Кровь за кровь

Когда ослепший и оглохший Чебурек пришел в себя и начал помаленьку видеть и слышать, он уже не сидел возле ящиков, а лежал на мокром асфальте, лоснящемся от света фар. Прямо перед ним судорожно открывал и закрывал рот Панда, как будто все хотел зевнуть и никак не мог. Он лежал на боку в луже, густой и черной от натекшей крови. На его горле зиял ножевой разрез, похожий на улыбку.

Вокруг ходили кавказцы, переносящие ящики в машины, которых стало больше, пока Чебурек находился в отключке. Он повернулся и увидел голову Шурика. Туловище распростерлось поодаль, как будто никогда не имело никакого отношения к отрезанной голове. Через него то и дело перешагивали чьи-нибудь ноги. Одна пара задержалась возле Чебурека, переломилась в коленях, и перед ним возник присевший на корточки кавказец, который начал переговоры.

– Ты хоть врубился, что это было? – спросил он с улыбкой.

– Нет, – признался Чебурек.

Его опять морозило. Он решал, под какую машину будет сподручнее заползти, когда братва откроет огонь по чехам. Почему они до сих пор не стреляют?

– Светошумовая граната, – пояснил кавказец. – Спецназовская. Как ощущения?

– Сильно, – оценил Чебурек, косясь в сторону леса.

– Подмоги ждешь? – догадался кавказец. – Напрасно. Мы их тоже зарезали. Наши были уже на местах, когда они пришли. Такие дела. – Он достал нож. – Ладно, мне пора. Глаза закрой.

Вместо того чтобы подчиниться, Чебурек вытаращился и стал горячо просить, чтобы его не убивали, чтобы отпустили, потому что он никому… никог… ниче…

Не дослушав, кавказец схватил Чебурека за волосы, заставил его запрокинуть голову и с силой провел острием по шее. После этого мольбы превратились в какое-то бульканье вперемешку с сипением и хрипом. Но Чебурек все равно не умолкал, еще на что-то надеясь.

Дверцы машин захлопали, завелись двигатели, в сыром воздухе резко запахло выхлопными газами. Вскоре стало тихо, если не считать шороха шин на трассе и капели после дождя. Чебурек уставился в глаза Панды, который уже не двигал ртом, а лежал неподвижно с потухшим взглядом. Казалось, он только что узнал нечто такое, после чего потерял всякий интерес к происходящему на земле. Чебурек почувствовал, что засыпает, и обрадовался отсутствию боли. Дальше он пока не заглядывал, поэтому решил, что умрет легко. Что делали бы мы, люди, без этого счастливого заблуждения!

28 ноября. Вечер Ресторан «Гасиенда»

Переверзин был приятным, обходительным мужчиной с большими крестьянскими руками и маленькой, вытянутой и сплюснутой, как у младенца, головой. Женская половина банка «Мидас» считала его красавчиком. Если бы не своеобразное строение черепа, Переверзина можно было бы легко принять за Джо Тривиани из «Друзей». Алена не помнила фамилии актера, сыгравшего в сериале, но с общей оценкой была согласна.

Обладал Переверзин еще одним достоинством, о котором знали немногие. Как бы поделикатнее выразиться? В общем, в банке ходили слухи, что большие у него не только руки, но и еще кое-что.

С одной стороны, это настораживало. Чье-то свидетельство столь деликатных подробностей подразумевало наличие у Переверзина как минимум одного служебного романа. С другой стороны, Алена Осокоркова не собиралась за него замуж. Ей было просто любопытно. И вообще, Антон Переверзин, как уже отмечалось, был привлекательным мужчиной. Чем завершится посещение ресторана со жгучей текилой и острыми мексиканскими блюдами? Алена не знала. И эта неопределенность приятно щекотала ее нервы, возбуждая интерес… и не только.

– Ну что? – Переверзин элегантным жестом поправил манжеты, демонстрируя янтарные запонки в золотой оправе. – Будем заказывать?

Алена оторвала взгляд от раскрытого меню.

– Я бы попробовала тако, – сказала она, соблазненная фотографией поджаристой лепешки, начиненной всякой всячиной. – С красной фасолью.

– Принимается, – кивнул Переверзин. – Мексиканский ресторан без текилы и тако – нонсенс.

