Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 39

Очередную вылазку императорская балерина приурочила ко дню пограничника. Вернее, к ночи накануне этого дня.

Как поведал Игорь, явившись с утра пораньше на работу, он долго не мог найти своего папу-сторожа. Обычно, отдежуривший дядя Дима встречал отпрыска с заработанной на ночных посетителях баклажкой водки и оба приступали к опохмелке. Но в то утро традиция была нарушена. Наглухо запертые ворота и отсутствие родителя заставили Игоря почуять недоброе. Он перелез через ограду и, убедившись, что стеклянная будка, служившая дяде Диме офисом, пуста, ринулся за справками в комнату милиции. Мирно дремавшие менты сперва никак не могли понять, чего от них хочет разволновавшийся могильщик, наконец разобрались, принялись того успокаивать, но Игорь не угомонился, пока не вытянул сержантов на поиски папы Димы.

Аукая и проклиная сгинувшего сторожа все трое около часа метались по всему Ваганькову, пока Игорь, пробегая Суриковской аллеей, не услыхал вдруг подозрительно знакомый храп. Звуки доносились из стандартного мусорного бака, коими чистюля-комендант украсил все кладбищенские перекрестки. Извлеченный на свет божий дядя Дима давать пояснения отказался, потребовав сперва стакан водки. И только ахнув двести граммов «под мануфактурку», обвел спасителей неожиданно ясным взглядом и принялся крыть балерину таким ядреным матом, какого ни менты, ни Игорь отродясь не слыхивали.

В конце концов удалось выяснить следующее.

Какая-то залетная поклонница Высоцкого, возложив букет на могилу любимого барда, возжелала посетить могилку Олега Даля. Обычно ночными гидами служили дежурные милиционеры, но они, как на грех, только что повели на экскурсию к Есенину аж трех любительниц русской поэзии. Дядя Дима предложил девушке маленько обождать, но та, угрожая двумя бутылками экспортной «Пшеничной» по 0,75 литра, убедила сторожа ненадолго покинуть пост у ворот. Пальнув на дорожку, они отправились к Далю. Водку прихватили с собой, чтобы, как пояснил дядя Дима «менты со шлюхами не выжрали». Идти предстояло метров сто пятьдесят и все по интересным местам. За упокой души покоившихся по пути знаменитостей «Пшеничную» садили прямо из горла, причем девушка хлестала, как лошадь, так что дяде Диме приходилось делать непривычно большие глотки, дабы не оказаться в пролете. В результате они финишировали у склепа балерины, где Даль лежал на подселении, чуть тепленькими.

Девица с ходу рухнула на бетонный цветник и, обливаясь горючими слезами, запричитала «на кого же Олежек ее покинул», потом, углядев на белоснежной стенке склепа слово «балерина», взвыла дурным голосом и принялась поносить всех московских блядей, которые «и здесь любимому проходу не дают». Вволю наоравшись, она начала срывать с себя одежду. Дядя Дима отчего-то застеснялся, зашел за кустик, скоренько допил остаток водки и скоропостижно отъехал в страну Лимонию.

Разбудил его перезвон колоколов и невыносимо яркая вспышка света, полоснувшая прямо в глаза. Прошагавший в войну от Сталинграда до Праги, дядя Дима как-то сразу «въехал», что где-то поблизости рванули полутонный фугас, не зря же собака Рейган грозился крестовым походом. Полузабытые рефлексы заставили сторожа шустро юзануть за массивный гранитный постамент, откуда он, осторожно высунув звенящую голову, попытался оценить обстановку. Перед глазами открылась такая гнусная картина, что ужасы ядерной войны мигом отступили на второй план.

Склеп балерины флюорисцировал каким-то неземным голубоватым светом. Резко пахло озоном и горелыми спичками. Что-то невесомое тихо опустилось на дядь Димину лысину. Он машинально взмахнул рукой и поднес к глазам изящные дамские трусики, сплошь в кокетливых кружевах. Спустя мгновение с небес спланировала коротенькая, тоже кружевная, комбинация. Наверху ухало и ахало, но негромко, а как-то отдаленно-затухающе. Склеп вдруг полыхнул оранжевым светом и тотчас свечение прекратилось. Затихли и непонятные звуки, только столетние липы и клены мрачно шелестели листвой. На несколько мгновений упала кромешная тьма, но вдруг неожиданно ярко зажглись лампы осветительных мачт, стоявших вдоль аллеи. Переждав еще пару минут, дядя Дима выбрался из укрытия и, судорожно сжимая в руке единственное оружие — пустую водочную бутылку, осторожно приблизился к склепу балерины.

