Офелия

– Я хотел на журналы потратить, но раз пешком… Едем на автобусе?

Питер радостно кивнул, и оба поспешили к окошку билетной кассы.

Автобус весело катил по загородному шоссе, оставляя за собой пышный хвост пыли. Питер сидел как на иголках, предчувствуя дома нагоняй от родителей. Кевин тарахтел, не умолкая:

– Сколько же она стоила? Она злая? Знаешь, а по радио говорили, они наших солдат едят! А ты видел вообще, как она ест? А каких она размеров? Как – «без хвоста»? Палмер, ты паришь меня, что ли? Русалка – и без хвоста? Может, твоего отца надули? Может, это просто актриса? Поживет у вас недельку, вылезет из пруда и уйдет домой… Питер, ну что ты как маленький? Я ж вижу, что надулся. Мне интересно, вот я и спрашиваю. Я ж никогда оттудышей не видел. Только в журналах и несколько раз в новостях. Да вы счастливчики: своя русалка…

Питер что-то коротко отвечал, иногда просто кивал. «Странно, – думал он, глядя на игру солнечного света в листве. – Мне почему-то кажется, что мама, папа, Ларри и теперь еще Кевин воспринимают Офелию как-то неправильно. Как будто она какой-нибудь пони. Или хуже. Пони хотя бы не забывают покормить. Иногда гладят и угощают сахаром. А Офелия совсем одна в пруду. Ей может быть скучно или страшно. А об этом никто не думает. Надеюсь, ей рыба понравится. И тогда мне не будет так противен выговор».

Отцовский «роллс-ройс» мальчишки увидели на площадке перед гаражом еще с поворота дороги.

– Угу, мои уже дома, – уныло пропыхтел Питер и поправил на плече сумку с рыбой.

– Орать будут? – опасливо спросил Кевин.

– Надеюсь, при тебе постесняются. Давай через заднюю калитку пройдем? Сразу к пруду. Может, не попадемся никому на глаза. А если повезет, встретим Йонаса. Думаю, он не откажется покормить русалку.

Питер приоткрыл перед приятелем утопленную в живую изгородь калитку, посторонился, пропуская его вперед.

– А кто такой Йонас? Он немец, что ли?

Солнечный зайчик, отраженный очками Кевина, запрыгал по листьям дикого винограда. Из благоухающих зарослей жасмина выпорхнула малиновка, сердито пискнула и уселась на ветку поодаль от мальчишек.

– Йонас – мой друг. Да, он немец, и что? – пожал плечами Питер. – Ты проходи, не стой, у малиновки гнездо во‐он там.

Кевин вытянул тощую шею, стараясь что-то разглядеть в сплетении ветвей, цветов и листьев, перехватил поудобнее сумку и поспешил за Питером по тропинке между яркими островками аквилегий, цветущих лилий, роз и декоративных трав.

– Как можно дружить с тем, кто твою родину бомбил и людей заживо сжигал в печах?

Вопрос догнал Питера, словно камень, брошенный в спину. Он обернулся и посмотрел на Кевина в упор.

– Йонас никого в печах не жег. Он наш ровесник. И сирота. И если ты ему хоть слово плохое скажешь… Я за тебя заступаться не буду, – очень серьезно произнес Питер.

До площадки перед прудом они дошли молча. Кевин лишь громко сопел и виновато зыркал в сторону школьного приятеля из-под шапки черных кудрей. Питер думал только о том, что сейчас он скормит русалке принесенную рыбу, она наестся, и ему станет спокойнее. Потому что он, Питер Палмер, все сделает правильно.

Гладь пруда встретила мальчишек едва заметной рябью. Питер скинул сумку на плиты дорожки, окаймляющей пруд, достал и распаковал рыбу.

– А где она? – растерянно спросил Кевин.

– Под водой. Прячется.

– Я думал, они иногда высовываются… – В голосе мальчишки скользнуло разочарование.

– Она и высовывается. Но не все время же.

Питер взял за хвост самую большую рыбину, сделал шаг к ограждениям на самом краю.

– Кев, отец запрещает сюда ходить. Потому встань не так близко к воде, – попросил он.

Кевин послушно отступил на пару шагов, присел на корточки и поправил очки. Питер вдруг занервничал: как подозвать русалку? Будет ли она есть? А не укусит ли она самого Питера? «Мы-то ее зовем Офелией, но знает ли она сама об этом?» – задумался он. Рыбья тушка свисала из стиснутого кулака, раскрыв рот. Как будто рыба сама подзывала русалку на трапезу. Питер встал на колени возле ограждений, склонился над водой, держась одной рукой за низкие перильца.

