Эксклав Русия

Пролог

Поражающий великолепием, грандиозный невозможностью охватить взглядом и беззвучный для человеческого уха танец длился миллиарды лет. Различные по размеру, составу и отмерянному времени жизни восемь шаров, величественно кружась, увлекая в вечных оборотах спутники-планеты и небольшие космические тела, обгоняя друг друга, плыли по близким орбитам. Звезда в центре, мать этого упорядоченного хаоса, руководя мистерией, купала танцоров в потоках частиц, нагревая ближайших и еле даря свой свет далеким. Потоки солнечного ветра, обтекая магнитные поля планет, сталкиваясь с галактическим излучением, спешили в разные стороны от звезды до самых окраин системы.

Массивный газовый гигант, летящий в пространстве вокруг звезды, имея мощное магнитное поле, легко отражал потоки материнской энергии. Бело-серо-бурые кольца газовой атмосферы гиганта перемежались громадными воронками ураганов и спиралями потоков газа различных температур. Кроме множества спутников, гигант имел несколько еле видимых колец, далеко разнесенных от крутящегося тела планеты. Астероиды различной массы, вещества, размера и плотности двигались не только по орбите газового гиганта. Орбиты астероидов и редких комет проходили по любой траектории, двигались к звезде в центре и от нее, пересекая огромные астероидно-пылевые пояса. Хаотичные орбиты менялись под воздействием различных сил, сходились и снова разбегались в разные стороны. В случае контакта массы вещества или поглощались большей массой, чуть меняя ее орбиту, или, разлетаясь, создавали новые орбиты, и так до следующего направления движения или удара.

Небольшой объект, двигавшийся по хаотичной орбите в огромном астероидно-пылевом поясе между газовым гигантом и ближней к звезде красно-серой планетой, походил на комету тусклым свечением и роем сопутствующих тускло мерцающих тел, образующих хвост. Проверенная полумиллионом лет орбита астероида вибрировала, оставляя четкий след в Едином инфополе Вселенной.

Чернота космоса, проколотая точками звезд, наполненная невидимыми глазу и неподдающимися счету космическими телами, наполненная неразличимыми для человеческого уха звуками Вселенной, вдруг закрылась еще большей чернотой. Казалось, оттуда проглянула поистине вселенская пустота, поглощающая бытие быстрее скорости последней ужасающей мысли и являясь для частицы нашего мира концом или перерождением. Все вокруг, что могло чувствовать, чувствовало ужас этой изнанки Вселенной. Что могло убежать – убегало, что не могло – замирало перед неизбежностью конца, пораженное величием и непостижимостью природы.

Среди потусторонней черноты изнанки, на тысячные доли мига проявившейся здесь, появилась ослепительная точка света, сразу превратившись в мириады точек разной интенсивности свечения. Сложная геометрическая фигура, напоминающая шарообразную снежинку высокой плотности размером с недалеко летящий астероид, мелькнула незаметным глазу светом и через секунду пропала вместе с астероидом и куском пространства, поглощенная пустотой. В системе ничего не изменилось. Так же висел огромный газовый гигант, окруженный спутниками, поясами астероидов и облаками пылевых частиц.

Снова изнанка пространства мелькнула чернотой в виду голубой планеты. Появившийся в пространстве астероид мелькнул в потоке частиц близкой звезды тусклым светом и двинулся к ней мимо испускавшей слабое сияние темной отсюда голубой планеты. Шарообразная снежинка замерцала точками энергий, астероид ускорился, минуя планету, по большой орбите уходя в притяжение звезды. Мерцающие узоры внешнего контура снежинки сверкнули и потухли, астероид с сопутчиками исчез, будто его и не было.

Глава 1

Маленькая серая птичка, припав к земле, косилась выпуклым, застывшим в одной точке глазом на необычное явление. Другой глаз, казалось, вращался, следя за разлетающимися от вершины кусками скальной породы. Птичка явно была не в себе после серии громких взрывов и свиста летящих кусков породы. Дым, бешено крутясь клубами и развеваясь ветром, уносил разрывы в преисподнюю. Далеко внизу, сквозь полуторакилометровую толщу, видны были прилизанные облаками сопки, подсвеченные восходящим оранжевым Солнцем.

Скальные пики, венчающие отвесные стены, окружали покоем небольшой клочок кустарника и стайку лиственниц на склоне горы. Короткая горная травка, перемешивая и пряча зеленые оттенки, перемежалась рододендронами и лиственничным стлаником. В оглохшем мирке звенящей тишины живело только быстрое течение небольшого ручейка, что петлял меж каменных гряд.

