Страница 30 из 34
Жаль, что теперь ночь, а не день. Днем, если бы выглянуло солнце и подул ветер, Арья смогла бы разглядеть знамена, поискать лютоволка Старков, или боевой топор Сервинов, или кулак Гловеров. А ночью все краски становятся серыми. Дождь сменился мелкой изморосью, переходящей в туман, но промокшие знамена по-прежнему висели как тряпки.
Лагерь плотно огораживала изгородь из телег, и здесь Клигана с Арьей остановил караул. Фонарь, который нес сержант, позволил Арье разглядеть, что плащ на этом человеке бледно-розовый, с красными точками, а у солдат на груди виднелся герб лорда-пиявки, ободранный человек Дредфорта. Клиган рассказал им ту же историю, что и рыцарю с вилами, но сержант Болтона оказался не столь сговорчивым, как сир Доннел Хэй.
– Солонина – не то мясо, что подают на господском свадебном пиру, – презрительно заявил он.
– Так у меня еще и свиные ножки есть, сир.
– Все равно. Пир уже идет к концу. И я северянин, а не какой-то южный рыцарь-молокосос.
– Мне велено обратиться к управляющему или к повару…
– Замок закрыт, и господ беспокоить нельзя. – Сержант немного поразмыслил. – Можешь выгрузить свой товар у шатров, вон там, – показал он окольчуженной рукой. – Эль разжигает у людей голод, а старому Фрею свиные ножки ни к чему – они ему не по зубам. Спроси Седжкинса, он тебе скажет, что делать. – Сержант отдал приказ, и его люди откатили в сторону одну из телег, чтобы дать Клигану проехать.
Пес, щелкнув кнутом, направил лошадей к шатрам. Никто не обращал на них внимания. Они ехали мимо нарядных павильонов, чьи мокрые шелковые стенки светились, как волшебные фонари, от горящих внутри ламп и жаровен – розовые, золотистые, зеленые, полосатые, узорные и клетчатые, с птицами, зверями, шевронами, звездами, колесами и разными видами оружия. Арья заметила желтую палатку с шестью желудями, внизу три, над ними два, сверху еще один. «Лорд Смолвуд», – подумала она, вспомнив далекий замок, желуди и его хозяйку, назвавшую ее красивой девочкой.
На каждый шелковый павильон, однако, приходилось две дюжины простых холщовых палаток, где огонь не горел. Иные из них могли вместить два десятка пехотинцев, но пиршественные шатры все равно были больше. Попойка, как видно, шла уже несколько часов. Громкие здравицы и стук винных чаш смешивались с обычными лагерными звуками: ржанием лошадей, лаем собак, грохотом катящихся во тьме повозок, смехом, руганью, лязгом стали и треском дерева. Музыка здесь, под замком, стала еще громче, но под всем этим слышался грозный шум Зеленого Зубца, ревущего, как лев в своем логове.
Арья крутилась во все стороны, надеясь увидеть эмблему с лютоволком или палатку в серых и белых тонах Винтерфелла. На глаза ей попадались одни незнакомцы. Какой-то человек справлял нужду в тростнике, но это был не Элбелли. Из палатки со смехом выскочила полуодетая девушка, но палатка была бледно-голубая, а не серая, как сначала показалось Арье, и у мужчины, который выбежал следом за девицей, на дублете была рысь, а не волк. Четверо лучников под деревом натягивали навощенные тетивы своих длинных луков, но это были не люди ее отца. Дорогу им перешел мейстер, но он был слишком молод и строен для мейстера Лювина. В двух башнях Близнецов светились окна. Сквозь дымку дождя замки казались жуткими и таинственными, словно вышедшими из сказок старой Нэн, но это был не Винтерфелл.
У шатров толпа была гуще всего. Широкие полотнища были подвязаны кверху, и люди входили и выходили с рогами и кружками в руках, а иные и с женщинами. Клиган проехал мимо входа в первый шатер, и Арья увидела внутри сотни человек – одни сидели на скамьях, другие толкались у бочек с медом, вином и элем. В шатре яблоку негде было упасть, но это, похоже, никому не портило настроения. Замерзшая и промокшая Арья позавидовала им – там по крайней мере тепло и сухо, даже песни поют. Мелкий дождь у входа клубился от выходящего изнутри тепла.
– За лорда Эдмара и леди Рослин! – крикнул кто-то. Все выпили, и другой голос прокричал: – За Молодого Волка и королеву Жиенну.
«Какая еще королева Жиенна?» Единственной известной Арье королевой была Серсея.
