Товарищ Кощей

Неожиданно им на помощь пришёл Командир. Кашлянув, чтобы привлечь внимание Кощея, он попросил говорить ещё проще.

Несколько секунд Кощей смотрел на Ивана Петровича глазами обиженного котёнка, но Командир был непреклонен, и князю всё же пришлось заговорить по-человечески:

- В общем, вот эта хреновина, - он взял из стоявшей на столе обычной глиняной плошки один из наполненных тьмой шариков, - создаёт круглое пятно сто метров поперечником. И в этом пятне... - Кощей запнулся, подыскивая нужные слова, бросил на Командира ну просто оч-чень выразительный взгляд, но в конце концов продолжил: - Так вот, в этом пятне, если что-то может сломаться, оно сломается, - подумал ещё и добавил: - Наверное...

Час спустя слегка пришибленные и заметно растерявшие гонор осназовцы отправились обратно. И когда они уже почти скрылись из виду, князь, стоявший на крыльце рядом с Командиром и тоже задумчиво глядевший вслед уходящим, проговорил:

- В другой раз, Колычев, объяснять, что такое вероятность и для чего она нужна, будешь сам...

- Через два дня, - невпопад ответил Колычев.

- Объяснять будешь? - хмыкнул напарник.

- А?.. Нет! - покачал головой полковник. - Наступление на их участке начнётся через два дня.

- А на нашем? - не выдержал Гусев, до этого старательно притворявшийся столбиком.

- Через пять дней после них. С корпусом Брусникина*, - ответил Командир после довольно долгого молчания. - Так что завтра вы, соколы мои ясные, берёте друг друга в охапку и дуете к ним в штаб. Взаимодействие налаживать...

*Фамилия взята у Конюшевского. Я в Интернете такого военачальника не нашёл.

Как рассказывал Командир, был когда-то в Германии канцлер Бисмарк, который учил своих потомков, что нельзя воевать с русскими. Правда, объяснял он это тем, что какими бы умными эти потомки ни были, русские всё равно одолеют их своей глупостью. Гусеву, когда он это услышал, стало обидно, а вот Кощей, который тоже сидел с ними, только хмыкнул. Причём довольно. И когда Сергей повернулся к нему, спокойно спросил, стали бы гансы придумывать причины, почему не надо воевать, если бы побеждали?

Сейчас, сидя в ожидании темноты в каком-то подвале, переделанном пехотинцами в блиндаж, майор вспоминал тот разговор и мысленно усмехался. Что придумают нынешние гансы, чтобы объяснить своим потомкам, почему они проиграли эту войну? Потому что эти восточные варвары воюют не по правилам?..

В полумраке звякнуло -- один из молодых, именем Марат из рода Шарафутдиновых который, согрел на самодельной печурке кипяток в котелке и сейчас, вбросив в него щепотку сушёных трав, оставленных князем как раз на этот случай (как он сказал? Облегчают сердце и успокаивают дух?), накрывал котелок крышкой. Минут пять постоит, и можно будет попить горячего. Не чай, конечно. И без сахара. Но всяко лучше пустого кипятка...

Мысли Гусева опять вернулись к недавним событиям.

За два месяца, прошедших с начала нынешней зимней кампании, захватчиков где больше, где меньше, но потеснили на почти всей протяжённости Советско-германского фронта. Именно потеснили -- гансы отступали неохотно, упирались, но напуганные недавними "котлами", при появлении угрозы окружения спешили отвести свои войска. Почти везде, кроме Харькова, который, по слухам, Гитлер ещё осенью потребовал у своих генералов удерживать любой ценой. Ну вот они и удерживают. Сидя в котле. Вся 6-я армия во главе со своим командующим, генералом танковых войск Паулюсом, ну и так, по мелочи...

Хотя надо отдать должное и, как их называет напарник, воеводам. В этот раз они всё же как-то ухитрились договориться, и Харьковский "котёл" образовался благодаря сходящимся ударам левого крыла Юго-Западного и правого крыла Южного фронтов.

Что же касается других успехов советских войск -- товарищ Левитан чуть было не охрип, зачитывая в очередной сводке Совинформбюро список отбитых у врага городов и населённых пунктов...

