Терпение дьявола

Вот сейчас бы пригодился хороший любовник…

Она рухнула на подушки, закинув руки за голову. Какой любовник? И так уже наделала глупостей за короткое время. Слишком много алкоголя, ночных загулов по барам… и несколько незнакомцев… Вела себя как идиотка. Постоянно пыталась сбежать от себя самой.

Последние двадцать четыре часа были чересчур насыщенными, надо расслабиться… Чтобы заставить себя заснуть, она погасила свет и принялась ждать, когда сон сам накроет ее волной.

Через полчаса Лудивина села в кровати и зашарила по тумбочке в поисках валявшегося там айпэда. Бывают моменты, когда бесполезно себя обманывать: заснуть все равно не удастся.

Название книги в переплете из человеческой кожи сразу показалось ей знакомым. Где-то она его уже видела. Лудивина набрала в поисковике «Некрономикон» и пробежала взглядом по результатам. Ссылок набралось много. Невероятное количество. Теперь уже она села поудобнее и включила прикроватную лампу.

«Некрономикон» был легендой, проклятым текстом, «книгой, что сводит с ума», как некоторые его называли. Это произведение, якобы созданное Говардом Филлипсом Лавкрафтом в начале двадцатого века, стало частью мифологии урбанистической эпохи. Одни считали, что его никогда не существовало, другие собирали тонны «доказательств» его следов в истории. Одни пытались выдать проклятую книгу за литературную мистификацию, другие считали ее подлинным гримуаром, таящим самые удивительные и пугающие секреты вселенной, вратами в обитель чудовищных божеств, дорогой к безумию.

И что же получается? Чудила начал писать дневник, чтобы сочинить настоящий «Некрономикон»? Или это была дань уважения мерзким тварям, которые, как предполагается, описаны в оригинале?

Просматривая сайты, выданные поисковой страницей, Лудивина испытывала навязчивое, нарастающее желание разгадать тайну дневника.

Еще через полчаса она вскочила с кровати и натянула джинсы.

С самого начала было ясно – глупо рассчитывать на победу над собственными демонами. Можно лишь притвориться, будто их нет, чтобы выиграть немного времени.

В темной спальне демоны Лудивины потирали руки, глядя, как она выходит из квартиры. Победа опять осталась за ними.

Кабинет Лудивины в здании жандармерии затопил полумрак. Неоновые лампы под потолком она включать не стала – зажгла только настольную возле компьютера, чтобы свет не резал глаза. За время недолгой прогулки от своего дома до старых казарм она окончательно поняла, что хочет прочитать дневник полностью.

Книга, обтянутая человеческой кожей, лежала на том же месте, где Лудивина ее оставила тремя часами раньше. Филипп Николя собственноручно обработал ее полилайтом[22], выявив множество папиллярных отпечатков. Поскольку была велика вероятность того, что придется проводить разные анализы кожи с переплета, он пока не стал ее трогать, но взял множество образцов для экспертизы из внутреннего блока. Лудивина, решив, что теперь можно обойтись без перчаток, уселась в кресло и взяла дневник в руки.

Переплет оказался на ощупь весьма специфическим. Она как будто прикоснулась к кому-то… чудовищно холодному. По телу пробежала неприятная дрожь.

Вдруг ей почудилось, что из коридора доносится шепот. Она обернулась, но в темноте ничего не увидела. Этой ночью она была одна на этаже. Большинство жандармов ночевали в здании напротив старых казарм, остальные, так же, как Лудивина, жили в городе поблизости от места работы.

Она снова положила ладонь на переплет и погладила его, болезненно скривившись, ожидая, что почувствует под рукой мягкую прохладную текстуру.

Книга покрылась мурашками.

Лудивина отпрянула, вжавшись в спинку кресла и затаив дыхание. Зажмурилась, открыла глаза и сказала себе, что это галлюцинация.

Ну ты совсем не в себе, подруга. Теперь у тебя еще и приступы бреда?

Она понимала, что воображение – это страшная сила, особенно в соседстве с усталостью и перенапряжением, но все-таки… Нет, дневник не мог задрожать и покрыться мурашками. Это ее собственные ощущения. Это происходит у нее в голове.

