Страница 3 из 13
Король рассмеялся.
− Так ты с самого начала этого хотела? – спросил он, крепко сжимая ее бедро.
− Я надеялась…
Добавить почтенное обращение она не успела, голос внезапно пропал от нового ощущения. Она открыла глаза и тут же с силой их зажмурила.
Одним резким толчком член короля вошел в нее. Острая боль прокатилась по всему телу, и из ее уст вырвался глухой болезненный стон, но на его высоте Кенли заставила голос подчиняться и превратила его в подобие мурлыканья.
Мужская рука схватила ее за тонкий ремень, которым было перетянуто платье, и дернула назад, заставляя вскрикнуть от боли, но она не выдала себя, дополнив его дрожащим шепотом:
− Да, господин!
Он смеялся и насаживал ее на член, затем замирал, хватал за волосы и заставлял приподниматься, от чего устоять стало почти невозможно, но крепкое девичье тело справилось даже с этим.
Маска, слетев, упала куда-то в сторону, а влажные серо-зеленые глаза распахнулись. Она видела мужчин, наблюдавших за происходящим с видом истуканов. На их лицах она находила лишь пелену безразличия, и только единицы зловеще усмехались и едва не облизывали губы.
Только глядя на них Кенли поняла, что стоит, выгнув спину в платье, съехавшем с плеч, демонстрируя всем свою грудь, не смея прикрыться, и тут же спешно закрыла глаза, вспоминая слова Нины:
− Постарайся получить удовольствие, как бы мерзко и больно это не было. Так уж все устроено. Мужчине лучше всего с той женщиной, которой хорошо с ним, а если ты хочешь оказаться с ним наедине, ему должно быть хорошо.
«Так уж все устроено», − повторила сама себе Кенли и постаралась забыться, пытаясь сосредоточиться не на саднящих ощущениях, а на собственных стонах, притворно сладких. Она так старалась обмануть всех, что смогла одурачить даже себя, перестала мысленно содрогаться, чувствуя удары расшитого одеяния по бедрам. Толчки внутри не казались такими мерзкими. Ей даже показалось, что это могло бы принести удовольствие, если бы только он не смеялся, заставляя вспоминать тот день.
Когда все закончилось, она даже не поняла − ее просто оттолкнули, а по ногам потекло что-то тягучее.
Она могла устоять на ногах, но не стала, изящно падая, разворачиваясь и замирая на коленях с опущенной вниз головой.
− Жаль, что Ноктема здесь нет. Для него это было бы хорошим уроком о человеческих нравах, − самодовольно сказал король, что-то требуя властным жестом.
К нему подбежали слуги. Сам он привести себя в порядок, видимо, не мог. Величие не позволяло.
Кенли пыталась унять дрожь. Ей очень хотелось не думать о короле и вернуть маску. Она помогала играть, словно была тем другим лицом, другой Кенли, которая действительно покорялась.
Внутри все странно противно ныло, но это было пустяком, маленькой жертвой на благо победы, ведь только что она начала свой самый важный в жизни бой.
− Посмотри на меня! – приказал король.
Это был страшнейший из приказов. Девять лет из ночи в ночь она находила его лицо во сне и мечтала видеть его мертвым, но никак не довольным. Резко вскинув голову, она посмотрела на него, забыв о кротости, будто бросала вызов, и не отвела глаз.
Он почти не изменился, даже улыбка была все так же насмешлива, только на висках появилась седина. Это не могло не радовать: чем меньше перемен в его лице, тем слаще будет месть, по крайней мере, так считала Кенли.
− Тебе понравилась моя награда? – спросил он, глядя ей прямо в глаза.
В сером омуте ее глаз полыхнула ненависть, но губы ласково прошептали:
− Это была лучшая из наград, владыка.
− Тогда танцуй! От радости танцуй! – приказал король и отступил, чтобы снова сесть в свое высокое кресло, заменяющее трон в этом зале.
− Как вам будет угодно, − глухо отозвалась Кенли.
Снова заиграла музыка, а она скользнула по полу в сторону, чтобы схватить свою маску, а затем, изящно выгибая спину, подняться, закрывая лицо и незаметным движением подтягивая платье к плечу.