– Знаешь, – произнесла Алена с сомнением, – я, пожалуй, буду пить не текилу, а что-нибудь полегче. Вот например. – Она ткнула ногтем в меню. – Замороженную «Маргариту». С… с клубникой. Нет! С апельсином, чтобы не изменять традиции.

Апельсины представлялись ей такой же неотъемлемой приметой Мексики, как кактусы и сомбреро. Интерьер предлагал до отказа насладиться латиноамериканской экзотикой. На стенах висели индейские маски, гитары и рогатые черепа, подозрительно смахивающие на настоящие. Столы украшали индейские светильники из сушеных тыкв и деревянные подставки с резными орнаментами. Официанты ходили хотя и без усов, но в пончо и широкополых шляпах.

– Оглянись вокруг, Алена, – мягко предложил Переверзин. – Проникнись обстановкой. Стала бы ты пить «Маргариту», если бы сидела в настоящей таверне?

«А он романтик», – подумала она и махнула рукой:

– Ладно, давай текилу! Под твою ответственность.

– Можешь на меня рассчитывать, – серьезно сказал Антон Переверзин. – Домой доставлю и даже спать уложу, если понадобится.

Был ли это намек? Наверняка, судя по совершенно невинной мине Переверзина. Прежде чем пригласить Алену в ресторан, он обхаживал ее на протяжении двух недель: приносил кофе, делал комплименты, бросал красноречивые взгляды на совещаниях и как бы выделял ее среди остальных сотрудниц. Это было приятно. Потом, предчувствуя, что вскоре Переверзин предпримет более решительные шаги, Алена решила навести справки у подруг и узнала ту самую подробность, которая не давала ей покоя.

Не то что она была развратной или, упаси бог, извращенной. Ее сексуальный опыт не выходил за рамки приличий и ничем не отличался от опыта других тридцатилетних женщин. Первый бурный и печально закончившийся роман, второй – такой же, но очень короткий, несколько случайных приключений без продолжения, пара более длительных связей, две или три излюбленные позы, оргазмы через раз, тайные фантазии, мечты о чем-то большом и светлом. Нет, в любопытстве Алены Осокорковой не было ничего нездорового. Точно так же заинтригована была бы она, узнав, что у Переверзина, допустим, имеется третья рука или гребень на спине. Наверное. Так она себя убеждала, дабы не выглядеть в собственных глазах порочной.

– Уж до кровати как-нибудь доберусь, – произнесла Алена в шутливой манере.

Сегодня она была хороша и ежеминутно наслаждалась сознанием своей красоты. Ее желтые соломенные волосы были разделены ровным пробором и слегка касались плеч, обтянутых кофточкой цвета южной ночи, с блестками-звездочками и серебристым полумесяцем, заманчиво очерчивающим левую грудь. Грудь не провисала, несмотря на отсутствие бюстгальтера. Собираясь на встречу с Переверзиным, Алена решила обойтись тугой эластичной маечкой, не оставляющей некрасивых отпечатков на коже (на тот случай, если дело все же дойдет до раздевания, хотя обычно она не позволяла себе подобных вольностей на первом свидании). Юбка была выбрана достаточно длинная, без фривольных разрезов, но зато узкая, не скрывающая, а подчеркивающая формы аккуратной, в меру отставленной попки. Наряд довершал широкий пояс с большущей бляхой и короткие сапожки на фантастически тонких каблуках. На службу в банк Алена никогда не являлась в подобных нарядах, так что Переверзин был очарован, о чем не преминул заметить, когда принял ее пальто у гардероба.

– А я обхожусь без кровати, – сообщил Переверзин, не торопясь уделить внимание рыжеволосому официанту, почтительно ожидающему поодаль. – Сплю на ортопедическом матрасе прямо на полу. Никогда не пробовала?

Вопрос был задан самым невинным тоном, но Алена напряглась. Ей вдруг пришло в голову, что Переверзин уже все спланировал и теперь медленно, но уверенно заманивал ее на свой ортопедический матрас, чтобы получить доступ к ее телу.

– Нет, – сказала она с угасающей улыбкой. – Мне хорошо на своей кровати.

– Это какая-то особенная кровать? – подмигнул Переверзин.

Его раскованность начинала граничить с развязностью.

– Давай не будем говорить на постельные темы, – предложила Алена. – Мы пришли сюда есть, а не спать.