Страница 4 из 35
Она произносила слова клятвы, Геллерт повторял их за ней. Он сделает все в своих силах, чтобы помочь Альбусу Дамблдору остановить Волдеморта, и не успокоится, пока тот не будет побежден. Он не попытается бежать, навредить связанным с ним клятвой волшебникам, а также их близким. Не станет угрожать безопасности их стран и не пойдет против Альбуса Дамблдора.
Гриндельвальд монотонно, без особого интереса четырежды повторил одни и те же обещания. Раз за разом золотые нити обетов, переплетаясь друг с другом, обвивали его руку, забираясь под кожу. Британский министр прятал глаза в пол и не решался взглянуть Геллерту в глаза. Французский президент едва сдерживал дрожь в руке, а канцлер сжал его пальцы с неприкрытой ненавистью.
Геллерта переполняла магия, пусть и чужая. От нее с непривычки слегка кружилась голова, как будто он опьянел от горного воздуха.
Когда суета с обетами закончилась, Альбус, стоявший в стороне все это время, наконец подошел.
— Если все закончили, я надеюсь, мы можем приступить, — в его голосе явно слышались раздражение и нетерпение. И, не дожидаясь ответа, он добавил: — Геллерт, ты готов?
Он кивнул. Авроры опустили палочки, позволяя ему подойти ближе к Альбусу.
Горное солнце уже добралось до самых вершин, и яркий, переливающийся огнями свет струился из красочных витражей.
— Тогда начнем, — Альбус достал палочку, коротким движением разрезал свою руку и протянул ее вперед.
Пиквери подошла, чтобы разрезать ладонь Гриндельвальда. Но он не обратил на нее никакого внимания, протягивая руку Дамблдору. По его взгляду было ясно, что больше ничью помощь он не примет. А в таком случае не примет его клятву и заклинание.
Палочка Альбуса, его Палочка, коснулась ладони. Быстрым безболезненным движением рассекая кожу рядом со старым полупрозрачным шрамом.
Кровь, сливаясь с магией, собралась у линии жизни. Геллерт сжал кулак над рукой Альбуса. Он, не отрываясь, следил, как капля за каплей, так же, как много лет назад, его кровь смешивается с кровью его старого друга. Пиквери, Тафт, Февре и Шутце окружили их плотным гулом заклинания. Геллерт не чувствовал их присутствия. Он был уверен, что, будь у него самого палочка, их помощь и вовсе бы не понадобилась. Он знал, что магия чувствует такие вещи. И его готовности отдать свою силу в чужие руки, доказанной кровью, было бы достаточно.
Неожиданно голоса смолкли. Геллерт прижал свою руку к руке Альбуса, закрепляя их узы. Тяжесть сдерживающих его заклинаний, лежавшая все эти годы на его коже, такая привычная, что он почти перестал ее замечать, пропала. В то же время Альбус едва заметно поморщился. Теперь Нурменгард обрушил свою тяжесть на него.
***
— Перед тем как мы аппарируем, я бы хотел увидеть горы, — сказал Геллерт внезапно для себя.
— Вы десять лет на них смотрели, — раздраженно начала Серафина, но Альбус перебил ее:
— Конечно, Геллерт. Пойдем.
Они вышли из зала на заснеженный балкон. Холодный ветер ударил в лицо, и перед глазами разверзлась головокружительная высота гор. Полоска неба в его камере и этот оглушительный простор не имели ничего общего. Геллерт подошел к самому краю, жадно впитывал уходящую далеко ввысь свободу. Надеялся ли он еще взглянуть на этот вид? Он не знал. Наверное, уже нет. И даже сейчас он боялся, что это всего лишь жестокий сон.
Альбус остался стоять позади, не желая мешать ему. Геллерт обернулся.
— Подойди сюда. Посмотри на них вместе со мной. В этих горах силы больше, чем у любого из нас, мой друг.
Альбус помедлил одно мгновение, решаясь, но все же подошел.
Они стояли плечом к плечу, всматриваясь в острое спокойствие горных вершин Нурменгарда. Геллерт думал о том, что иногда желания сбываются совсем не так, как мы того ожидаем.
========== Но тихнет прежний гнев войны ==========
Дома живут и отживают: время строить,
Время жить и плодиться,
Время ветру стекло дребезжащее выбить
И панель расшатать, на которой полевка снует,
И лохмотья трепать гобелена с безмолвным девизом.
Т.С. Элиот
Портключ перенес их в просторный двухкомнатный номер лондонского отеля. Геллерт предполагал, что путешествовать они будут с гораздо меньшим комфортом, но, кажется, Альбус постарался специально для него. И после четырнадцати лет в крошечной холодной камере Гриндельвальд был искренне рад этой заботе.
Геллерт провел в ванной не меньше часа.
Он рассматривал себя в зеркале: посеревшую кожу, новые морщины, глубокие тени под глазами, остро выступившие кости. Нурменгард высосал из него больше жизни, чем самая черная, самая грязная магия. Гриндельвальд помнил, каково это, когда заклятие отнимает столько сил, что кожа на глазах мертвеет, становится похожей на бумагу, или волосы в один момент лишаются цвета. Его пугал собственный взгляд. В глазах пусто: огонь потух и угли прогорели. Выжженная чернота и белесый пепел.
Он наконец снял жесткую робу, долго смывал с себя тюремный холод, тщательно брился. Одежда, приготовленная для него, оказалась слегка велика. Но мантия была похожа на те, что он носил до заключения, и Геллерт не мог не думать о том, что Альбус подбирал ее сам.
Гриндельвальду казалось, что за годы заключения он смирился с отсутствием магии, принял это с бессильной злобой, но одно дело не иметь возможности колдовать в пустой каменной клетке, а другое — в привычном мире. Без силы он не мог ни избавиться от безобразно отросших волос, ни посадить мантию по фигуре. Он не мог даже подозвать предмет из другого конца комнаты.
Смириться с этим было гораздо сложнее.
Когда он, наконец, вышел, его ждал накрытый на двоих ужин. Альбус сидел за столом, погруженный в чтение. Услышав звук открывающейся двери, он поднял взгляд на Геллерта и, заметив его удивление, спросил:
— Ты хотел бы поужинать в одиночестве?
— Разумеется, нет. Я удивлен, что ты готов есть в моей компании.
— Какая чушь. Я думаю, ты предпочел бы поесть в городе, но для этого нам пришлось бы накладывать маскирующие чары, а день и без того выдался слишком долгим.
Он отложил книгу и, как будто извиняясь, добавил:
— Честно говоря, я не знал, чего ты захочешь. Так что заказал всего понемногу.
Геллерт сел за стол, стараясь не смотреть на еду. Не отвлекаться на ее запах. От голода, застаревшего, привычного голода подрагивали пальцы, когда он клал на колени салфетку. Хотелось схватить мясо руками, не думая о приличиях, рвать его зубами. Он положил на тарелку небольшой кусок, взял приборы и медленно начал разделывать ягненка.
— Спасибо. Хоть с некоторых пор я способен съесть все что угодно.
Альбус не ответил ему, но вилку отложил. И сделал большой глоток вина.
— Ты стал до ужаса неразговорчивым, мой друг, — Геллерт последовал примеру собеседника и взял бокал. У вина был сложный тяжелый аромат и терпкий вкус. Он прикрыл глаза, прислушиваясь к букету, наслаждаясь согревающим теплом, от которого давно отвык. — Прекрасное вино.