Несколько секунд глубокого дыхания успокоили Лудивину и рассеяли сомнения. Она открыла дневник.

Чернила оказались обычные, черные, – уже что-то, первый положительный момент. На страницах она не увидела крови, а листы были сделаны из настоящей бумаги. Только переплет наводил ужас.

И сам текст.

Чудила вложил в него все свое преклонение перед дьяволом и беззаветную преданность. В этом дневнике он фиксировал не физические, а психологические события, это было упражнение в вере. Автор не рассказывал о том, что происходит в его повседневной жизни, о привычках и поступках, в нем не было никаких практических указаний, за исключением большого пассажа о необходимости жертвоприношений, чтобы умилостивить Зверя – тут уж он приводил множество подробностей и подкреплял слова набросками, точными и детализированными настолько, насколько позволяли Чудиле его художественные способности. Он определенно своими глазами видел все эти разверстые, выпотрошенные тела. И не только животных, которых собственноручно приносил в жертву. Дневник пестрел зарисованными человеческими торсами, отрубленными головами, изувеченными телами.

Был ли он свидетелем убийств или совершал их лично? А может, всего-навсего черпал вдохновение в Интернете?

Чудила свел банду Жозефа с лилльским свежевателем, следовательно, он знает убийцу или даже служит ему подручным!

Но в дневнике не упоминалось ни о каких сообщниках. Лудивина, стараясь ничего не упустить, прочитала еще десяток страниц. Там говорилось о том, что среди нас, на земле, живут чудовища. Их тьма, они повсюду, безымянные, затерявшиеся в толпе. Монстры в человеческом обличье, порождения мрака, проекция зла в нашем масштабе. Чудила писал, что некоторые человеческие существа рождаются «порчеными». Достаточно понаблюдать за детьми, играющими во дворе, чтобы это заметить. Время от времени в ком-нибудь из них проглядывает дьявол – коварный, изворотливый, злокозненный. Дьявольское дитя ведет себя не так, как все, и таким его сделало не общество с его пороками – общество этого еще не успело. Ребенок родился «плохим». А подрастая, он становится еще хуже. Самые хитрые быстро учатся скрывать свою истинную натуру, следовать «темным импульсам» где-нибудь подальше от чужих взглядов; для остальных все заканчивается тюрьмой, их объявляют «пропащими», неисправимыми рецидивистами. Это верное определение – они неисправимы, неизлечимы, поскольку для того, чтобы исправиться или излечиться, где-то внутри нужно иметь здоровую основу, подлежащую восстановлению, если что-то пошло не так. Но они ничего подобного никогда не имели. Такие люди – воплощение демонов, забытых древних божеств из других измерений, непостижимых для человека. Пресловутый «темный импульс», неосознанное стремление к злу, лихорадочное, неотступное, неодолимое желание, о котором говорят некоторые убийцы и насильники, – не что иное, как признак присутствия демона у них внутри. Импульсы – это язык, с помощью которого демоны изъясняются, дают указания, заявляют о себе.

И все вместе эти сущности служат Хозяину с большой буквы, объединителю, тому, кто сейчас собирает войско с целью захватить власть над обществом, которое наконец готово ему покориться. Ему, то есть дьяволу, Сатане. У него еще много имен.

Дуновение из коридора вывело Лудивину из задумчивости. На этот раз она явственно услышала шепот. Кто-то вдалеке пробормотал неразборчивые слова, их подхватил и принес сквозняк.

Она положила «Некрономикон» на стол и вышла из кабинета, чтобы включить в коридоре свет. Неоновые лампы защелкали и затрещали одна за другой, разгоняя тьму по лестничным площадкам. На этаже, как и ожидалось, было пусто.

Ты сходишь с ума, подруга. Все-таки надо бы поспать.

Вернувшись вместо этого к чтению, Лудивина снова пережила мерзкое чувство, что книга дрожит под пальцами, но она опять все списала на усталость и разгулявшееся воображение.

22

Полилайт – осветительный прибор, применяемый криминалистами для поиска вещественных доказательств: отпечатков пальцев, биологических жидкостей, пороховых следов и т. д.