепенно, один за одним, все посторонние вышли, оставив в палате только Григорьевых и Яна.

Старик, казалось, совсем перестал обращать на всё его окружающее внимание. Он только продолжал одной рукой держать лежащую без сознания девушку за руку, а другой принялся осторожно гладить её.

— Хорошая моя, борись. Ты должна постараться. Тебе ещё очень рано отправляться к праотцам. Ты ещё так многого в этой жизни не видела.

Эти и ещё много других слов бормотал он, полностью сосредоточившись на Бажене. Но она всё так же продолжала лежать неподвижно. Не один прибор не пикнул, не показал об изменении состояния больной.

— Хорошая моя, если ты придёшь в себя, я всё-всё тебе расскажу. Обещаю. Я даже разрешу тебе быть счастливой с Архангельским. Ради тебя я пойду на мир с ними. Только приди в себя.

Ян и Грег в это время оба пребывали в каком-то подвешенном состоянии. И если Грег приходил в себя от новости, что у него, оказывается, есть родная сестра и, что этой самой сестрой является ни кто иная, а белоснежка, девушка, с которой он ещё недавно сам был не прочь провести парочку жарких ночей. Да что там: он ведь крепко позавидовал тогда Архангельскому: когда увидел её первый раз, там, на поляне у Киреева. Такую всю разомлевшую, мягкую от ласк и страсти ненавистного Архангельского, сплошь покрытую его запахом. Его внутренний зверь тогда просто взвыл. И Грег по ошибке подумал, что он просто приревновал эту девушку к Яну.

А сегодня утром, когда он снова её увидел, когда он понял, что они снова вместе, да не просто вместе, а она носит под сердцем детей Архангельского, только сама этого не знает, Грег пришёл в бешенство.

У него никогда не было ни младшей сестры, ни младшего брата. Была только старшая сестра, которая давно уехала в чужую страну и навещает их очень редко. Поэтому Грег рос один. Вся любовь и забота, всё внимание родителей, а после смерти матери только отца — всё это доставалось ему одному. И он совсем не знал, каково это, чувствовать заботу и волнение о ком-либо, кто одной крови с тобой.

А что же Ян? Он потерялся в круговороте мыслей и эмоций. Но сильнее всего остального была мысль, что Бажена ему не племянница! Не важно, как так вышло, что брат воспитывал чужого ребёнка. Мало того — ребёнка врага. Ведь здесь и сомнений быть не могло, чтобы он не знал, чей это ребёнок. В мире оборотней всё гораздо проще.

Вдруг приборы запикали. И Ян и Грег тут же метнулись к девушке, которая в это самое время открыла глаза.

— Вы, вы, — чуть слышным, срывающимся голосом прошептала она, глядя прямо в глаза старому альфе, — спасибо вам. Вы не отдали им моих малышек. Кто вы?

— Я твой отец, синеглазая, — выдохнул в ответ старик, бессильно опуская голову.

В палате тут же поднялась суета. Появились врачи — много врачей. Они бросились к Бажене, стали проверять её состояние. Другие — к своему старому альфе, который сейчас лежал почти без движения. Ещё миг и его увезли, по дороге оказывая помощь.

Прошли сутки. Бажена уверенно шла на поправку. Даже её малышки снова зашевелились. Правда пока вяло и как-то неохотно. Лишь когда ладонь отца лежала на животе матери они подавали признаки жизни. Ну и плюс УЗИ неизменно показывало, что с детьми всё в порядке. Как это было ни странно.

Состояние Григорьева-старшего тоже стабилизировалось. Правда он пока не мог вставать. Единственное, что ему разрешил врач, это сидеть.

Старик настоял на том, чтобы быть в одной палате с дочерью. На что, как это можно догадаться, никто возражать не стал.

