Страница 14 из 26
Сеньон тем временем внимательно осмотрел комнату, несколько раз подозвав Лудивину, чтобы посветила поближе. Затем сложил дубинку и достал беретту. Уровень нервного напряжения подскочил еще на одну отметку. Здоровяк указал на дверь в соседнюю комнату, и они встали по сторонам проема.
Смрад сгустился. Двое жандармов почти одновременно перешагнули порог, обводя помещение лучом фонарика и стволом пистолета. Бледный конус скользнул по стенам, покрытым такими же надписями, круг света остановился на полу – там была нарисована огромная пентаграмма. Затем свет отразился от лезвия большого разделочного ножа, вспыхнув искрами. Лудивина ждала, что вот-вот фонарик выхватит из темноты перекошенное в смертельной агонии мертвое лицо, но вместо этого увидела в круге света совсем другое. В углу, занимая почти треть всей комнаты, высилась омерзительная гора останков. Десятки трупов собак и кошек разлагались, источая кошмарную вонь. То ли жертвенные дары, то ли источник «чернил» для демонических надписей на стенах…
В этот раз Сеньон не сумел сдержать скорбный стон.
Лудивина отвела взгляд. Она повидала много трупов, в том числе жертв самых изуверских убийств, но обстоятельства гибели этих животных делали представшую перед ней картину еще нестерпимее.
Нельзя терять хладнокровие. Помни о периметре безопасности. Живо возьми себя в руки!
Сеньон уже пошел дальше исследовать квартиру и, едва ступив в узкий коридор, щелкнул большим и указательным пальцами, привлекая внимание напарницы. Угол впереди был залит мерцающим оранжевым свечением. Они осторожно миновали поворот и оказались в третьей комнате, шире и длиннее предыдущих. Она вся была заставлена мебелью – журнальными столиками, креслами, этажерками с безделушками, старинными подставками для ног, чучелами животных. Здесь лежали ковры и стояли на полу запыленные картины. Предметы громоздились в полнейшем беспорядке, как в антикварной лавке, хозяин которой не позаботился о логике и презентабельности экспозиции. Среди всего этого добра были расставлены горящие свечи – дюжины свечей на коврах и столиках. Язычки пламени создавали в помещении атмосферу храма.
Лудивина опустила фонарик, обводя взглядом этот причудливый кафарнаум[15]. Она старалась выделить важные детали, но тут было столько всего, что они с Сеньоном не сразу заметили странный шкаф в самой глубине комнаты.
Присмотревшись, они поняли, что это не шкаф, а исповедальня. Пространство внутри было разделено на две части – одна сторона завешена темной шторкой, вторая закрыта дверцей с поперечными балками. Между ними висело перевернутое серебряное распятие – знак дьявола. Внутри исповедальни тоже горели свечи.
У Лудивины екнуло сердце, когда она увидела ногу в ботинке, торчащую из-под шторки. Кто-то сидел на месте грешника. Она молча указала на ногу Сеньону, тот вскинул пистолет, и они вместе двинулись к исповедальне, стараясь ступать как можно тише. Осторожно продвигаться вперед в захламленной вещами комнате получалось медленно и мучительно. Все время надо было через что-то переступать, что-то огибать, следить за тем, чтобы не задеть какую-нибудь мелочь одеждой…
Когда они наконец добрались до места назначения, Лудивина аккуратно раздвинула складную дубинку и ее концом резко откинула шторку, рявкнув:
– Жандармерия! Не двигаться!
Но грешник и не думал двигаться. У него это и не вышло бы.
Человек сидел на табурете, прислонившись спиной к деревянной задней стенке, и смотрел в пустоту. Ему было лет тридцать. Тонкие усики, белая рубашка, бежевые холщовые брюки. Из раны на шее бежали последние ручейки крови, вместе с которой уже вытекла жизнь. Эта рана – второй кошмарный рот поперек горла – была настолько глубокой, что голова еле держалась на плечах, неестественно завалившись набок. Стены исповедальни и пол между свечами были густо изрисованы пентаграммами.
Лудивина опустила дубинку, парализованная этим макабрическим зрелищем.
И снова раздался треск.
На этот раз звук исходил не от здания, а от самого дьявола.
Его голова возникла за спиной у жандармов. Гигантская. Больше двух метров в высоту.
