Страница 4 из 12
Врачебная тайна – многогранное этическое и юридическое понятие. Понятие врачебной тайны и условия ее разглашения закреплены в «Основах законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан». Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени. К личной тайне относятся сведения, характеризующие состояние здоровья гражданина, а также информация, доверенная пациентом врачу.
Кирилл всегда был в курсе статистики. Так, в 2012 году в России по программе суррогатного материнства родилось 294 ребенка. И из этого числа более половины генетических мам не нуждались в оформлении декретного отпуска, так как они были просто хорошо обеспечены. Программа «суррогатное материнство» действительно дорогая для генетических родителей. Стоимость ее обходится не менее чем в 1,5–2 миллиона рублей, а то и больше. В эту сумму, как правило, включены расходы на проведение цикла ЭКО, ежемесячные выплаты суррогатной матери, вынашивающей беременность, и, главное, денежное вознаграждение после родов. Такую роскошь могут себе позволить далеко не многие супружеские пары. Только очень обеспеченные. Еще 25 процентов – это частные предприниматели, им декретный отпуск оформлять не надо. Но оставшиеся 25 процентов – это те женщины, которые работают; обычно на престижной и высокооплачиваемой работе, и им декретный отпуск нужен даже не из-за денег, а только для того, чтобы не разглашать факт суррогатного материнства.
Такие примеры тоже бывали в практике Кирилла. Одной его пациентке, которая работала в крупной компании и получала достаточные деньги, пришлось уволиться, чтобы никто не задавал ей вопросов по поводу родов и детей. Никакие обращения в Минздрав тогда не помогли, там стояли насмерть: «Нельзя! Вы-де не рожали!»
Абсурд! И все это из-за 100 случаев в год по программе суррогатного материнства, когда женщине был нужен декретный отпуск. Да разве деньги были тогда нужны этим мамам?! Им нужно было спокойствие и счастье для своих малышей. И соблюдение ЗАКОНА о врачебной тайне.
И все равно Кириллу Кольцову было очень обидно слышать «дети из пробирки», как шепот из-за угла. О таких родах нужно было говорить с гордостью, а не скрывать правду. Родители детей, зачатых подобным способом, практически герои. Не говоря о материальной стороне дела. Многие пары копят, отказывают себе во всем, чтобы сделать хотя бы попытку. А потом начинаются долгие и болезненные процедуры. Гормоны, лекарства, постоянные приемы у врачей. И нужны силы, чтобы выдержать неудачу, если таковая случится. И не сдаваться.
Для Кирилла клиника была его жизнью. Может быть, даже стала ему женой, самой реальной, самой необходимой. По той самой народной мудрости и его классификации – второй, той, которая «от людей». И ничего дьявольского в его работе не было, в это он верил свято. На том стоял. А Инга? Кем же в этой цепочке была Инга? Кто теперь разберет. Сколько лет прошло…
– Глеб, подожди, ты мне так ничего и не ответил. – Инга стояла, опершись о дверной косяк и в упор смотрела на мужа. Она еще раз отметила, как хорошо выглядит муж для своего возраста. Поджарый, стройный. Ей фигуру сохранить не удалось.
– Ну почему именно эта клиника, объясни ты мне?! Сколько клиник занимается в Москве ЭКО? И потом, ты же верила своему врачу в Питере? И в последний раз все было нормально!
– Нормально? Ты называешь это нормальным? – Инга с удивлением смотрела на мужа.
– Хорошо-хорошо, я не это имел в виду. Я хотел сказать, что врач тебя устраивал, ты ей поверила, мы приняли решение. Инга, я не готов к разговору. Это твои эмоции, и это слишком серьезно. Давай поговорим вечером.
– Глеб, а чего тянуть до вечера, я уже записала нас на прием, – Инга говорила спокойно, но очень решительно. Все так же стоя у дверного косяка, напряженно выпрямив спину. Именно по этой прямой спине Глеб понял, что жену отговаривать бесполезно. Таких аргументов просто не найти.
Мужчина в сердцах швырнул портфель на пол и, с шумом отодвинув стул, сел, глядя прямо перед собой.
– Туда я идти не хочу. Ты поняла? В любую другую клинику, но только не туда.
– Ты взрослый человек, прошло столько лет.
