Страница 7 из 11
За нами наблюдало много глаз. Наблюдало внимательно и в высшей степени враждебно, по отношению ко мне, но я несколько помедлила, с подачей руки Акихиро. Просто «Мари» – это любимая, а вот «маари» – уже принадлежащая. Как игрушка. Как вещь, на которую заявили права. Как женщина, лишенная прав и защиты. Как… как будто он сказал: «Моя» вложив в это все собственнические смыслы, которые только можно было вложить.
И потому да, я пребывала в некотором замешательстве.
Недолгом.
Одного взгляда на Акихиро Адзауро хватило, чтобы понять – со мной он был другим. Живым. Пусть даже притворялся, возможно, но… был живым. А сейчас перед автомобилем протянув мне руку стояла кукла… статуя, с идеальной кожей, отстраненным выражением на лице и холодом в глазах. Улыбка? Больше не было и намека. Если бы не грудь, едва заметно вздымающаяся от дыхания, я бы решила, что передо мной киборг, в крайнем случае ИсКин, но человек – нет. Никогда. У людей не бывает таких застывших лиц. Словно действительно маска, только сейчас неживыми казались даже глаза.
Я вложила пальцы в его ладонь, Акихиро учтиво-безразлично помог покинуть транспортное средство, и придержал меня на тот миг, когда флайт с тихим шорохом отъехал, оставляя нас на растерзание встречающих.
Что странно – моей руки монстр не отпустил, хотя следовало бы. Ему следовало идти на шаг впереди, мне на шаг позади, семеня и совершая маленькие шаги. Но младший господин почему-то забыл о такой маленькой детали, как необходимость соблюдать правила. Крепко сжав мою ладонь, он вальяжно-флегматично направился к ступеням, едва ли одарив взглядом прислугу, и довольно холодно взглянув на мать, которая шагнула к нему навстречу, уже начав возмущенно дышать, потому как… мы нарушали традицию, да. Мы ее даже фактически уже нарушили, отрицать это было бы глупо, но Акихиро и не отрицал.
У этого монстра, кажется, было правило – не хочешь отрицать, доведи ситуацию до абсурда. И потому, вместо того, чтобы, повинуясь возмущенному взгляду матери отпустить меня, он лишь холодно произнес, проводя меня мимо женщины, подарившей ему жизнь:
– Моя невеста неприкосновенна. Я говорю это раз, и хочу быть услышан и правильно понят.
Он произнес это невозмутимо и глядя так, словно мать не замечал вовсе, но мне вдруг стало безумно жаль эту красивую как фарфоровая статуэтка женщину, которая стояла, с широко распахнутыми глазами, сегодня синими, и практически не дышала так, словно ее дыхание было выбито одним жестоким ударом.
И когда Акихиро начал подниматься по ступеням с невозмутимостью ледяной глыбы, я все оглядывалась на его мать, которая словно вовсе лишившись зрения, стояла, застывшими взглядом глядя прямо перед собой, и даже не шевелясь. И при этом на лице – ни единой эмоции, никакого оттенка чувств, ничего. Куколка с идеальной белой кожей, нежно-розовыми губами, черными, собранными волосами, в нежно-розовом каимичи… качимичи… не помню, как называется этот третий наружный халат, подвязанный сегодня синим поясом, в тон к которому был подобран и цвет глаз моей условно «почти свекрови». Но, несмотря на то, что ее лицо не выражало никаких эмоций, она вся была напряжена как струна и… слова сына, поступок сына, поведение сына – были для нее ударом. И такое ощущение, что сокрушительным.
И вся моя воспитанная в иной культуре душа волной поднималась против подобных… действий, но один взгляд на Акихиро и я промолчала. В чужой монастырь со своей отравой не лезут, так что я заставила себя промолчать.
– Правильное решение, – не взглянув на меня и словно вообще не видев, кого властно вел за собой, произнес он.
Отвечать я не стала – мы почти приблизились к «старшему господину».
Низкий церемонный поклон мой, едва склоненная голова «младшего господина» и взгляд, более чем осуждающий взгляд Адзауро-младшего. Адзауро-старший не выдержал этого молчаливого осуждения и, опустив голову, отступил, позволяя нам войти в дом.
И… я вот сейчас ничего не поняла.
Понятное дело дед Адзауро совершил не слишком разумный поступок, пойдя на открытый конфликт с местной мафией, но исправил же ситуацию, к примеру, нас вызвал, так что я не видела никакой причины для осуждения со стороны «младшего господина».