Маленькое худое тело, лежавшее среди обломков скальника, веток и сорванной, разломанной крыши хижины, резко отдернуло руку от разметенного кострища и глухо застонало. Звук был тяжелым, не расходился далеко, и, казалось, сама Земля, опомнившись от разрушения, выразила свое недовольство. С трудом повернув голову, тщедушный старик повертел глазами и медленно сел. Его руки тряслись, плечи непроизвольно двигались, на левой скуле темнел кровоподтек. Потерев руку о землю, старик убрал со лба копну нечесаных волос и, блеснув глазами, улыбнулся.

– Спасибо, Мать, и вам добрые духи этих гор, спасибо, – у старика тряслась челюсть, но он говорил все тверже, – однако больше духи не потерпят такого разлада, я пришел сюда в поисках покоя, уйдя от помрачённых в своем величии людей, от бега людского и суетности, чуждых мыслей и дел. – Старик, поняв, что с трудом формирует мысли, коротко передохнул и попытался расслабиться и унять стресс. – Ох-ох-ох, что я наделал?!

Чуть позже, старик поднялся и посмотрел на небольшой наручный палмтоп, горевший синим матовым светом, глаза приобрели жесткую осмысленность.

– Орс, Орса! – закричал старик низким вибрирующим голосом. – Где ты, пёсик?

Сощурившись от дыма, он вертел головой и, с трудом встав, направился вниз к большой куче веток и остатков крыши хижины. Оттуда раздалось вымученное потявкивание и большой, со старика, пес, припадая на переднюю лапу, подбежал к хозяину. Старая усатая собака, с вываливающейся шерстью, с большой ухмыляющейся мордой вертелась вокруг, терлась о старика и повизгивала.

– Ну, ну, тихо, Орса, спокойней. Видишь, и в этот раз ничего страшного, – старик с сомнением посмотрел на разваленную хижину, на треснувший вдоль большой камень-алтарь у кострища. – Однако и здесь суета меня догнала. Мир погряз в суете и бессмысленности, а я, пытаясь помочь ему, сам поспешил и все испортил. Ну, ничего, время еще есть у этого мира, жаль, что его нет у меня. Однако уже новый день, надо прибраться, поесть и поспать.

Старик привык разговаривать сам с собой. Единственным собеседником ему была старая собака, она внимательно выслушивала старика, шумно втягивала носом воздух и кивала лохматой головой. Ответить она не могла, да старик и не нуждался в ответе. Он вслух ставил себе задачи и выполнял их, отдыхая, рассказывал себе и собаке об окружающем мире или пел ей старые мантры.

Ветер, взвиваясь вдоль лиственниц дымом и мелкими щепками, срывался с отвесной кручи вниз. Он дул здесь всегда, и старик очень удивился бы, не обнаружив его мягкой силы и напевного разговора. Кряхтя, он собрал не улетевшую в тартарары утварь, книги, приборы, умку с синим экраном, мерцающим тонкими линиями. Собрав камни вокруг кострища, надолго уставился на разломанный большой камень с округлой нишей посредине. Лоб старика пересекла вертикальная морщина, усы приподнялись, борода вытянулась. Наконец, махнув рукой, оглядываясь на приближающиеся снизу серые облака, старик начал собирать жерди для крыши хижины.

Жилье старика стояло среди низких, но массивных, разлапистых лиственниц на берегу мелкого и неширокого ручья, который, журча по острым серым камням, терялся среди пологих скал и убегал вниз, к разлому. Выше, в сторону взмывавших в небо скальных пиков с белыми далекими шапками снега, с которых, казалось, сползал туман, в конце небольшой тропки находился ключик.

Покачав и уверившись в крепости хижины, старик стал настилать на нее собранные жерди, увязывая их мотком ленты-липучки. Слипнувшись хитрыми ворсинками и размокнув, лента придавала конструкции достаточную для сильных ветров крепость. Настелив сверху собранный лиственный лапник, старик починил крышку-загородку, сплетенную из мелких ветвей, и расстегнул дверь внутреннего дома. Усталость после ночных опытов давала себя знать и он, ощутив себя в безопасности, пробормотав короткую мантру, свалился на ложе и мгновенно уснул. Собака, привычно прослушав, как защёлкивается полотно входа и скрипит старое ложе, растягиваясь и принимая форму уставшего тела, покрутилась немного слева от входа, свернулась в клубок под крышкой из веток и, вздохнув, тоже уснула.