– Офелия, – позвал он неуверенно. – Я тебе поесть принес, выходи.

– А разве они что-то слышат? – удивился Кевин.

– У нее уши есть, – не отводя взгляда от поверхности воды, отозвался Питер. – Они же не просто для красоты, наверное.

Он ждал, что голодная Офелия выметнется из глубины прямо перед ним, как делают дельфины в зоопарке. Ему было немного страшно, но он замер и продолжал ждать. Правая рука, держащая рыбу на весу, устала, и Питер перехватил чешуйчатый хвост левой.

– Смотри! – шепотом воскликнул Кевин, и, когда Питер повернулся, он указал ему вперед и левее: – Возле островка… Это она?

Русалка почти сливалась с белым камнем острова. Держась одной рукой за край, высунув из воды голову так, что все, что ниже носа, было скрыто под поверхностью, Офелия наблюдала за мальчишками. Уши, похожие на мятые рыбьи плавнички, слабо подрагивали. При свете дня Питер разглядел, что они у русалки не белые, а розоватые, к кончикам ярче.

– Какие у нее глазищи жуткие… – восторженно прошептал Кевин.

Офелия не отрывала взгляда от рыбы в руке Питера, покачиваясь в воде вверх-вниз, будто ей очень хотелось броситься, схватить пищу, но она не решалась. Длинные белоснежные волосы струились по поверхности темной воды, свивались с лентами платья русалки.

– Иди сюда, – позвал Питер тихо. – Иди. Кушать.

Тонкие белые пальцы отпустили край островка, Офелия быстро и бесшумно ушла под воду и вынырнула так же беззвучно на несколько метров ближе. Мальчишка покачал рыбой из стороны в сторону, опустил ее ниже к воде. Девочка-цветок снова нырнула.

– Питер, она не… – предупредительно начал Кевин и осекся.

Русалка вынырнула прямо перед Питером. По плечи высунулась из воды, склонила вбок аккуратную головку – как будто прислушалась. Мальчишка застыл, соображая, что делать. Ему очень хотелось бросить рыбу и отпрыгнуть на безопасное расстояние, но он не мог отвести глаз от невероятной, нечеловеческой красоты, до которой и было-то – руку протянуть еще совсем немного…

Питер как очарованный смотрел на медленное колыхание воланов и лент, на тоненькие косточки ключиц, выпирающих под алебастровой кожей, на то, как несмело тянутся к рыбине маленькие ладони с удлиненными пальчиками. Под водой за толстым стеклом русалка казалась больше, чем была на самом деле.

– Бери, – прошептал Питер. – Не бойся, это тебе…

Алые точки зрачков дрогнули, взгляд прозрачных, как черное стекло, глаз сместился к лицу Питера. Мальчишке стало не по себе, во рту мгновенно пересохло. «Если я разожму пальцы и прыгну назад, она меня не схватит, – пронеслось в голове. – Быстро разожму и отпрыгну, если… если…»

Бело-розовые ушки русалки приподнялись, Офелия приоткрыла рот и чуть раздула ноздри. Питер нервно сглотнул. Пальцы затекли, рыба в руке казалось тяжелой, как камень.

– Пи-ит? – жалобно протянул Кевин за спиной.

Белоснежные ладони, сложенные чашей, осторожно коснулись рыбьей головы, и Питер улыбнулся: есть! В ту же секунду кто-то грубо схватил мальчишку за шиворот и отшвырнул назад.

– С ума спятил? – прогремел мистер Палмер, возвышаясь над испуганно скорчившимся на земле Питером. – Ты совсем рехнулся?

– Папа, я ничего не сделал, – севшим голосом пролепетал Питер. – Я ей еды купил, пап…

– Мистер Палмер, здрасьте, я Кевин Блюм. – Мальчишка шустро втиснулся между отцом и сыном и протянул хозяину поместья ладонь. – Знаете, я очень рад познакомиться, очень-очень! Простите, мы действительно ничего плохого не хотели, мы кормили русалку. Пит сказал, ей забыли купить рыбы, вот мы и проявили ответственность.

– Ответственность… – сквозь зубы процедил Леонард Палмер, наблюдая, как светлое пятно исчезает в глубине пруда.

Питер наконец-то сел, зашарил руками в траве в поисках отлетевших с рубашки пуговиц. Кевин, бледный и говорливый в сто раз больше обычного, нес какую-то чушь про то, как он мечтал увидеть хоть одного оттудыша и как здорово, что мистер Палмер поймал и привез такую интересную зверюшку, и…