И вот сейчас, в палате, где кроме отца и дочери присутствовали Ян с Марией и Грег, старый альфа начал свою исповедь:

— Я тогда был уже женат. Но Ольгу я не любил, её мне навязали родители и обычаи. Может быть поэтому моя старшая дочь так холодна к нам, может быть именно поэтому она уехала и объявляется только по очень значимым событиям. У меня к тому времени уже даже Гриша родился, долгожданный сын. И тут у меня снесло крышу. Я увидел их: Мишку Архангельского и его невесту. Они встречались тайно. И о том, что у старшего сына Архангельского серьёзный роман с простой человеческой девушкой не знал никто. Ведь это сейчас требования, планки стали проще. Это сейчас брак с полукровкой, даже с человеком допускается в семье альфы. А тогда это было строго запрещено.

Вот и Миша скрывал свою любовь. Они любили друг друга — я это видел собственными глазами. Только отношения между ними были такими чистыми и невинными, что я даже ему посочувствовал. Своему врагу, представляете, дети? Я незаметно наблюдал за ними. За их свиданиями, которые неизменно заканчивались лишь поцелуем в щёчку. Я смеялся над Архангельским, я считал его сопляком и неудачником.

Но когда я узнал, что они собрались сбежать, когда я узнал, что Миша решился променять всё и вся на любовь к этой девчёнке, я принял решение. И название ему — месть. Ведь вам уже всем хорошо известно, что конфликт между нашими семьями старый. Такой старый, что ни я, ни тем более кто-то из ваших, Архангельские, теперь уже не знает, с чего всё началось. Известно только, что тянется он более ста лет. Где-то до революции начался.

В тот вечер я снова следил за ними. И мне повезло. Я выбрал такой момент, когда Лиза — невеста Мишки Архангельского осталась одна. Он ушёл за билетами, а девчёнка сидела и караулила вещи. Мне не составило никакого труда внушить ей следовать за мной. Без особых проблем я заманил её к себе в машину и увёз. Во мне бушевала месть, ненависть ко всем Архангельским. Я, если честно, до сих пор не могу понять, откуда они каждый раз во мне берутся. Они как снежная лавина нарастают, расползаются, заполняя собой всё вокруг. Разум отключается, уступая место только злости и желанию уничтожить противника.

Мне сейчас очень тяжело это вам всем говорить, но в ту ночь вся эта ненависть нашла выход. И жертвой стала Лиза, твоя, Бажена мать.

Нет, вы не подумаете, я был с ней нежен. Я даже почти не принуждал её к близости со мной. Я просто немного использовал по отношению к этой глупышке внушение. Она только на утро поняла, что провела свою первую ночь не со своим женихом, а со мной.

А потом я просто оставил её, рассмеявшись ей в лицо. Ну и ещё передал привет Архангельским от Григорьева.

Я и подумать не мог, что после той единственно ночи Лиза сможет забеременеть и родить. И что вообще не укладывается у меня в голове: как она после всего этого выжила?

— Выжила, — заговорила Бажена, — ей знахарка одна помогла, Аграфена.

— Аграфена… — как нараспев произнёс Григорьев-старший, — кто же ты такая?

— Одна женщина. Она и мне помогла. Только я не согласна с тем, что вы назвали моего отца слабаком. Он не слабак: он-то как раз сильный. Он оказался сильнее вас всех. Отец, узнав что вы натворили с его невестой, даже узнав, что она носит вашего ребенка, не бросился устраивать разборки, не потребовал кровной мести. Он просто ушёл. И маму и меня увёз. Он воспитал меня как родную дочь. У меня ни разу за все годы не возникло даже подозрения, что я ему не родная. Отец воспитывал меня в праведности и морали. Он всегда учил любви и милосердию. Он говорил, что главное в нашей жизни — любовь и радость за близких. Он учил умению прощать и забывать обиды. Папа оказался сильнее вас всех, альфы. И без разницы — Архангельские вы или Григорьевы.

Бажена замолчала и взглянула серьёзным взглядом на всех присутвующих.

— Ты права, дочка, — согласился с ней старый альфа, — очередной раз убеждаюсь, что моя кровь заявляет о себе. В твоём случае это мудрость. И пусть она вложена в твою голову Архангельским, гены-то мои!

— Ваши, — согласилась Бажена, — и мы с Яном этому безумно рады. И спасибо вам за помощь.