Страница 12 из 14
– Зачем тебе растягиваться, ты и так красивая? – недоумевал Саша, когда Тамара, не дожидаясь утра, попросила его уехать. – Я думал, завтраком меня накормишь.
Тамара вздернула бровь.
– Я не кухарка.
Он обнял ее за талию, провел губами по шее.
– Ну, выйдем куда-нибудь, я ж не о том…
Она поцеловала его долго, дразняще-грязно, как будто не было предыдущих пяти часов, проведенных вместе – пяти очень, очень интересных часов, от которых завтра будет приятно ломить все тело, и отстранилась решительно, как будто переключив режим.
– Утра только мои, – сказала она, глядя в замутненные желанием глаза. – Тебе пора.
Такие лица бывают у людей, внезапно трезвеющих в разгар шумной деревенской свадьбы – изумление, смешанное с неверием, потом шокированное осознание, что все сказанное – правда. Тамара ждала реакции спокойно. Если человек не мог этого принять, их встреча была последней, хоть он и не знал об этом. Если же мог, все получалось очень приятно для них обоих. По крайней мере, до тех пор пока он не начинал заводить разговоры про «Пора съезжаться». После этого расставание было окончательным, без оправданий и объяснений.
Вместо репутации доступной женщины за ней вскоре закрепился бренд холодной стервы, этакой женщины-дракона, которая пожует и без колебаний выплюнет. Но почему-то эта репутация никак не сокращала количество желающих попасться к ней в лапы.
Утра были ее, и она не могла и не хотела это объяснять. Она защищала их с той же яростью, с которой медведица защищает своих детей. Только утром, расстелив коврик, она была собой, настоящей. Только здесь не было зрителей, чье внимание всегда оценивало, всегда преследовало какую-то цель. Только здесь она отчетливо слышала биение собственного сердца в те минуты, когда хватало смелости прислушаться.
Ей нравилось вытягиваться и нравилось подолгу удерживать позы силы, особенно все позы воина. Балансы давались ей легко, и постепенно она начала осваивать сложные балансы на руках с переменой позиций. Время на коврике было время игры, приключений и экспериментов, и она смеялась, теряя равновесие в «Вашистасане» или заставляя танцевать «Позу орла».
Только прогибы, глубокие наклоны назад давались ей с трудом. Тамара их не любила, они служили постоянным напоминанием о том, что в жизни существуют ограничения. Это было ужасно обидно и непонятно. После всей огромной работы над собой, которую она проделала и продолжала делать, после того как мир заработал по ее правилам – как? Как могло подводить собственное тело – первое, над чем она получила контроль?
– Я не вижу какой-то физической проблемы, – сказала ей преподаватель в студии, когда Тамара решила проконсультироваться у нее после класса. – Плечи у вас не зажаты, по крайней мере не сильно. Давайте посмотрим.
Инструктор попросила ее выполнить несколько асан, то фиксируя ее руку, то отпуская, провела по всем вариациям поз «Кобры» и «Сфинкса», пока Тамаре не стало казаться, что спина у нее перманентно выгнута, а плечи забыли, где суставы.
– Зажим? – спросила она, усевшись с облегчением, когда инструктор наконец разрешила.
– Да. Сильный мышечный зажим. На самом деле это хорошие новости, потому что с мышечными зажимами можно работать. Природной гибкости у вас, я по классам вижу, много. Суставы раскрыты и хорошо проворачиваются – широкий диапазон движений у тела. Серьезные мышечные зажимы появляются, когда мы либо постоянно сидим или много стоим неправильно, или почему-то неосознанно напрягаем какую-то зону. – Инструктор задумалась. – У меня была ученица, которая живот всегда держала в напряжении, никак не могла расслабить, даже в шавасане. Не специально, а подсознательно. Сражались мы с ней с этим животом, сражались, а потом поговорили как-то, выяснилось, что она росла в неблагополучной семье. Отец пил и оплеуху мог запросто отвесить, и она привыкла с детства сжиматься. Живот ведь самая уязвимая зона, здесь нет ребер, нет защиты. Вот она и сжимала мышцы пресса и так привыкла, что годы спустя расслабить не могла.
