Я буду Будда

Дядя Гриша куда-то ушел. Я даже немного взгрустнул, что не увижу больше этого странного, нелюдимого мужика. Была в нем какая-то неподдельная искренность, одновременно с усталостью, то ли от жизни, то ли от самого себя.

– На вот, возьми, – протянул мне книгу дядя Гриша, когда вернулся.

Я взял книгу. Она была так потрепана, что я с трудом прочитал название – «Чудеса естественного ума».

– Спасибо, – сказал я и крепко пожал дяде Грише руку.

– Ты заходи, если что, буду рад, – сказал он и добавил, когда я уже уходил: – И читай, читай обязательно.

Сразу на должность бармена меня не взяли. Сначала нужно было потрудиться помощником. Выучить меню, карту вин, рецептуру всех коктейлей и усвоить стандарты обслуживания.

Меня поставили в смену к Елисею. Мощному, высокому парню с рытвинами от прыщей на лице.

Елисей сказал, что лучше всего рецептура коктейлей запоминается, если все сделать и попробовать самому. Я сразу понял, что мы сработаемся.

Каждая смена начиналась с того, что я делал по коктейлю себе и Елисею. Если он одобрял, в следующую смену я делал новый. Два месяца стажировки. Чуть не спился.

Глава 5

Единственное, что меня бесило в этой работе – идиотская синяя рубашка. Зато фартук был шикарен. Кожаный тяжелый – отличный фартук.

У меня появились деньги. Я снял комнату в двушке в Москве, недалеко от станции метро «Фили», без сожаления распрощавшись с городом О. и сумрачным Подмосковьем.

В соседней комнате ютилась семья из четырех человек. Мать, дочка лет восемнадцати и двадцатилетний сын. Отец тоже был, но только потому, что они никак не могли его выселить.

Женщина давно уже развелась с ним, но выставить на улицу по закону было нельзя. На простые человеческие увещевания он иногда отвечал, высовывая голову из беспробудного запоя: «У меня здесь дети». То, что «дети» не против откреститься от такого отца, и то, что сын регулярно бьет ему морду в память о том, как тот бил его мать, его совсем не смущало.

В квартире пахло въевшимся в обои духаном многолетнего пьянства, мочой и горелой проводкой.

Я жил как король. Один в целой комнате, откуда старался не выходить.

В комнате организовал холодильник, чайник и электрическую плиту на одну конфорку.

Квартиру пересекал короткими перебежками до ванной комнаты, где приходилось лицезреть разноцветную обойму трусов мамы и дочки на полотенцесушителе, и до туалета. Только бы избежать испепеляющих взглядов семейства, в которых, казалось, сконцентрировалась вся русская тоска одновременно с русской ненавистью.

Девчонку звали Аней, ее брата – Славой. Аня была немного угловата, прозрачна от худобы, с карими, почти черными глазами навыкате, как у какой-нибудь рыбы.

Иногда представлял, как ее трахаю, в моменты утреннего онанизма, но осуществить фантазии не пытался.

С ее братом мы почти подружились и частенько накуривались травкой у меня в комнате.

Пока я жил в Филях, в мечтах представлял свою квартиру в Лаврушинском переулке в центре Москвы.

Как-то после смены в баре гулял там с Оксаной. Оксана работала хостесс. Ничего особенного в ней не было. Круглое лицо в нелепых веснушках. Короткая стрижка, которая совершенно ей не шла. Но задница! Какая у нее была задница!

Мы всю ночь пили виски, который я вытащил из бара. Она запивала колой, я не запивал.

Ближе к утру мы порядочно накидались, и в Лаврушинском переулке на скамейке я наконец достиг той кондиции, когда без каких-либо стеснений запустил руку ей в трусы. Оксана для приличия схватила меня за руку, но при этом раздвинула ноги. В тот момент я понял, что женщины очень противоречивые существа.

Я думал о том, как присунуть ей прямо тут, но, несмотря на поздний час, нас постоянно спугивал очередной прохожий. Взял ее за руку и повел во двор ближайшего дома. «Дом писателей», – прочитал на табличке на фасаде.

– Буду здесь жить, – сказал я.

