Последний рубеж

Постепенно Рики становился в пабе персона грата. Ему даже сказали «добрый вечер» и отнеслись особенно тепло, когда он в честь того, что сегодня удалось хорошо поработать, заказал всем выпить. Билл Прентис – водитель рыбного фургона, предложил подвезти его до Маунтджоя, когда он пожелает. Условились о поездке завтра же утром. И тут в паб вошла мисс Харкнесс.

Посетители заерзали на стульях и принялись обмениваться едва заметными ухмылками. Мисс Харкнесс заказала рюмку портвейна. Феррант, стоявший у стойки бара в своей излюбленной позе, оглядел ее, бросил какую-то фразу и гоготнул. Она слегка улыбнулась. Рики отметил про себя, что в «Треске и бутылке» не нашлось ни одного мужчины, который не обратил бы внимания на мисс Харкнесс. Очевидно, этого она и добивалась.

Рано утром Рики привязал велосипед к крыше фургона и взобрался на переднее сиденье. Он был несказанно удивлен, когда узнал, что вместе с ними поедет Сид Джонс. Художник уже был на месте: сгорбленная фигура в болотного цвета дождевике, с плеча свисает этюдник, в руке полиэтиленовый пакет, у ног – неподъемного вида чемодан.

– Привет, – поздоровался с ним Рики. – О, какой чемодан! В гостиницу «Маунтджой» перебираешься?

– За каким чертом мне туда перебираться?

– Ладно, ладно. Извини.

– Что-то не веселит меня твой богатейский юмор.

– Ошибочка вышла, – извинился Рики. – По вечерам я шучу лучше.

– Не сказал бы.

– Возможно, ты и прав. А вот и Билл. Куда поставишь чемодан? На крышу рядом с моим богатейским велосипедом?

– Вперед. Ноги убирай. Осторожно. – Сид не без усилий взгромоздил чемодан в кабину, запихал его под ноги Рики и взобрался сам. Благоухающий рыбой Билл Прентис сел за руль, Сид с этюдником в руках устроился с краю, а Рики оказался зажатым между ними.

Фургон, дребезжа, взобрался на склон холма, залитый солнцем, и погрохотал по дороге в Маунтджой. Настроение у Рики было превосходным.

Они проехали ворота «Лезерс» с табличкой: «Конюшни. Катание на лошадях и пони. Квалифицированные инструкторы». Рики подумалось, что, наверное, мисс Харкнесс где-то рядом.

– Ты там не каждый день бываешь? – прокричал он Сиду.

– За каким чертом мне там бывать каждый день?! – прокричал тот в ответ.

Дорога огибала густую рощу и терялась за поворотом. Билл ехал по встречной, да еще и со скоростью сорок миль в час.

Неожиданно перед фургоном возникла мисс Харкнесс на гнедой лошади. Перед лобовым стеклом промелькнули лошадиные зубы, глаза, копыта, потом брюхо и подпруга. Взвизгнули тормоза, грузовик занесло, мир накренился, и пассажирская дверца распахнулась. Сид Джонс вместе с этюдником и чемоданом вылетел наружу. Фургон еще раз качнулся и выровнялся, подняв облако пыли. Лошадь лежала на земле, ее хозяйка стояла рядом, все еще держа поводья в руках. Мотор заглох, и воздух тут же наполнился ругательствами. В нестройном хоре различимы были три голоса: Билла, Сида, но в основном – мисс Харкнесс.

Билл выключил зажигание, поставил фургон на ручной тормоз и направился к мисс Харкнесс, которая в самой грубой манере велела ему не приближаться. Не прекращая сыпать ругательствами, она помогла животному встать, проверила, может ли лошадь двигаться, и начала осторожно ее осматривать; ее большая мозолистая ладонь с необычайной нежностью скользила по дрожащим ногам и вздымающемуся брюху. Глаза у лошади были лиловые.

– Не вздумайте подходить, – процедила мисс Харкнесс. – А то не такое услышите. – Она провела лошадь по краю дороги, как можно дальше от фургона. Животное всхрапывало и норовило броситься вперед. Отойдя на значительное расстояние, мисс Харкнесс села на лошадь, и вскоре топот копыт стих вдали. Билл вновь разразился проклятиями.

Рики осторожно вылез из машины. Открытый этюдник валялся на земле – его содержимое разлетелось по траве. Защелки чемодана отстегнулись, крышка откинулась; внутри он был полон новехоньких тюбиков краски «Джером и К°». Сидя на корточках, Джонс собирал краски и складывал обратно в чемодан.

