Именной указатель

– И что же это было?! – поразилась я.

– Такое свойство мозга, – не моргнув, отвечал он.

Мы долго смеялись. И Екатерина Васильевна сказала:

– Вот он всегда так!

Они рассказывали, что веселее и остроумнее всех на их памяти была Маргарита Алигер. Со своими одесскими историями и анекдотами. Ощущение было такое, что я дружила с ними много-много лет.

Я записала рассказ Екатерины Васильевны про знаменитое прощание со Сталиным в Москве. В тот день она была у себя в редакции журнала “Дружба народов”, начальство на работу не вышло, а редакторов погнали на похороны. Она думала, что будет недолго, пройдут по Садовому, а потом переулками до Колонного зала. В толпе все сотрудники потерялись и шли уже поодиночке. Люди, плотно прижатые друг к другу, текли по бульвару очень медленно. Везде по сторонам улиц стояли грузовики с солдатами. Вдруг с домов в толпу стали прыгать мальчишки и бежать по плечам людей вперед. Было холодно. Когда дошли до Трубной, то сверху открылось темное море людей, раскачивающееся то в одну, то другую сторону. Люди были насуплены, замкнуты и молчаливы. Екатерина Васильевна решила вырваться, тем более что оказалась рядом с грузовиком. Она попросила солдата открыть дверь кабины и через нее выскочила на другую сторону улицы. Город был пуст. Давки еще не было. Все только начиналось.

Умер Апт почти внезапно. Хотя почти полгода до этого никого не хотел видеть, мучился депрессией, что было очень на него не похоже…

Она позвонила мне, прочитав мою книгу “Распад. Судьба советского критика”, и сказала, что многое хотела бы мне сказать, но не может, ей неловко перед Соломоном Константиновичем. Апт еще был жив. Эта книга была посвящена судьбе критика А. К. Тарасенкова, который всю свою жизнь собирал коллекцию всевозможных изданий поэтов ХХ века, страстно любил Пастернака и даже одно время дружил с ним. Но, к великому несчастью, писал о Пастернаке ругательные статьи по заказу сверху. Я знала, что Екатерину Васильевну когда-то связывали с Тарасенковым романические отношения, и понимала, что она хотела бы поговорить о нем.

Я пришла к ней на двадцатый день после ухода Соломона Константиновича.

Мы сидели на кухне и тихо обсуждали последние новости, и тогда я ей сказала:

– Расскажите, пожалуйста, что вы хотели мне рассказать после прочтения моей книги.

– Но ведь Соломон Константинович, наверное, нас слышит? – ответила она, и мы почему-то одновременно посмотрели на потолок. Я вспомнила про добрых существ, которые к нему приходили.

– Если слышит, то и так уже все знает и понимает. Я почему-то чувствую, что с ним все хорошо.

– Почему вы так думаете? – спросила она.

Я сказала, что у них очень легко дышится дома, и вообще нет тяжести после ухода Апта. Он словно ушел, тихо прикрыв за собой дверь.

В 1950-е годы Тарасенков за ней ухаживал. Читал наизусть множество замечательных стихов. Это его удивительное свойство привлекло к нему немало женщин, да и мужчин тоже. Хотя она не разделяла его взгляды, и его статьи в партийной печати были ей неприятны. Но он был очень обаятельным, мягким и добрым.

– Когда он за мной заходил или заезжал – это было обычно в обеденное время, – все сотрудники стояли у окон и смотрели на нас. Естественно, об этом скоро стало известно всей Москве. Как-то мы сидели в Александровском саду, и он буквально плакал на плече и говорил, говорил: “Я же солдат партии, а партия приказала меня написать про Пастернака, вот я и написал”.

…Незадолго до смерти (у него было больное сердце) он приехал, вызвав ее с работы, – тогда она уже служила на Тверской, в “Советском писателе”, – и сказал, что ему мало осталось жить и что он уезжает в “Узкое” в больницу, скорее всего умирать, и потому хочет попрощаться. На улице было очень холодно, он задыхался. Они сели в такси и поехали в Ботанический сад, где было много растений, и ему сразу же стало легче дышать. И тогда он стал ей рассказывать о ее будущем без него. Говорил, что она будет критиком, что с ней все будет хорошо. И вдруг внезапно перескочил на свою жену – Марию Белкину. Он говорил, что очень тревожится за нее и сына. И все время повторял: “Вот Маша такая избалованная, неприспособленная к жизни, как же она будет справляться в этом мире без меня?”

