Страница 3 из 10
Я открыл дверь своего класса и, пройдя внутрь, произнес обычную дежурную фразу, которую по заведенному здесь уставу мне всегда полагалось говорить в таких случаях:
– Guten Tag, Offizierschüler!1
Мои ученики тяжело встали и нестройным хором на ломаном немецком произнесли в ответ уже порядком набившую мне оскомину такую же дежурную фразу:
– Guten Tag, Herr Lehrer! 2
Я довольно долго бился, пытаясь научить их правильно выговаривать слово Herr, чтобы оно звучало хоть немного более прилично. Но они неизменно, словно бы издеваясь надо мной, громко и со вкусом каждый раз в начале урока произносили на чистом русском языке «хер», не делая никакого политкорректного придыхания на первом звуке. В конце концов я решил, что таково мое кармическое наказание за занятие не своим делом, и со временем совсем перестал обращать на это внимание. Однако в тот раз в слове «хер» я уловил некие новые для себя нотки, острым ножом резанувшие мой слух. В коротком, но семантически удивительно емком древнерусском слове ясно звучала целая гамма чувств, в которой угадывались злость и обида на то, что им, смертельно уставшим от тяжелых учений, не дали хорошо отдохнуть и заставили, как обычно, подняться ранним утром и идти на занятия; еще там была зависть молодых ребят, надолго оторванных от родных и близких и помещенных за непроницаемые железобетонные стены военных порядков, по отношению ко мне, гражданскому человеку, могущему свободно перемещаться и распоряжаться временем по собственному усмотрению. Да много чего там было такого, что можно долго и нудно перечислять. В общем, чего греха таить, я решил, что действительно буду последним козлом (в древнеевропейском языке-основе, на котором говорили далекие предки славян, германцев, балтов и прочих, слово «хер» обозначало козла), если начну мучить этих усталых и невыспавшихся ребят еще и немецким языком. Поэтому я сделал вид, будто ничего не слышал о заведенных здесь строжайших военных порядках и дисциплине, отложил в сторону заготовленные материалы предстоящего урока, уселся на стол и стал пересказывать им ту самую историю, которую услышал когда-то на первом курсе из уст нашего сердобольного преподавателя.
Сейчас я снова собираюсь рассказать ее, уже перед более широкой аудиторией. Я буду вести рассказ от первого лица совершенно в том виде, в котором услышал его впервые, поскольку не считаю возможным добавлять от себя хоть что-то к истории, и так обросшей уже в устах народной молвы тысячей небылиц и никогда не существовавших подробностей.
Рассказ Данилы Андреевича Ветрова
Я родом из одного маленького кузбасского городка, где из поколения в поколение основное занятие местных жителей – добыча угля. В отличие от большинства своих сверстников, я весьма неплохо учился и даже регулярно занимал первые места на районных и областных олимпиадах по физике и математике. Именно поэтому в свое время меня пригласили учиться в новосибирский Академгородок в физико-математическую школу-интернат (ФМШ), которая до сих пор существует при нашем университете.
У нас преподавали академики с мировыми именами, такие как Ляпунов и Лаврентьев. Возможности для получения образования были просто фантастическими. Практически все мои одноклассники сделали хорошую научную карьеру и добились выдающихся результатов.
Мы чувствовали себя элитой несмотря на то, что абсолютно все приехали из деревень и маленьких провинциальных городков. Для местных мы были не званными чужаками, поэтому нередко нам здорово от них доставалось. Драки стали постоянной частью нашей тогдашней жизни. Академовские школьники объединялись в группы и регулярно совершали набеги на нашу общагу. Перед лицом общей беды мы быстро самоорганизовались и научились давать хороший отпор агрессорам. Все же мы были отнюдь не мальчики для битья, т. к. все провели детство в рабоче-крестьянской среде, где хочешь не хочешь будешь принимать участие в драках. У нас тогда появились специальные дежурные по общежитию, которые в случае очередной атаки оповещали остальных трехкратным звонком. Когда в коридорах раздавался этот сигнал, все мы в любое время дня и ночи, кто в чем был, выбегали из своих комнат, чтобы дать отпор налетчикам. Такая боевая дружба нас сильно сплотила. Даже теперь, спустя много лет, когда я вдруг увлекусь, читая лекцию студентам, и вдруг неожиданно услышу звонок на перерыв, руки мои непроизвольно сжимаются в кулаки, меня охватывает гнев, хочется сбросить с себя тесный пиджак и, засучив рукава, броситься из Мальцевской аудитории вниз по лестнице, мчаться туда, где бьются в неравном бою мои товарищи…
Потом мы стали студентами, и драки с местными школьниками сами собой прекратились. Но на наши головы свалилась новая напасть, куда более неприятная. Недалеко от университета располагался военный институт. Тамошние курсанты нас люто ненавидели. Возможно, потому, что завидовали нашей студенческой вольнице. Не знаю, куда смотрели командиры, но, судя по количеству драк, учиненных их подопечными, они взирали на это сквозь пальцы. У всех на слуху была одна дикая история. Ее виновницей, если меня не подводит память, являлась девятая рота военного училища, где готовили офицеров внутренних войск. Какого-то курсанта этой самой роты на ночной дискотеке обидели студенты пединститута. Скорее всего, побили за приставания к студентке. На следующее же утро вместо утренней пробежки рота пострадавшего в полном составе отправилась мстить обидчикам. Все произошло в полном соответствии с правилами военной науки. Вокруг одного из общежитий пединститута выставили оцепление, все двери заблокировали, а потом начался погром. Били всех без разбору. Из окон летела мебель и личные вещи… В местных средствах массовой информации эту историю, разумеется, не освещали. Но весь Новосибирск гудел, как встревоженный улей. Мы, студенты, были на грани бунта…
На этот раз власти вынуждены были вмешаться. Не в меру воинственную роту расформировали. Каким-то высоким ответственным лицам вынесли выговоры. Во всех военных учреждениях города провели беседы с личным составом. Курсантам нашего военного училища запретили на пушечный выстрел приближаться к университетскому студгородку. После этого крупных побоищ действительно уже больше не было, но локальные стычки никуда не делись. Курсанты по-прежнему чувствовали себя безнаказанными в нашем Советском районе; били и унижали всех, кто не оказывал им «должного уважения». Так продолжалось до тех пор, пока в НГУ на геолого-геофизическом факультете не появился невысокого роста худенький паренек с грустными светлыми глазами, родом откуда-то из-под Одессы. Никто почти не знал его настоящего имени, зато вскоре все вокруг на всю жизнь запомнили жутковатую кличку – Мясник.
Его судьба была по-своему совершенно уникальной. Родился он в сельской местности где-то под Одессой. Все его предки работали мясниками, начиная от времен Ивана Грозного и кончая эпохой царствования незабвенного Леонида Ильича. Мы, городские жители, можем сколько угодно высокопарно насмехаться над этой непонятной нам профессией или брезгливо морщиться. Но люди, которые хоть что-то понимают в жизни, придерживаются совершенно иных взглядов.
Отец нашего Мясника, разумеется, тоже работал мясником и был одним из самых уважаемых и обеспеченных людей среди односельчан. В отличие от нас с вами, он прекрасно знал, кем работали все его предки в любом поколении, тем более, что в данном случае это было не так уж и сложно. И еще он знал, что семейная традиция не должна прерваться и что он покроет себя несмываемым позором, если хотя бы один из его сыновей не продолжит дело жизни предков к вящей радости воинствующей секты вегетарианцев и сыроедов.
1
Добрый день, товарищи курсанты! (нем.).
2
Добрый день, товарищ преподаватель! (нем.).