Огромные, прищуренные в злобной усмешке глаза и клыкастая пасть проступили из тьмы. А в следующий миг демон ринулся на Лудивину и Сеньона.
7
Здоровенная дьявольская голова падала на жандармов. Разинутая глотка норовила накрыть собой два крохотных человеческих существа, острые зубы вот-вот могли их разорвать и расплющить.
У Сеньона хватило времени на то, чтобы резко отвести руку влево, изо всех сил оттолкнув Лудивину, и самому откинуться вправо. Они откатились в разные стороны – и деревянное изваяние с грохотом обрушилось на пол между ними.
Это был ярмарочный идол, старинный персонаж деревенских праздников, то ли из «призрачной процессии», то ли из какого-нибудь несуразного аттракциона.
– Лулу! Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Сеньон, поднимаясь на ноги.
Раздался звон. Лудивина, отлетев от недавнего удара напарника, врезалась в этажерку, уставленную фарфоровыми фигурками, – все это богатство посыпалось на нее и разлетелось вдребезги на полу. Но теперь звон прозвучал в отдалении, у выхода из комнаты, – что-то стеклянное упало и разбилось.
Лудивина заметила, как по стене скользнула тень.
– Он там! – крикнула она. – Убегает! – И бросилась следом, сбивая все на своем пути.
Она выскочила в узкий коридор – тень уже исчезла за поворотом, но Лудивина смутно чувствовала ее присутствие – скорее слышала, чем видела, и точно знала, что они с Сеньоном не одни.
Здоровяк позади чертыхался сквозь зубы, пытаясь выбраться из захламленной комнаты.
Лудивина пробежала мимо горы разлагающихся трупов животных, не снизив темпа, вопреки чудовищной вони, от которой ее сразу затошнило. Пятно света от фонарика скакало вверх-вниз, вправо-влево, мелькало, как огонек стробоскопа, и Лудивина старалась держать его прямо перед собой, чтобы найти беглеца. Что, если это убийца того человека в исповедальне?
Нельзя лететь сломя голову, нужно просчитать его действия.
Ладонь на всякий случай коснулась рукоятки пистолета.
Если беглец вооружен, он может устроить им с Сеньоном засаду на любом повороте. Мчаться за ним вот так, вдвоем, в этом лабиринте – безумие.
Поскольку бежать с пистолетом в руке было бы неудобно, Лудивина сосредоточилась на наблюдении. Она различила впереди скрип – как будто подошвы скользнули по линолеуму. Значит, беглец уже в главном коридоре здания. Она прибавила скорости, схватилась на повороте за ручку двери, чтобы не потерять темп, и бросилась дальше в погоню.
Фонарик высветил прямо по курсу силуэт – человек в серой толстовке с капюшоном на голове ловко перепрыгивал через скутеры.
– Стой! Стой или стреляю! – закричала Лудивина, стараясь не сбить дыхание.
Но человек не остановился – наоборот, он прибавил скорость, нырнул за угол и исчез где-то в стороне лестничной клетки. Теперь уже Лудивина все-таки достала свой девятимиллиметровый из кобуры. Ситуация сделалась слишком опасной – она рисковала в любую секунду налететь на нож, и тогда у нее не было бы времени отреагировать. Позади гулко звучали тяжелые шаги Сеньона.
Выскочив в холл, Лудивина встала как вкопанная. Никаких следов беглеца там не было. Он мог подняться на верхние этажи или спуститься в подвалы. Дверь лестницы, ведущей вниз, была приоткрыта, но не исключено, что они с Сеньоном оставили ее в таком положении, когда пришли.
Ее догнал запыхавшийся напарник.
– Ты наверх, я вниз, – сказала Лудивина и двинулась к лестнице, но стальные пальцы Сеньона сомкнулись у нее на руке, удержав на месте.
– Ни в коем… случае. Нельзя… разделяться.
Она скрипнула зубами.
– О’кей, тогда пошли вниз. Он наверняка хочет выбраться из здания.
Они сбежали по ступенькам, держа пистолеты на изготовку, и снова оказались в сырой темноте подвалов. Их проводил взглядом дьявол, тонущий в адском пламени на стене площадки между этажами.
15
Кафарнаум, капернаум – здесь: хаос.