– Да сколько бы ни прошло. Он остался тем же! Ты разве не поняла? Какой был, такой и есть! Самоуверенный тип! Ему совершенно наплевать на других. Думает только о себе! Он чуть жизнь тебе не сломал!
– Глеб…
– Что Глеб? Он как никто знал, что ты тогда была еще очень слаба, и вообще! Так врач не поступает! Он не может использовать служебное положение в личных целях!
– А как он использовал?
– Ты сама все прекрасно знаешь.
– Я знаю, что мне 43 года! И это единственная клиника в Москве, где такой высокий процент беременностей! И где заботятся о женщине! Особенно о возрастной! Я все подробно узнала. Именно там есть отделение позднего репродуктивного возраста.
– То есть ты все уже узнала.
– Да, и уверяю тебя, дело не в Кольцове и не в том, что мы так неожиданно встретились. Это ни при чем. Я даже не знала, что он переехал в Москву. И что клиникой руководит.
– Инга, мне нужен МОЙ ребенок, понимаешь, мой! Ты же сама все знаешь! Наверняка встанет вопрос о доноре. Я к этому не готов, прости.
– И мне нужен твой ребенок. Наш ребенок. У нас еще есть шанс! Возможно, последний. Дай нам еще одну попытку!
Какое-то время Глеб молча сидел на стуле, опустив руки и глядя в пол, затем, не ответив, взял портфель и вышел из квартиры, хлопнув дверью.
Практически одновременно с уходом мужа зазвонил телефон.
– Да, подтверждаю. На среду, к двенадцати часам. Лично к Кольцову. Вы уверены, что нас примет именно он? Хорошо-хорошо. Да, первичная консультация. Нам обязательно быть с мужем? Может, сначала одной? Спасибо! Я так и сделаю.
Инга повесила трубку и принялась разбирать вещи для стирки. Черное от белого, белое от цветного. Это хорошо, что она сначала поедет одна. Осмотрится, все прикинет. Носки отдельно, бюстгальтеры в мешок. Или все же поехать вдвоем? Рубашки Глеба – в отдельную кучу, нужно застирать воротнички. Нет, лучше одной. Обязательно нужно почувствовать атмосферу клиники, посмотреть, что за врачи, это очень важно: поверить – довериться. И что скажет внутренний голос. Может, и вообще им туда вместе идти не захочется. Скатерть с винными пятнами. Это тоже в сторону. Про то, что не понравится, думать не хотелось, почему-то была уверена: обязательно все сложится хорошо. Инга продолжала разбирать белье, пытаясь сосредоточиться на домашних хлопотах. Ей сегодня не обязательно было идти на работу, и нужно было себя чем-то занять.
Домашние дела всегда для женщины найдутся. Инга любила свой дом, любила наводить блеск, поддерживать чистоту. Уютная трехкомнатная квартира за долгие годы проживания здесь не превратилась в склад вещей. Хотя могла бы. С их-то любовью к путешествиям, постоянным копаниям на блошиных рынках. Инга умела создавать уют при минимальном количестве предметов.
Квартира Инги – ее капитал, ее радость и предмет зависти многих друзей и недругов. Шутка ли, Брюсов переулок. Когда она выходила из вагона метро на центральной станции, попутчики бросали деловито: «На переход?» – «Нет, я тут живу». – «А что, здесь можно жить?» – «Ну вот я же живу!» И тут же следовал недоуменный взгляд, и поджатые губы говорили о том, что она переходила в какую-то другую категорию, ее отсекали от обычных людей, выделяли, и это неприятно ранило.
Квартира досталась ей от бабушки, коренной москвички. Бабушка вышла замуж в московскую коммуналку. Семья мужа занимала в квартире просторную комнату с двумя окнами. Уже тогда комнату делили красивой шторой на два угла. Молодая девушка сразу же прижилась в большой и дружной семье. В одной комнате мирно уживались три поколения Соколовых: родители жениха, его дедушка с бабушкой, железная кровать которых стояла за огромным двустворчатым шкафом, и сам жених. Тут родился и маленький Миша – папа Инги. Как любила рассказывать бабуля, жили дружно, ее не обижали, Мишу боготворили. Сосед был всего один – Лешка-пьяница, больной туберкулезом. Когда его выслали за 101-й километр, семье досталась вся квартира.