Страница 4 из 34
Около полуночи ее испугал сир Джорах, ворвавшийся в шатер мимо Силача Бельваса.
– Безупречные схватили одного из наемников, который пытался проникнуть в лагерь.
– Лазутчик? – Это испугало ее еще больше. Если схватили одного, сколько могло проскользнуть незамеченными?
– Он утверждает, что принес вам дары. Это тот желтый болван с синими волосами.
«Даарио Нахарис».
– Хорошо, я выслушаю его.
Рыцарь-изгнанник ввел наемника, и Дени подумалось, что двух столь несхожих людей еще не бывало на свете. У тирошийца кожа светлая, у сира Джораха смуглая, один гибок, другой кряжист, у Даарио буйные кудри и нет растительности на теле, Мормонт лысеет, зато тело у него волосатое. И ее рыцарь одевается просто, а наряд другого посрамил бы даже павлина; впрочем, для ночного визита он накинул на свое желтое одеяние плотный черный плащ. На плече он нес тяжелый холщовый мешок.
– Кхалиси, – сказал он, – я принес вам дары и добрые вести. Вороны-Буревестники ваши. – Когда он улыбнулся, во рту у него сверкнул золотой зуб. – Как и Даарио Нахарис!
Дени колебалась. Если тирошиец пришел сюда шпионить, это заявление может быть всего лишь отчаянной попыткой спасти свою голову.
– Что скажут на это Прендаль на Гхезн и Саллор?
– Да ничего. – Даарио перевернул свой мешок, и на ковер выкатились головы Прендаля на Гхезна и Саллора Смелого. – Мои дары королеве драконов.
Визерион, учуяв кровь, сочащуюся из шеи Прендаля, дохнул огнем прямо в лицо мертвеца, дочерна опалив его бледные щеки. От запаха жареного мяса Дрогон с Рейегалем тоже закопошились.
Дени затошнило.
– Это ты сделал? – спросила она.
– И никто другой. – Если Даарио Нахарис и побаивался ее драконов, то хорошо это скрывал. Можно было подумать, что перед ним котята, играющие с мышью.
– Но почему?
– Потому что вы прекрасны. – Кисти его рук говорили о силе, а твердые голубые глаза и большой загнутый нос наводили на мысли о великолепной хищной птице. – Прендаль говорил слишком много и сказал слишком мало. – Его наряд при всей своей роскоши был поношен, на сапогах проступала соль, лак на ногтях облупился, кружева пострадали от пота, подол плаща обтрепался. – А Саллор только и знал в носу ковырять, точно у него сопли золотые. – Он стоял, опустив скрещенные руки на рукояти двух клинков: кривой дотракийский аракх на левом бедре, мирийский стилет на правом. Рукояти представляли собой золотые женские фигуры, нагие и соблазнительные.
– Хорошо ли ты владеешь этими красивыми клинками? – спросила его Дени.
– Прендаль и Саллор подтвердили бы, что это так, если бы мертвые могли говорить. Я не считаю день прожитым, если не полюбился с женщиной, не убил врага и не поел как следует… а дням, прожитым мною, нет счета, как звездам на небе. Из смертоубийства я сделал искусство, и не один акробат или огненный плясун со слезами молил богов даровать ему половину моего проворства и хотя бы четверть моей грации. Я мог бы назвать вам имена всех, кого убил, но прежде чем я закончу, ваши драконы вырастут большими, как замки, стены Юнкая рассыплются в желтую пыль, а зима пройдет и настанет снова.
Дени засмеялась – ей понравилась лихость Даарио Нахариса.
– Обнажи свой меч и поклянись, что будешь служить мне.
Аракх Даарио в мгновение ока вылетел из ножен. Его клятва верности вышла столь же чрезмерной, как и все остальное в его виде и поведении – он пал ниц к ее ногам и произнес:
– Мой меч принадлежит вам. Моя жизнь принадлежит вам. Мое сердце принадлежит вам. Моя кровь, и мое тело, и мои песни – все принадлежит вам. Я буду жить и умру по вашему приказу, прекрасная королева.
– Тогда живи – и сразись за меня этой ночью.
– Это неразумно, моя королева. – Сир Джорах устремил на Даарио холодный, тяжелый взгляд. – Лучше оставить его здесь под стражей, пока битва не будет выиграна.
Дени подумала немного и покачала головой.
– Если он отдаст нам Ворон-Буревестников, внезапность атаки обеспечена.