Марат снова зазвякал посудой и вскоре принёс Сергею обычную эмалированную кружку, на три четверти наполненную парящим душистым отваром. Гусев отпил чуть-чуть, покатал на языке (он уже давно кипятком не обжигался) и, прикрыв глаза, потянулся Силой к сидящим наверху, на НП, товарищам. Разговаривать так у него пока что не получалось, но вот передать какой-нибудь простой короткий сигнал, вроде "Подъём!" или "Чай!" - это пожалуйста.

Ощутив отклик, Сергей открыл глаза и кивнул выжидательно глядящему на него Шарафутдинову: сейчас будут.

Корпус Брусникина, к которому приписали группу, тоже не остался в стороне от событий. Проломив ослабленную оборону (гитлеровцы, решив, что на этом участке наступления не будет, сняли с него часть сил), корпус стремительным рывком достиг Богодухова, занял его и приготовился отбиваться. Однако противник, упорно пытавшийся прорвать кольцо в других местах, про Богодухов как будто забыл. Да и то сказать, направление для прорыва, особенно с учётом нехватки горючего и боеприпасов, далеко не самое выгодное. И потому люди -- что простые бойцы, что командиры -- слегка расслабились. Они просто не верили, что обмороженные и оголодавшие гансы способны совершить что-нибудь... этакое.

Прошло почти два месяца с момента рождения "котла", Командира вызвали в Столицу для отчёта, а на следующий день после его отбытия неполная рота явно потерявших всякое соображение гансов при поддержке четырёх "Штугов" (как потом выяснили) попыталась прорваться на свободу через этот, с позволения сказать, город.

Потеряв половину машин и людей при прорыве через позиции внутренней линии обороны, оставив третью самоходку и кучу трупов при ней на окраине, уцелевшие с единственным оставшимся штурмовым орудием влетели в центр... поселения и...

И у них, очень может быть, всё могло получиться, если бы не череда несчастливых для гансов событий. Сначала -- полевая кухня, которую последний оставшийся "Штуг" походя раздавил вместе со всем содержимым. Затем -- сержант госбезопасности Пучков, гордо носящий позывной "Гек", молодой и всё ещё растущий организм которого требовал регулярного и усиленного питания. Ну и, наконец, то, что происходило уничтожение полевой кухни не где-то там, далеко, а всего лишь в полутора десятках шагов от упомянутого вечно голодного растущего организма. Издав невнятное рычание (Шарафутдинов потом клялся, что это не сам Гек был, а его пустой живот), сержант госбезопасности Пучков во мгновение ока нагнал продолжающую куда-то ползти самоходку, взлетел на броню и, сорвав крышку люка, одну за другой сунул внутрь две "лимонки".

В самоходке дважды глухо ахнуло, из люка потекла жидкая струйка дыма, и железный гроб, дёрнувшись напоследок в сторону, застыл. Вместе с ним застыли бежавшие следом гитлеровцы, преследовавшие гитлеровцев бойцы с окраины и мчавшиеся на выручку оголодавшему боевому товарищу осназовцы. Оный же товарищ, мрачно оглядевшись по сторонам, спрыгнул на дорогу и побрёл к останкам кухни, возле которых уже печально вздыхал и чесал затылок повар из хозчасти, которого все называли просто Степанычем.

Стыдно признаться, но первыми в себя пришли не осназовцы и даже не сам Серёга Гусев. Вовсе нет. Первым очнулся какой-то вполне обычный на вид красноармеец из тех, что гнались за прорвавшимися. И он - этот красноармеец -- что удивительно, не стал ничего кричать или стрелять. Нет, он молча подошёл к ближайшему немцу и просто потянул у того из рук карабин. И немец, посмотрев на бойца, оружие отдал. Потом подумал немного и поднял руки, сдаваясь...

На лестнице послышались знакомые шаги, и в блиндаж, отодвинув занавешивающую вход плащ-палатку, просунулась голова Степаныча:

- Здравы будьте, товарищи бойцы и командиры! Кушать подано! Прошу к котлу!