Старикова говорила, что была просто поражена, что встречу, которую он считал последней, он посвятил рассказам о далекой для нее жене Маше. Умер он спустя месяц. Стоял февраль. Екатерина Васильевна в это время находилась в Доме литераторов. Был день открытия ХХ съезда – 14 февраля 1956 года. Позвонили на вахту ЦДЛ, рядом с ней стоял ее двоюродный брат, критик Андрей Турков, который взял трубку. О смерти Тарасенкова она услышала от него. Турков вызвал такси и поехал в “Узкое”.

Когда я все это слушала, то меня все время донимала мысль, что я приду домой и позвоню Марии Иосифовне Белкиной, и расскажу, как Тарасенков думал и беспокоился о ней. Как тревожился за ее будущее. И не понимал, какой силы женщина была с ним.

Такой рассказ мог ее развеселить…

Но тут я словно вышла из сна, очнулась и поняла, что ее уже нет на свете и я уже не смогу ей ничего рассказать.

Белкина Мария Иосифовна[13]

Она говорила мне: “2007 год был для меня ужасным. Видите, у него семерка как топор, а 2008-й – это же бесконечность, он будет для меня счастливым”. Она умерла в самом начале 2008 года в возрасте девяноста пяти лет. Перед своим уходом стала очень внимательна к метафизическим мелочам, говорила про странности, которые происходили на могиле ее родителей на Новодевичьем кладбище. Сама она туда давно не ходила. Не могла. Ей рассказывала одноклассница ее сына, которая там бывала. Однажды на Пасху кто-то положил на плиту большое мраморное розовое яйцо с прожилками. Мария Иосифовна почему-то очень волновалась: кто это был? Что означал сей дар? Она хотела успеть написать о своей собственной жизни. Рассказывала, как ей позвонила Эмма Герштейн и сказала: “Маша, я прочла вашу книгу. Теперь вы должны написать о себе!” Белкина со смехом говорила, что это глупо и нескромно – писать о себе. А потом вдруг спохватилась, но было очень-очень поздно. Я физически чувствовала, как утекает ее время.

А она хотела рассказать про поездки от Совинформбюро к Димитрову, у которого провела некоторое время в Болгарии. Я слушала ее вполуха. Только помню, что она говорила о его страхе перед Сталиным.

С Лилей Брик она познакомилась, когда только вышла замуж за литературного критика Анатолия Тарасенкова. Он стал водить по гостям ее и с гордостью показывать своим друзьям и знакомым. Так она оказалась у Бриков. Хотя каждый из них имел свою семью, людей они по-прежнему принимали вместе. Лиля с первой же минуты спросила, нравится ли ей поэзия Маяковского. На что Белкина абсолютно честно ответила, что совсем не нравится. Лиля почему-то очень обрадовалась такому ответу и попросила ее называть по имени и на “ты”. Их дружба продлилась несколько десятилетий. И когда умер Тарасенков, Лиля не оставляла Марию Иосифовну и постоянно куда-то вытягивала, говорила с ней. М. И. считала ее настоящим другом.

Когда М. И. от Совинформбюро послали в Париж на женский конгресс, одевала и собирала ее Лиля. В Париже Мария Белкина ходила в гости к Эльзе Триоле.

Клементина Черчилль и участницы 1-го мирного международного конгресса женщин. Крайняя справа – Мария Белкина.

Париж, 1945

Послали ее в Париж для того, чтобы она постаралась встретиться там с мадам Черчилль и вручила ей страшный альбом, который сделала сама, когда в конце 1944 года работала в комиссии от Совинформбюро “по зверствам немцев”. Эта комиссия собирала чудовищные фотографии-свидетельства, которые сами немецкие солдаты делали, пребывая на советских землях. Пытки, казни, расстрелы они снимали на пленку и хранили эти снимки иногда даже в нагрудных карманах. Комиссия занимала огромный ангар, заставленный картотечными ящиками, в которых хранились эти жуткие фотографии. Люди работали там по несколько месяцев, а потом отправлялись в санаторий или к психиатру. Однажды начальник мрачно спросил у М. И., есть ли у нее дети. Она ответила, что есть маленький сын, который находится в эвакуации с родителями. Тогда начальник сказал ей, что если она еще хочет сохранить себя как мать для своего ребенка, то ей лучше как можно скорое отсюда уволиться. И вот тогда М. И. напоследок сделала этот страшный альбом.

13

Белкина Мария Иосифовна (1912–2008) – журналист, писатель. Автор книги о Марине Цветаевой и ее семье “Скрещение судеб”. Подробно о своем знакомстве и работе с Белкиной я рассказала в книге “Ключ. Последняя Москва”. Ее мужем был Анатолий Кузьмич Тарасенков (1909–1956), советский критик, коллекционер-библиограф поэзии ХХ века.