– Но если он нас предаст, с внезапностью можно проститься.
Дени снова посмотрела на Даарио, и он улыбнулся ей так, что она вспыхнула и отвернулась.
– Он не предаст.
– Откуда вы знаете?
Она указала на куски горелого мяса, пожираемые драконами.
– Я назвала бы это доказательством его искренности. Даарио Нахарис, пусть твои Вороны будут готовы ударить на юнкайцев сзади, когда мы начнем атаку. Сумеешь ты благополучно добраться назад?
– Если меня остановят, я скажу, что ходил в разведку и ничего не видел. – Тирошиец поклонился и вышел, но сир Джорах задержался.
– Ваша милость, – сказал он прямо в лоб, – это ошибка. Мы ничего не знаем об этом человеке…
– Мы знаем, что он отменный боец.
– Отменный болтун, вы хотели сказать.
– Он привел нам Ворон-Буревестников. – «И глаза у него голубые».
– Пятьсот наемников, чья верность более чем сомнительна.
– В такие времена всякая верность сомнительна, – заметила Дени. «И мне предстоит пережить еще две измены: одну ради золота, другую ради любви».
– Дейенерис, я втрое старше вас и знаю, как способны лгать люди, – сказал сир Джорах. – Доверия достойны очень немногие, и Даарио Нахарис к ним не принадлежит. У него даже борода крашеная, а не настоящая.
Это разгневало Дени.
– А у тебя, стало быть, настоящая – ты это хочешь сказать? И ты единственный человек, достойный моего доверия?
– Я этого не говорил, – деревянным голосом сказал Джорах.
– Ты это каждый день говоришь. Пиат Прей – лжец, Ксаро – интриган, Бельвас – хвастун, Арстан – наемный убийца… ты принимаешь меня за невинную девочку, которая не понимает, что стоит за словами мужчин?
– Ваша милость…
– Лучшего друга, чем ты, у меня никогда не было, – повысив голос, говорила она, – и Визерис никогда не был мне таким хорошим братом, как ты. Ты мой первый королевский гвардеец, командующий моей армией, самый ценный из моих советников, моя незаменимая правая рука. Я высоко тебя ценю и уважаю, ты мне дорог… но я не хочу тебя, Джорах Мормонт, и мне надоели твои попытки устранить от меня всех прочих мужчин, чтобы я могла полагаться только на тебя одного. Тебе это все равно не удастся, а меня не заставит тебя полюбить.
В начале ее речи Мормонт побагровел, а в конце побледнел снова и стал точно каменный.
– Как прикажет моя королева, – холодно молвил он.
Дени пылала жаром за них обоих.
– Она приказывает тебе отправиться к твоим Безупречным, сир. Тебе предстоит выиграть битву.
Он ушел, и Дени бросилась на подушки рядом с драконами. Она не хотела быть резкой с сиром Джорахом, но его бесконечные подозрения пробудили наконец дракона и в ней.
«Ничего, он простит меня, – сказала она себе. – Ведь я его королева». Она невольно задумалась о том, права ли была относительно Даарио, и ей вдруг стало очень одиноко. Мирри Маз Дуур пообещала ей, что она никогда не родит живого ребенка. «Дом Таргариенов исчезнет вместе со мной». Эта мысль опечалила ее.
– Вы мои дети, – сказала она драконам, – мои свирепые детки. Арстан говорит, что драконы живут дольше людей, и вы меня переживете.
Дрогон изогнул шею и куснул ее за руку. Зубы у него очень острые, но он ни разу не поранил ее, играя. Дени засмеялась и стала катать его туда-сюда, а он зарычал и начал хлестать хвостом. «Он заметно вырос, а завтра станет еще больше. Они все теперь растут быстро, и когда они подрастут, у меня появятся крылья». Верхом на драконе она сможет сама вести своих людей в бой, как вела в Астапоре, но пока они еще слишком малы, чтобы выдержать ее вес.
Минула полночь, и на лагерь опустилась тишина. Дени оставалась в шатре со служанками, Арстан и Бельвас несли караул. «Ждать – самое трудное». Дени, сидя без дела во время боя, идущего помимо нее, снова почувствовала себя ребенком.
Время ползло черепашьим шагом. Чхико помассировала ей плечи, но Дени все равно была слишком взволнованна, чтобы спать. Миссандея предложила спеть ей колыбельную Мирного Народа, но Дени отказалась и велела девочке привести Арстана.