Страница 1 из 17

Человек теней

Нун Джефф

Джефф Нун

Человек теней

Jeff Noon

A Man of Shadows

Пролог. Ртуть

В переулке Фаренгейт был рыночный день. По узким проходам между прилавками двигались сотни людей, толкая друг друга в стремлении приобрести различные товары – серебряные столовые приборы, зеркала, сверкающие драгоценности, блестки, хрустальные кувшины, фонари любого размера и форм, декоративные осколки цветного стекла, горелки, бусы, безделушки и всевозможные сияющие металлические побрякушки. Содержимое прилавков поблескивало в свете мощных ламп, висевших под низким потолком. Температура воздуха постоянно повышалась, и в помещении царила духота. Покупатели неистово толкались. Плоть против плоти. Кто-то упал в обморок, и его унесли – ничего необычного. Пара уличных музыкантов исполняла новую уличную балладу «Пламя любви», словно пытаясь добавить блеска к и без того яркому дню. Торговцы вовсю старались перекричать друг друга, расхваливая свой ассортимент: зонтики, солнцезащитные очки, льняные куртки и широкополые шляпы, дезодоранты, духи. Вокруг прилавков часовщиков раздавался постоянный оглушающий шум тиканья, звона и жужжания. В недавнем докладе говорилось, что в городе сейчас работает более двадцати миллионов часов, причем их ежедневно изготавливают, ремонтируют и продают. Люди были одержимы временем. Члены Союза историков города раздавали брошюры, в которых подробно излагалась хронология последних событий. Среди покупателей прошел молодой человек, одетый как Аполлон, Бог Солнца, и при виде его по толпе прокатился громкий крик. Все это происходило в Дневном районе. Другого подобного места не существовало, и граждане гордились тем, что являются частью этого жаркого, залитого светом рая.

Одной из них была Дженни Джеймс. Друзья называли ее Джей Джей. Ей было двадцать шесть лет, она работала репортером «Сигнального огня» – главной газеты города. Замужняя, но пока бездетная, она усердно занималась своей карьерой.

Дженни понятия не имела, что среди шума и суматохи, света и жары истекают последние несколько минут ее жизни.

Рядом с ней был ее муж, Леон. Они выбирали подарок на день рождения ее племянницы и остановились у прилавка с калейдоскопами. Взяв занятную вещицу в руки, Джей Джей подняла ее к глазам. Посмотрев для начала на демонстрационные лампы на самом прилавке, она перевела калейдоскоп на ярко освещенные неоновые вывески и прожекторы, висевшие на потолке. Когда она стала вращать прибор, сломанные бусинки и фрагменты цветного стекла внутри трубки начали переливаться в новые узоры. Поистине гипнотический эффект! Она почувствовала легкую слабость от внезапного опьяняющего взрыва желтого, красного и оранжевого цветов. Дженни навела устройство на новый объект – маленького мальчика, который держал в руках фонарик на батарейках в форме звезды. Он явно гордился своей игрушкой. Фонарик излучал серебристый и голубой призматический свет, сквозь линзу калейдоскопа кажущийся вращающимся колесом из ножей.

Джей Джей ощутила нечто странное. В ее боку вспыхнула острая боль, но не успела она понять, что произошло, как то же случилось со спиной.

На нее напали?

Она не могла понять, что с ней происходит.

Калейдоскоп упал на землю. Она попыталась закричать, но звук застрял в горле. Даже вздохнуть было трудно. Живот обжигало болью, и, положив на него руку, она увидела, что пальцы измазаны кровью. Она смотрела на кровь, ярко блестевшую в свете рыночных ламп. Джей Джей инстинктивно уклонилась, избегая нападения. Но ничего не получилось.

Она рухнула на землю.

Ничего не понимая, ее муж на несколько секунд застыл в недоумении. Затем, наклонившись к жене, увидел кровь и порезы на ее теле и едва мог поверить своим глазам. Ее всю трясло, а одежда покрылась темно-красными пятнами. Она кричала, прося о помощи, и протягивала к нему руки. Он сжал ее пальцы, чувствуя, что держится за самое близкое и дорогое, что у него есть. И вдруг Джей Джей дернулась в последний раз и больше не шевелилась.

Леон понял, его жена умерла. Ощутил это всем своим существом.