У шатров вырыли костровые ямы, поставив над ними навесы из досок и шкур для защиты от дождя. Но с реки задувал ветер, и влага все равно попадала в огонь, который шипел и дымился. Повара жарили мясо на вертелах, и от запаха у Арьи потекли слюнки.
– Может, остановимся? – спросила она Клигана. – Там внутри сидят северяне. – Она распознала их по бородам, по лицам, по плащам из медвежьих и тюленьих шкур, по здравицам и песням. Это люди Карстарков, Амберов и воины из горных кланов. – Спорю, здесь и винтерфеллцы есть. – Люди ее отца, люди Робба, лютоволки Старков.
– Твой брат в замке, и мать тоже. Ты хочешь к ним попасть или нет?
– Хочу. А как же Седжкинс? – Сержант велел им спросить Седжкинса.
– Горячую кочергу ему в задницу, твоему Седжкинсу. – Клиган огрел кнутом одну из лошадей. – Мне нужен твой проклятый братец, а не он.
Кейтилин
Барабаны гремели, и ее голова гремела вместе с ними. На хорах в дальнем конце зала завывали волынки, верещали флейты, пиликали скрипки и дудели рога, но барабанный гром перебивал все остальное. Музыка отражалась эхом от стропил, а внизу ели, пили и перекрикивались гости. «Уолдер Фрей, должно быть, глух как пень, если терпит такую музыку». Кейтилин пригубила вино, глядя на Динь-Дона, скачущего под звуки «Алисанны». По крайней мере, ей казалось, что это «Алисанна» – у таких музыкантов это в равной степени могло быть «Медведем и прекрасной девой».
Снаружи все еще шел дождь, но в Близнецах стояла духота. В очаге ревел огонь, на стенах дымно пылали многочисленные факелы, но основной жар шел от человеческих тел: гости теснились на скамьях так плотно, что всякий, кто хотел поднять свою чашу, толкал в ребра своего соседа.
Даже у них на помосте сидели теснее, чем Кейтилин было бы желательно. Ее поместили между сиром Риманом Фреем и Русе Болтоном, и это сказывалось на ее обонянии. Сир Риман пил так, словно завтра в Вестеросе вина больше не останется, и обильно потел. Перед этим он, видимо, выкупался в лимонной воде, но никакой лимон не мог перешибить такое количество кислого пота. От Русе Болтона шел более сладкий, но не менее неприятный запах. Вместо обычного алкоголя он пил смешанное с медом и специями вино и ел очень мало.
Кейтилин не могла его винить за отсутствие аппетита. Для начала им подали жидкий луковый суп, за ним последовал салат из зеленых бобов, лука и свеклы. Затем принесли щуку в миндальном молоке, пареную репу, успевшую остыть по дороге, студень из телячьих мозгов и жилистую говядину. Такое угощение вряд ли приличествовало подавать королю, а от телячьих мозгов Кейтилин просто затошнило. Но Робб ел все это без жалоб, а ее брат был слишком занят своей молодой женой, чтобы обращать внимание на еду.
Кто бы мог подумать, что Эдмар сетовал на свою судьбу всю дорогу от Риверрана до Близнецов? Муж и жена ели с одной тарелки, пили из одного кубка, а между глотками обменивались невинными поцелуями. Эдмар отказывался от большинства блюд, и неудивительно. Кейтилин не смогла бы вспомнить, что подавали на ее собственном свадебном пиру. «Съела ли я тогда хоть кусочек? Или все время смотрела на Неда, гадая, каков он, мой муж?»
У бедняжки Рослин улыбку словно приклеили к лицу. «Ну что ж, девочку выдали замуж, но брачная ночь еще впереди. Конечно же, ей сейчас страшно, как и мне в свое время». Робб сидел между Аликс и Уолдой Светлой, самыми спелыми из девиц Фрей. «Я надеюсь, вы не откажетесь потанцевать с моими дочерьми на свадебном пиру, – сказал ему недавно Уолдер Фрей. – Это порадует стариково сердце». Должно быть, его сердце порадовалось вдоволь – Робб исполнил свой долг, как подобает королю. Он потанцевал с обеими соседками по столу, с новобрачной и восьмой леди Фрей, с вдовушкой Ами и женой Русе Болтона Уолдой Толстой, с прыщавыми двойняшками Серрой и Саррой и даже с Ширеей, меньшой дочкой лорда Уолдера, лет шести от роду. Кейтилин гадала, доволен ли лорд Переправы или он в обиде за всех прочих дочек и внучек, еще не танцевавших с королем?