Рики наклонился ему помочь.

– Отойди! – рявкнул Сид.

– Ладно, ладно, приятель, – сказал Рики, хотя ему очень хотелось запустить одним из тюбиков Сиду в голову. Попятившись, он нечаянно наступил на большой тюбик красной киновари, отчего крышечку сорвало, и ботинок заляпало краской.

– О, черт, прости! Прости, пожалуйста! – Рики наклонился к тюбику, но его выхватили у него из-под носа.

Сид, сидя на коленях, тряс выпачканными в красной краске руками и ругался.

– Послушай, – сказал Рики. – Я же извинился. Я заплачу за краску, а если хочешь подраться, так давай, поведем себя как два придурка. Что скажешь?

Сид продолжил собирать краски, только пробормотал «Ладно, забудь». Чувствуя себя глупо, Рики побрел к фургону, который Билл Прентис осматривал с тем же тщанием, что и мисс Харкнесс свою лошадь. Запах бензина смешивался с запахом рыбы.

– Все в порядке, – наконец сказал Билл и забрался на свое место. – Вот дура чертова, – добавил он, имея в виду мисс Харкнесс, и завел мотор.

С другой стороны к фургону подошел Сид с этюдником, который он перевязал своим ремнем. Джинсы теперь висели на нем как на вешалке.

– Погоди минутку! – крикнул художнику Билл. Он включил передачу, и фургон выкатился обратно на дорогу. Сид стоял и ждал. А когда Рики обошел машину и подошел к пассажирской дверце, он, к его несказанному удивлению, выдал что-то вроде примирительного: «Велосипед не сломался?»

Они уселись на свои места, и путешествие продолжилось. Слова, какими Билл все еще вспоминал мисс Харкнесс, выразительно описывали его недовольство, которое сводилось к тому, что дорога – для автомобилей, и лошадей на ней быть не должно.

– Чего она так раскричалась? С лошадью же нормально все.

– Это Мунго, – пояснил Сид. – Ее любимчик. Совершенно дикая зверюга.

– Это почему?

– Меня укусил, старика лягнул. Он хочет его пристрелить.

– А ее Мунго не трогает? – спросил Рики.

– Ее слушается. Только с другими так себя ведет.

Они доехали до единственной автозаправки между Коувом и Маунтджоем. Билл пошел заправлять фургон, попутно в исчерпывающих подробностях рассказывая заправщику об инциденте.

– Мне еще на чертов паром успеть надо, – протянул Джонс.

Рики, который до этого твердо вознамерился не заговаривать с Сидом, взглянул на наручные часы и сказал, что время еще есть.

Воцарилось неловкое молчание.

– Просто я никому не доверяю свои художественные принадлежности. Терпеть не могу, когда к ним прикасаются, понимаешь? Если кто-нибудь возьмет краску из тюбика, я ею пользоваться не смогу. Для меня она будет испорчена, понимаешь?

Рики счел его слова напыщенной чепухой, однако понимающе хмыкнул, и Сид продолжил разговор, пытаясь, очевидно, таким образом извиниться за свое поведение. Из его пространной речи Рики удалось уловить только то, что Сид – некто вроде коммивояжера в «Джером и К°». Он разносит бесплатные образцы красок по художественным магазинам и мастерским известных художников, а за это ему бесплатно присылают столько красок, сколько он попросит, и еще платят небольшой процент от продаж. Он даже продемонстрировал визитку, на которой было написано: «Мистер Сидни Джонс – представитель «Джером и Ко», и список художников, который ему прислали из компании. Рики совсем не удивился тому, что первым в списке стоит имя матери.

Неуклюже пытаясь быть учтивым, Сид выразил надежду, что Рики «не будет сам спрашивать ее про краски», что можно было интерпретировать, как просьбу познакомить его с Трой.

– И когда ты хочешь обходить художников из списка? – поинтересовался Рики.

Оказалось, что уже завтра, и Сид как раз направлялся в Лондон, где собирался заночевать у друзей в Баттерси[6]. В компании «Джером и К°» выразили пожелание, чтобы Сид вначале привел в порядок свою внешность.

– Вся эта коммерческая чушь! – скривился он. – Блевать от нее тянет.

6

Район в южной части Лондона, на берегу Темзы.