Звуки рынка исчезли, ничего больше не существовало. Весь его мир разлетелся вдребезги в этом крошечном месте, где неподвижно лежала любовь его жизни. Он нежно коснулся ее лица, словно надеясь, что это пробудит ее от сна. Но было все так же тихо. И вдруг на соседнем прилавке раздался звон каретных часов, за которым последовали звуки остальных механизмов, и этот шум разорвал пелену тишины, воцарившуюся на рынке.

Стоявшие рядом люди, ахнув, отошли на шаг или два. Тревожно вскрикнула пожилая женщина. Перепуганный маленький мальчик с фонариком обхватил за ноги отца.

По толпе шепотом покатилось слово:

Ртуть. Ртуть.

И затем громче, от человека к человеку, передаваясь с ужасом.

Ртуть. Ртуть. Ртуть…

Вскрытие выявило пять колотых ран на теле жертвы. Однако среди сотен опрошенных полиции не удалось найти никого, кто заметил бы хоть что-то необычное. Леон Джеймс смог сказать лишь, что сначала его жена Дженнифер была жива и здорова и радостно смеялась рядом с ним, а уже в следующую секунду лежала на земле, истекая кровью. Никто не видел, как на нее напали. Никто не видел того, кто это сделал. Оружия тоже не нашли: лишь нанесенные раны говорили о том, что оно действительно было. Здесь, в этом городе, залитом ослепительным светом, где не было места теням и темноте, убийца нанес удар посреди оживленной толпы и мгновенно исчез. Это казалось невозможным, но такое уже случалось. Ртуть, Ртуть! Страшное слово разносилось по улицам, и новости быстро распространялись среди горожан. Еще одна жертва, еще одно убийство.

Городские часы продолжали идти как ни в чем не бывало.

Часть 1. Дневной район

Найквист сошел с поезда. Его попутчики либо откровенно разглядывали его, либо старались избегать, торопясь по платформе, оставив его там одного – человека в измятом синем костюме и шляпе набекрень. Он вдохнул дым, струящийся от парового двигателя. На небе ярко светило солнце, и этот свет казался еще интенсивнее за счет стеклянных панелей крыши вокзала. Неподалеку группа рабочих мыла вагоны водой из шлангов, создавая эффект радуги, когда на воду падал свет лучей. Это марево словно искрилось и плясало. Подойдя к турникету, Найквист почувствовал, что ему жарко. Давненько уже он не выходил на дневной свет! Сказать точнее было трудно, как и подсчитать дни и ночи из-за его образа жизни, характера работы и режима этого города. Было легко запутаться.

Из ближайшего динамика прозвучал мягкий механический голос:

– По прибытии в Дневной район, пожалуйста, убедитесь, что приняты все необходимые меры предосторожности. Искренне надеемся, что вы…

Найквист слышал это уже много раз. Он шел вперед, остановившись только затем, чтобы посмотреть на большие часы на центральном куполе главного зала. Было тридцать пять минут девятого. Его наручные часы показывали восемь двадцать две – отставали на тринадцать минут. По телу пробежала легкая дрожь, прежде чем Найквист принялся настраивать часы. Но выполнив это простое действие, он почувствовал себя лучше. Все. Порядок.

Многие люди вокруг делали то же самое, переводя свои часы на время вокзала: это походило на ритуал – тысячи пальцев, вращающих тысячи заводных головок на тысячах циферблатов одновременно.

В мужском туалете Найквист привел себя в порядок. Глядя в зеркало, он прижал пальцами ярко-фиолетовый синяк на лице, оттянув кожу к разрезу. Хотел было заклеить его лейкопластырем, но передумал. Эта отметина была единственным, что он мог показать, – единственным вознаграждением, что он получил. Он вернулся в зал и купил в ларьке кофе «три в одном», бо́льшую часть которого выпил еще до того, как добрался до автостоянки за вокзалом. Ему потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где он оставил свой автомобиль. Под стеклоочистителем торчала квитанция на просроченную стоянку. Он сорвал ее и бросил на заднее сиденье вместе с пиджаком и шляпой. Машина раскалилась будто печь, и даже прохладный воздух из включенного кондиционера не приносил никакого облегчения. Увы, старая модель нуждалась в ремонте, а еще лучше в замене. Найквист почувствовал боль в ребрах, принявших на себя удары.