Как бы ни было больно, дурно и страшно, если надо танцевать – она будет танцевать! И все это ради того дня, когда король умрет.
Глава 2 – Ночная песня
Канелии казалось, что ее старания и унижения были напрасны. После танца ее отослали к себе и словно забыли. Владыка не звал ее ни в покои, ни в залы. Нина говорила, что надо просто ждать, а Кенли это не устраивало. Мысль о том, что король может никогда больше и не позвать ее, сводила с ума. Как тогда она останется с ним наедине? Как поймает момент, в котором она успеет убить его быстрее, чем стражники убьют ее саму?
Терпеть теперь было совершенно невыносимо. Потому она не удержалась: как только появилась возможность оказаться с королем в одном зале, она в танце прильнула к его ногам и посмотрела на него глазами, полными мольбы, словно всю жизнь любила его, а не сгорала от ненависти.
Король противно усмехнулся и небрежно оттолкнул ее, словно прогонял собачонку, не вовремя попросившую ласки. Это окончательно расстроило Кенли. Думая о происходящем, она перестала улыбаться, хмурилась и молчала.
− Не волнуйся, тебя ждет неплохое будущее, даже если он не оставит тебя себе, − пыталась утешить ее Нина. – Если страже не отдал, то подарит кому-то из своих приближенных, а это очень хорошая жизнь: дорогие платья, вкусная еда, особняк в каком-нибудь городе и визиты время от времени. Если повезет, можно даже в театр пару раз сходить.
Кенли в ответ вежливо улыбалась, а сама едва не плакала: не для того она так долго ждала, чтобы стать чьим-то подарком и ходить в театр. Именно поэтому, когда ей сказали, что вечером она должна быть готова, снова выдали платья, крема и краски, Кенли едва не прыгала от радости, старательно превращая себя в чувственную румяную красотку, готовую выполнять любые прихоти.
За ней пришли не Нина и не слуга, а сам смотритель дворца − высокий худощавый мужчина с острым носом и напудренным париком на старой лысой голове. Он повел ее в крыло королевских покоев, и Кенли уже не сомневалась, что ожидания все же были не напрасны.
− Постарайся ему понравиться, − мягко посоветовал смотритель, впуская ее в одну из спален. – Возможно, это твой единственный шанс.
Кенли изобразила почтительный реверанс, если конечно в подобном одеянии данную фигуру можно было назвать реверансом, и осторожно скользнула в комнату.
Большая кровать с балдахином стояла напротив двери. Полупрозрачные легкие шторы распахнутых балконных окон влетали в комнату и шуршали, как трава в горах на рассвете.
Ничего другого в спальне не было, только приоткрытая дверь, ведущая в другую темную комнату. Заходить туда Кенли не решилась. Гневать правителя ей совсем не хотелось, но и быть неловким растерянным истуканом, словно часть его свиты, – тоже.
Она решила, что ее алое платье будет хорошо смотреться на белых простынях, потому изящно разместилась на кровати, чтобы войдя нельзя было не заметить алый шлейф и длинные ножки с почти обнаженными бедрами.
Она специально легла на бок, чтобы подчеркнуть тонкую талию, и тут же застыла, услышав, как скрипнула дверь. Послышались шаги.
Затаив дыхание, она кусала губы от волнения и ждала скорее прикосновения, чем слов.
− Ну и кто ты? – спросил внезапно совершенно другой, молодой и незнакомый голос.
Кенли подскочила на кровати, бестолково поджимая ноги, и уставилась на мужчину в полумраке. Ночь была лунной, и даже без свечей она легко могла различить его черты, слишком мягкие для мужчины, и буквально спорящие со щетиной на его лице и морщинкой на лбу от явной привычки хмуриться. Только он смотрел на Кенли совершенно спокойно, без малейшего любопытства или интереса, как смотрят на случайного встречного, явно не в своей постели. Его даже не смущало, что стоял он в халате, и вряд ли под этим халатом на нем было хоть что-то, в лучшем случае исподнее.
− Ты что, еще и немая? – спросил он, так и не получив ответа.
− Нет, − растерянно отозвалась Канелия, не понимая, кто это может быть. – Я Кенли.