– Так и не может?
– Может теперь, – инструктор кивнула. – Мы с ней на дыхательные практики переключились, абдоминальное дыхание очень помогло и «Надишодана». Не сразу, конечно, но постепенно. Когда приходит осознанность, все можно отпустить.
Тамара задумалась.
– Меня никто в детстве не бил, – сказала она. – Зачем же я сжимаю?
Инструктор улыбнулась с сочувствием.
– Здесь можно по-разному работать. Можно через психологию – понять, от чего вы зону сердца защищаете или где чувствуете угрозу. Но можно и просто через йогу, через практику. Выполняйте больше прогибов, больше практик на раскрытие грудного отдела. Я советую через практику попробовать, потому что психология, она все-таки от ума и через ум работает. А ум – такая штука, в чем угодно себя может убедить, а уж кругами нас водить и вовсе мастер. А тело не лжет, просто работает. Так, может, и медленнее, но точно эффективно.
– Спасибо, – кивнула Тамара. – Я попробую.
Она не сказала инструктору, конечно, от чего прячет сердце. Не потому, что не доверяла, а потому что и сама не хотела об этом думать, признаваться себе самой. Лучше через йогу, подумала она. Медленно, но верно. И когда время придет, она будет готова. В практике часто было так – она внезапно ставила тебя перед фактом, что ты готов, игнорируя просьбы ума об отсрочке, игнорируя страх. Ты готов – и практика не оставляет тебе шанса отсидеться, остаться на, может быть, не слишком комфортной, но привычной позиции.
Йога, как река, сдвигает с насиженного места даже камни рано или поздно. Для их же блага, разумеется.
И если Тамара выстраивала свои практики так, чтобы прогибов в них было поменьше, стараясь этого как бы не замечать, – рассказывать об этом кому-то было совершенно необязательно.
Они пересеклись в том месте, где рано или поздно встречаются друг с другом все женщины офиса – в женском туалете. При виде Тамары Катя застыла, как пойманный в ловушку зверек, руки замерли, запутавшись в шелковом шарфе, который она никак не могла завязать к своему удовлетворению.
– Добрый день, – поздоровалась она неестественно высоким голосом.
Тамара улыбнулась, стараясь улыбкой передать, что не представляет собой угрозы. Как там говорится про леопарда и его пятна… Эх. Но попробовать стоило.
– Добрый, – сказала она, добавляя мягкости в голос. – Вы Катя, я не ошибаюсь? Наш самый многообещающий аналитик?
Катя вспыхнула, так что веснушки проступили на молочно-белой коже.
– Д-да, – с запинкой ответила она.
– Я Тамара, – Тамара протянула ей руку. – Очень приятно.
Катя только кивнула, отвечая на рукопожатие несмело, потом вдруг сжала пальцы, как будто вспомнила многочисленные статьи о том, каким должно быть рукопожатие. Тамара проглотила улыбку и развернулась к зеркалу, чтобы поправить помаду.
– Как вам на новом месте? Освоились? Или еще не совсем?
Катя неловко пожала плечами, с видимым усилием возвращаясь к своему шарфику.
– Насколько можно было освоиться за две недели, – сказала она. – Здесь лучше, чем на моей старой работе. Там, конечно, было все знакомо, зато здесь я могу учиться новому. Наверное, не стоило этого говорить, – она покачала головой и скованно улыбнулась. – Работодателю ведь не стоит признаваться, что ты не все знаешь и умеешь.
– Это смотря какому, – спокойно заметила Тамара, аккуратно подправив салфеткой контур губ. – Умный работодатель предпочтет сотрудников, которые никогда не перестают учиться. Меня как раз это и беспокоит больше всего в ваших коллегах. Они давно закончили учиться.
– О. – На лбу у Кати прорезалась беспокойная морщинка. – Нет, они – то есть, они, конечно, эксперты в своей области, но они не останавливаются. У них на следующей неделе новый тренинг.
– Да, потому что HR их туда отправил в приказном порядке. – Тамара засмеялась. – И вы бы видели, как они с пеной у рта доказывали, что он им не нужен.