– Ты писатель?

– Нет.

– Тогда почему именно здесь?

– А я стану писателем.

– О чем будешь писать?

– О любви.

– А что такое любовь, Ян?

– Любовь – это не что, это как.

– И как?

Я ничего не ответил, потому что увидел объявление на подъезде – «Комната посуточно» и потому что ничего не знал о любви.

– У тебя есть позвонить? – спросил я у Оксаны.

– Есть, только быстро, мало денег.

Я набрал номер из объявления.

Нас встретила хрупкая от старости бабуля. Время совсем иссушило ее, а гравитация опустила морщины на лице и веки вниз.

В комнате пахло валидолом, валерьянкой и еще какими-то лекарствами – типичный запах старости. Кровать была застелена чистым, но ветхим бельем. В комнате стоял исполинских размеров книжный шкаф, плотно забитый многотомными сериями книг.

Старушка молча проводила нас в комнату, где на журнальном столике лежали газеты «СПИД ИНФО», а возле телевизора на видеомагнитофоне FUNAI несколько кассет с фильмами студии PRIVATE. Совсем неуместной здесь казалась мебельная стенка советских времен со стройными рядами книг.

Оксана встала на колени, расстегнула ширинку и взяла в рот. Я читал корешки книг, пока она сосала. Гете – девять томов. Горький – шестнадцать томов. Пикуль – десять томов. Дюма – двенадцать томов. Есенин, Пушкин, Лермонтов, Булгаков. На Булгакове я поставил Оксану раком и вставил ей сзади.

Утром меня разбудил телевизор в соседней комнате. «Вчера в Астрахани на Кировском вещевом рынке произошел взрыв. Два человека погибли на месте, еще четверо позже скончались в больнице; четверо находятся в реанимации. Около 50 получили ранения. Правоохранительные органы отрабатывают две основные версии: криминальные разборки и теракт, но склоняются к последней. В июле дагестанские милиционеры задержали жительницу Чечни, которая созналась, что получила задание взорвать астраханский железнодорожный вокзал», – сказали в новостях.

Я взял бутылку виски, где еще оставалось на глоток. Оксана спала, раскинув ноги. «Помянем», – сказал я ее вагине, похожей на хирургический надрез, вывернутый наизнанку, и допил виски. Оксана повернулась на бок. Заканчивался август.

Глава 6

Я пытался уговорить хозяйку квартиры сдать мне комнату хотя бы на полгода, но та ни в какую.

– Я за месяц заработаю больше, сдавая посуточно, чем с тебя за полгода, – сказала она, – можешь снимать сколько угодно, если будешь платить за каждые сутки.

– Не потяну, я же писатель, – соврал я.

– Писатель?

– Да. Мне нужно жить в Доме писателей.

– Что пишешь?

– Роман.

– Про что? – Она хитро прищурилась, отчего морщин на ее лице стало больше.

– Про любовь.

– И что такое любовь?

– Любовь – это не что, это как.

– И как?

– Не знаю пока.

– Как узнаешь и допишешь роман, приходи, а пока никак.

Она протянула мне лопатку для обуви.

– Иди уже, писатель, – сказала она и захлопнула за мной дверь.

Через полминуты, когда я спустился на первый этаж, она крикнула мне в лестничный пролет:

– Эй, писатель, стой, поднимись-ка.

– Держи вот, – сказала она, когда я снова поднялся на ее этаж, и протянула мне книгу – Максим Горький «Письма начинающим литераторам». – Допишешь роман, принесешь мне копию рукописи, а в книге, что тебе дала, на последней странице напишешь, что такое любовь, тогда сдам тебе комнату.

– А попроще ничего нельзя придумать?

– Нельзя!

– Ведьма! – сказал я, когда дверь закрылась.

Дома я положил книгу на полку. Теперь в моей библиотеке было две книги: «Чудеса естественного ума» и «Письма начинающим литераторам».

Глава 7

Когда идет первый снег, я думаю о старости. Может быть, потому что конец осени напоминает старость, а первый снег поступает с осенью так, как поступает юность со старостью – под свежестью и молодостью хоронит то, в чем больше нет красоты.