Страница 1 из 9
========== Берлин 1939-1945 год ==========
Горчит на губах ваниль, если сдуру потянешь в рот.
Поскрипывает винил, игла тяжело ползет,
Надрывается граммофон – он устал, стар, как и я.
Остывает ударом бомбы раскуроченная земля.
Плечи в шаль утопи. Тростинку тела укутай в кокон.
Я смотрю на тени ресниц, из-под шали торчащий локоть.
Лодыжка тонка, как тебя только ноги держат?
Как ветер еще не унес?
На подушке колечками локоны. Слышу запах твоих волос.
Ветер близкой весною дышит, остро лижет морщин трещины.
Донесенья агенты пишут.
Я готов умереть из-за женщины.
12 февраля 1945 года
Северин фон Снелл – истинный ариец. Характер – нордический, твердый. С товарищами по работе поддерживает хорошие отношения. Безукоризненно выполняет свой служебный долг. Беспощаден к врагам Рейха. Выдающийся ученый: защитил докторскую степень в области генетики, ординарный профессор химического факультета Берлинского технического университета. Отличный спортсмен: чемпион Берлина по фехтованию. Холост; в связях, порочащих его, замечен не был. Отмечен наградами фюрера и благодарностями рейхсфюрера СС.
Северус закрыл выписку из личного дела и медленно выдохнул.
Северус Снейп: мать немка, обнищавшего дворянского рода, отец – английский работяга. Не истинный, не ариец и даже не национал-социалист. Просто человек, удачно, как ему казалось, подправивший биографию и попавший на крючок британской разведке. Координатор, шпион, диверсант.
Часы безжалостно отстукивали полночь, в рабочем кабинете царил почти уютный полумрак. Его деятельность не требовала бдеть ночами за печатной машинкой, но количество бессмысленных отчетов неуклонно росло. Советские войска бодро маршировали по европейским улицам, срывая красно-черные флаги и портреты Гитлера. Только законченный слепец мог верить, что все под контролем. Фюрер слепцом не был, но увлекся собственным всемогуществом, и теперь в ближних рядах началось опасное шевеление. Все доносили друг на друга, буквально наступая на головы. Досье на штандартенфюрера СС Северина Снелла казалось безупречным, чего нельзя было сказать о его эффективности в последнее время. Бездействие наказуемо и, кажется, у оберфюрера появились причины приглядываться внимательнее к своему самому сдержанному и аскетичному подчиненному. Маленький промах, вскользь брошенное недоброжелателями слово, исчезновение людей из агентурной сети, неотслеженные радиопередачи. Петля затягивалась все туже. Северус был уверен, что Рейх не переживет весны, но не был уверен переживет ли весну сам.
Безразличные буквы ровно ложились на бумагу. Всего лист заключения до конца нудного анализа работы НАПОЛАС*. Школа настоящего национал-социализма, полная стройных рядов благонадежной, идейно подготовленной молодежи - мечта Фюрера. Люди голодают, войска отступают, но все верны, горды и надеются на светлое будующее Рейха, что говорит о качественной работе института пропаганды.
Устроившись поудобнее на стуле, Северус выбил сигарету из портсигара, щелкнул зажигалкой и жадно, глубоко затянулся.
“Неблагонадежна” напротив фамилии Грейнджер, выведенное его собственным почерком. Тогда он не знал, что будут лагеря и расстрелы без суда и следствия. Тщательно размеченный список учеников Берлинского технического университета с немым укором выглядывал из тоненького досье.
“Неблагонадежна”, равнозначное “расстрелять” или ужасу застенок гестапо.
Северус прикрыл глаза, вспоминая тоненькую тростинку - единственную девочку на факультете. Умную, отважную и прилежную дочь английских иммигрантов. После стольких часов выматывающей бюрократической работы, он мог позволить себе недвижимо сидеть в кресле и курить. Тайная полиция следила за всеми, но пока не изобрели аппарата, заглядывающего в голову. События пятилетней давности вставали перед глазами с кинематографической четкостью. Северус мог бы гордиться своей памятью, если бы хоть чем-то в себе гордился.
