Страница 13 из 17
На другой странице своего дневника Мариэтта Шагинян описывает новое здание, "так хорошо построенное, что получаешь от двух его корпусов воздушное ощущение полёта, словно оно отрывается двумя крыльями от великолепных, широких лестниц, как самолёт от беговой дорожки". Читатель верит, что новый дом очень красив, но почему он должен быть похож на самолёт и хорошо ли это для архитектуры, если дом отрывается от лестниц?
Ещё один небольшой пример. Известную фразу Канта о звёздном небе над нами и нравственном законе внутри нас Мариэтта Шагинян сравнивает с "нарядным автобусом, в котором мы застряли на полпути к Дилижану".
Теперь понятно, что хотел сказать своей фразой автор "Критики практического разума".
5
Но оставим так называемые образы и перейдём к другому роду литературных украшений. Мариэтта Шагинян часто выступает перед читающей публикой как мыслитель. По поводу самого мелкого факта она готова рассуждать о законах космоса. "Дневник" то погружает нас в глубины философии, то обращается к математике или тревожит естественные науки. При этом результат не соответствует затраченным усилиям. Сама Мариэтта Шагинян вынуждена признать свою склонность к преждевременным обобщениям: "С некоторых пор я заинтересовалась фотосинтезом. Я его ещё не совсем хорошо понимаю и по скверной привычке (самой скверной в моей жизни), ещё недопоняв, начинаю прыгать вперёд, сопоставлять, делать параллели, натягивать всякие преждевременные обобщения, что тем легче удаётся, чем менее ясно представляешь себе предмет".
Поскольку автор так хорошо знает свои недостатки, нам тоже хочется знать: с какой целью они выставлены напоказ в "Дневнике писателя"?
Конечно, тот, кто скажет, что все обобщения Мариэтты Шагинян преждевременны или ложны, будет неправ. Нет, во многих случаях её выводы совершенно справедливы. Так, например, они справедливы, когда Мариэтта Шагинян советует молодым публицистам прежде всего изучать факты, когда писательница критикует фальшивые кинофильмы и вздорные программы по педагогике или выступает против цеховой узости в науке. Совершенно правильны также её указания на те неудобства, которые вызваны переездом естественных факультетов Московского университета в новое здание, в то время как гуманитарные факультеты остались в старом. Повторяем, во всех этих случаях Мариэтта Шагинян судит очень здраво и правильно. Да и как может быть иначе? Мы имеем дело с талантливым автором, широко образованным и опытным в литературном отношении.
Но у писательницы есть поразительная способность выставить в забавном виде самые серьёзные материи. Так, например, она путает в один клубок метод исследования с методикой преподавания, организацией учебного процесса, размещением факультетов, научной популяризацией. Всё связано между собой, однако известные грани между различными областями не отменяются.
Вот Мариэтта Шагинян выдвигает идею соединения всех наук в своего рода "кафедре культуры". Проект новой кафедры связывается в её глазах с открытием факультета журналистики в Московском университете, а подлинную основу для всех этих рассуждений образует проблема "общей крыши", возникшая в связи с переездом естественнонаучных факультетов в новое здание на Ленинских горах. Писательница указывает на пример Герцена, Огарёва, Белинского. Чернышевского, Добролюбова, Писарева. Они учились в те времена, когда естествознание и общественные науки помещались вместе, в одном здании. И вот, действительно, этим знаменитым людям удалось "стать тем, чем они стали".
Заметим, что Мариэтта Шагинян отводит первостепенную роль вопросу о помещении. "Каждый новый построенный квадратный метр площади для вуза поднимает и выдвигает на первый план задачу пересмотра самого преподавания". Мало того: каждый построенный квадратный метр требует пересмотра разобщённости самих наук. Университет переселяется в новое помещение, а "сжатый инвентарь научного мышления" ещё не готов. Между тем "учёные как бы докопались до конца своих штреков, откуда уже можно перестукиваться с соседними науками".
Нет, учёные ещё не докопались до конца своих штреков. Это дело длинное, говорят, даже бесконечное, но перестукиваться всё же можно.
"Нашей эпохе, как никакой другой, необходимы общеобразовательные, популярно объединяющие многие отрасли наук, труды по истории культуры, которые стали бы настольными для наших студентов, взошли бы на кафедры и заменили в одном курсе несколько обязательных курсов". Хотели бы мы посмотреть, как труды всходят на кафедры. Кроме того, популярные труды не могут заменить обязательных курсов, которые изучаются студентами с целью овладеть непопулярной сущностью науки.
Должно быть, автор хочет сказать что-то правильное, полезное для борьбы против цеховой замкнутости в науке. Отчего же не подумать над этим более основательно, прежде чем браться за перо?
Ввиду разнообразия тем, затронутых в "Дневнике писателя", нам пришлось распределить выводы и обобщения Мариэтты Шагинян по рубрикам отдельных наук. Приведём некоторые из этих выводов, начиная с математики.
В этой области автор "Дневника писателя" имеет солидную подготовку. "Мне трижды пришлось учиться математике",-сообщает писательница. Первые сведения об этой науке она получила в гимназии Ржевской, где преподавателем был хороший старый математик. "Очень толстый, отдувающийся, он вошёл в первый раз в класс, аккуратно написал первую задачку на икс-игрек мелом на доске, объяснил, как делать простые действия с этими буквами вместо цифр, и больше ничего не объяснил". Во второй раз писательница занималась икс-игреком в Плановой академии, где преподавал другой математик, "блестящий и острый". Воспоминания снова рисуют доску, мел, тряпку, которой стирают задачки. "Он нарисовал перед нами разграфлённые клетки, объяснил, что такое функциональные зависимости,- и в свете его объяснений иксы и игреки получили философский смысл, улеглись в определённые соотношения". В третий раз Мариэтта Шагинян училась математике, "развернув небольшую книгу С. Лурье о дифференциальном исчислении у древних".