Абсолютно голая поклонница Даля ничком лежала поперек могилы своего кумира, широко раскинув конечности. Предметы ее туалета беспорядочно повисли на прутьях оградки, валялись в густой траве, а сумочка покачивалась на перекладине древнего православного креста, торчавшего над соседней могилой. Признаков жизни девица не подавала.

Перепуганный дядя Дима ухватил ее за плечи и принялся трясти, пытаясь привести в чувство. Однако очухалась она только тогда, когда сторож, вконец отчаявшись, саданул ей бутылкой по челюсти. Широко распахнув кошачьи глаза, девица дико заверещала и тут дядя Дима узрел, что из шатенки она превратилась в какую-то обесцвеченную блондинку. Неведомая сила подхватила его и понесла, не разбирая дороги, подальше от гиблого места. Он и сам не понял, как оказался в мусорном контейнере, где возбужденные нервы сдали окончательно, отчего сознание вновь покинуло его, теперь уже надолго.

Версия дяди Димы была принята во внимание и менты отправились осматривать место происшествия. Воротившись, они подтвердили, что вокруг склепа все разворочено так, словно там проходили танковые маневры. Но никакой девушки, а тем более нечистой силы, не наблюдается. Шмоток тоже нет, ровно как и сумочки на кресте. И вообще, они считают, что отпивший мозги дядя Дима самолично устроил весь погром, а страшную историю просто выдумал. Учитывая хронический алкоголизм сторожа, такое вполне возможно и нечего старому человеку наводить тень на плетень.

— А это что по-вашему?! — взревел хорошо опохмеленным голосом возмущенный дядя Дима, выхватив из кармана и тыча в нос старшему из милиционеров кружевные трусики.

Вещдок был тотчас исследован и извращенное ментовское восприятие действительно привело к однозначному выводу. Оказывается, дядя Дима совершил самое тривиальное изнасилование, а мистику приплел, пытаясь уйти от ответственности.

Ошарашенный ментовским беспределом, сторож обрел способность мыслить логически и ехидно пояснил, что уже тридцать лет на баб не смотрит по причине полной импотенции. Это очень заинтересовало Игоря, которому месяц назад стукнуло двадцать пять. Сын потребовал от отца разгадки природного феномена, родитель на него цыкнул и неизвестно, чем бы все закончилось, не появись в воротах кладбища суровый комендант. Родственники мгновенно прекратили склоку и предложили милиции ящик водки. Как пояснил Игорь — «не потому, что батька виноват, а чтобы, суки, не таскали».

В непорядках минувшей ночи привычно обвинили балерину. Комендант по этому поводу долго и очень эмоционально высказывался, но расследования учинять не стал. Игорь привел порушенное в порядок, а трусики дядя Дима спалил в кочегарке.

После той ночи балерина не буйствовала, а может просто выходки ее оставались незамеченными, поскольку все работяги с наступлением темноты теперь обходили роковое место стороной. Но чудес хватало и без балерины.

Вообще, создавалось такое впечатление, что по ночам Ваганьково просыпалось и вело свою, независимую от материального мира не упустят, подчиненную неведомым нам законам и протекающую в совсем ином измерении. Охи, вздохи, стоны и всхлипы улавливал слух любого, кто шоркался по кладбищенским аллеям после полуночи. Изредка мельтешили между могил загадочные белесые силуэты. Иногда пропадала водка из многочисленных загашников, устроенных активно пьющими работягами в труднодоступных местах. И если относительно пропавшей водки могильщики грешили друг на друга, то магазин похоронных принадлежностей мог заинтересовать только покойников. А магазин за последний год пытались ограбить дважды и оба раза виновных не нашли…

Обо всем этом мы и балаболили, уютно коротая ночь в комнате милиции. Дымили сигаретами, звенели стаканами, хрустели свежими огурчиками с Ваганьковского рынка, подшучивали над Игорем, который, по словам сержанта Коли, оказался «пальцем деланным», на что Игорь весело огрызался, нисколько не обижаясь. Наблюдения за воротами давно прекратили. И то сказать, кто же попрется на кладбище, пусть даже Ваганьковское, в два часа ночи.