Октябрь 1939
Военная компания быстрыми темпами набирала обороты. Северин Снелл, успевший зарекомендовать себя талантливым ученым и высококлассным вербовщиком, рассматривался СС в качестве перспективной кандидатуры. Какое-то время он продолжал занимать позицию в университете, вел лекции и семинары. Замкнутый, раздражительный, обладающий отталкивающей нетипичной для немцев внешностью, он не был обласкан любовью коллег и учеников, но совершенно не переживал по этому поводу.
Гермиона Грейнджер горячо спорила, отстаивая каждый факт биографии французского химика, а профессор морщился и брезгливо поджимал тонкие губы.
— Фройляйн, наука — это не история из жизни какого-нибудь шарлатана. Это факты, формулы, строгий расчет, нетривиальный подход, капелька везения и огромная работа.
Об огромной работе девчушка знала не понаслышке, само её присутствие в университете говорило об этом.
— Вам все понятно?
— Да, герр Снелл.
“Неблагонадежна” — островерхим почерком на листе донесений, вычерченное этим же вечером. В самом же деле, как может быть благонадежна дочь иммигрантов из враждебной Англии. Он не мог написать иначе.
Через неделю Северус уже был готов облачиться в новую форму. Оставалось несколько формальностей, пара печатей и последний день в университете.
Гермиона была рассеяна на лекции и, против обыкновения, не записывала каждое слово Профессора. “Влюбленность”, — раздраженно подумал мужчина, раз за разом возвращаясь взглядом к низко опущенной взъерошенной голове. Он спустился с кафедры и прошел вдоль рядов. Девчонка вскинулась, мучительно покраснела, прикрывая ладонью свои художества — особнячок в чисто английском стиле. Графические изображения здания и маленьких рыбок на полях имели силу приставленного к виску дула. Северус замер. Он знал очень похожий особняк – Блетчли-парк – место, где велась дешифровка полученных разведданных. Fish – английское кодовое наименование потокового шифрования.
Совпадение?
Провокация?
Попытка выйти на контакт для передачи разведданных?
— Университет — это место, в которое приходят получать знания, Гренджер! — он размышлял лишь долю секунды, не позволив, впрочем, ничему, кроме презрения, отразиться на лице. — Юные барышни должны задумываться лишь о том, чтобы стать хорошими матерями, но, если вы в действительности собираетесь связать свою жизнь с наукой, немедленно выбросьте все лишнее из головы, или исключу вас одним днем.
Цепко ухватив лист, Северус сложил его пополам и, вернувшись на кафедру, под смешки юнцов-студентов тщательно разорвал рисунок. У него были свои связные, и Ми-6 не прислала бы пятнадцатилетнюю девочку. Или прислали бы?
15 февраля 1945 года
Душное кабаре для высоких чинов, где юбками крутили златокудрые польские пани, славянки-певички и громкие крупнокостные немки. Тяжелый табачный смог, отчетливая вонь разлагающихся личностей. Музыка не затихала, даже когда сирены с надрывом оповещали о бомбежке. Людям, захваченным всеобщим весельем, было ничего не страшно. Пир во время чумы. Приглашениями в подобные места нельзя было пренебрегать все время, тем более неформальные встречи часто оказывались информативными.
— Британские врачи, лечащие евреев. Типичный случай, но у нас его забрали в четвертый отдел. К чему бы это?
Северус молчал, жалея, что отказался от предложенной папиросы. Провокационный вопрос он проигнорировал, притворившись, что засмотрелся на сцену.
— Похоже, допрос идет уже не первые сутки, а они продолжают молчать!
С раздражением поняв, что не сможет легко отделаться от собеседника, равного по чину и привилегиям, Северус включился в беседу:
— Англичане любят деньги, евреи богаты, но, если четвертый отдел считает этот случай достойным внимания, не нам судить.
— Сейчас ищут их дочь. Как только её арестуют, запоют соловьями.
Нестерпимое желание выплеснуть в лицо коллеге горячий кофе, выжечь лихорадочно блестящие глубоко усаженные глазки и сало с вислых щек, Северус спрятал за сухой безразличной улыбкой и обратил, наконец, взор на собеседника.