И вдруг мир словно перевернулся, и я оказалась на руках Акихироа.
– Ты что творишь? – не сдержала возгласа.
– Следую традициям Гаэры, – усмехнулся он.
И перенес меня через порог своего дома.
Три шага, и уже в сумраке здания, Акихиро отпустил меня на пол, и, указав на лестницу, приказал:
– Иди к себе, я подойду позже.
На мой возмущенный взгляд, ответом была ледяная усмешка и жест, указующий на лестницу, ну это так, если я с первого раза не поняла.
«Кей, не нагнетай, – раздался в наушнике голос Слепого. – Внутри поместья ситуация под контролем».
По факту на этом задании мы со Слепым были на равных, да, Исинхай поднял меня практически до высшего уровня, но Слепой был моим начальником несколько лет, а потому я подчинилась. Молча позволила быстро подошедшей служанке снять с меня туфли, стараясь не скользить на натертом до блеска деревянном участке пола, дойти до столь же скользкой лестницы, и подняться наверх, почти не оборачиваясь.
Обернулась уже входя в галерею – младший господин стоял, пристально глядя на меня и, кажется, не отводил от меня взгляда все то время, пока я поднималась… Неприятный холодок какого-то мало объяснимого ужаса пробежался по спине.
***
В моей комнате все было практически по-прежнему, разве что кровать заменили. Учитывая, что моя кровать была чем-то вроде матраса на циновке, особо менять было нечего. В остальном – шкаф, встроенный в стену, маленький столик без стульев, то есть для сидячего на полу образа жизни, стоял близ окна. Икебана на нем не радовала, букетов живых цветов мне не полагалось.
Стянув ненавистные белые носочки с ног, прошлась уже уверенно и, не поскальзываясь на каждом шагу, прошла в ванную комнату и начала переодеваться. До обеда оставалось еще полтора часа, территория поместья контролировалась Слепым, так что я могла тупо расслабиться.
«Как он тебе?» – раздался в наушнике голос ранее шефа, теперь практически партнера.
«Монстр. Умен, наблюдателен, не лишен эмпатии, соответственно на порядок опаснее всех. И да, одна маленькая проблема – это очень непредсказуемая сволочь, Слепой. Крайне непредсказуемая. Ждем проблем».
«Куда ты сейчас? – не став комментировать мои наблюдения, спросил Слепой».
«Пробегусь».
«У тебя урок танцев, – напомнил он».
«Пробегусь!» – настояла я.
«Кей, в чем проблема?» – мгновенно понял, что что-то здесь не так командир.
А я… не знала, что ответить.
«Кей?» – позвал Слепой.
Не ответила.
В три движения собрала высокий хвост, зафиксировала его второй резинкой. Сорвала с себя манерно-модную одежду в стиле Ятори, натянула спортивные штаны, спортивный лиф, безразмерную майку поверх, затянула кроссы и пошла не к двери – к окну.
«Камера 245, отключение на три секунды», – дала команду системе.
Классический яторийский стиль постройки домов, давал немалое преимущество для любых побегов через окно, так что трех секунд мне хватило, чтобы спрыгнуть на землю в цветущем, насколько я поняла почти вечно цветущим садом.
Еще секунд пятнадцать на стометровку, чтобы преодолеть открытый участок сада. Через первую стену я перепрыгнула с разбега взбежав на нее, вторую миновала уже через охранный пункт, прыгать через это ограждение было бы себе дороже, и сорвалась на бег, уже оказавшись в пространстве между внешней и второй стеной, месте, которое просматривалось только камерами охраны, причем нашей.
В наушниках гремела музыка, на визоры транслировались языковые упражнения от Леи Картнер, в сознании билась одна, высказанная Слепым фраза: «Кей, в чем проблема?».
Я не знала.
Снизив скорость бега до условно средней, я пыталась понять, что мне так сильно не понравилось, и… не понимала. Убогая планетка? Не буду спорить. На Ятори технологии давно шагнули за грань разумного, но вместе с тем человечность тоже шагнула, причем это был шаг назад, и тоже за грань, только уже другую – грань того, что отличает человека от… монстра. Семья? Любовь? Привязанность? Здесь каждое из этих слов было пустым звуком. Вместо семьи почитался – род. Любовь – заменил обычный расчет. Привязанность была слабостью, а потому монстры, закончившие Камуку ею себя, не обременяли в принципе никогда. И это не то, чтобы для меня подобное стало шоком – мы работали и в худших условиях. Но что-то задело. Задело настолько, что в какой-то момент я остановилась и перешла на шаг.