Страница 313 из 314
— Я посплю, ладно?
А потом свернулся калачиком и сладко заснул.
Геката дунула на чашу, и та тоже исчезла из её рук, а затем Богиня повернулась ко мне и сказала:
— Ну вот. А теперь будем думать, как быть дальше.
Что-то меня это не вдохновило, и я коротко спросил:
— А с этим есть проблемы?
— В принципе, нет, — легко улыбнулась Геката. — Ты и я можем покинуть это место в любой момент, когда пожелаем.
— Вы и я? — переспросил я. — А Мицар? Он — может?
Богиня вздохнула:
— А вот с этим всё не так просто, — ответила Геката. — Но для начала я хочу, чтобы ты кое-что увидел, Гарри…
Геката щёлкнула пальцами, и я оказался совершенно в другом месте. Довольно-таки мрачная комната совершенно средневекового вида — резная деревянная тяжёлая мебель, стол, с синей бархатной скатертью, заваленный инкунабулами и свитками пергамента, человеческий череп, оправленный в серебро и служащий подставкой для перьев, массивная серебряная же чернильница. Высокие полки с книгами и всякого рода склянками тёмного и мутно-молочного стекла, содержимое которых я не мог разглядеть, как ни приглядывался. За столом в деревянном резном кресле с высокой спинкой и обтянутыми бархатом подлокотниками сидела совсем юная женщина — белокожая, голубоглазая, с нежным румянцем на щеках. Её длинные золотистые волосы были убраны под искусно сделанную сетку из тонкой золотой проволоки, украшенную небольшими драгоценными камнями, платье — голубое, расшитое серебром и жемчугом, выглядело дорогим и богатым. Шею красавицы украшала белая кружевная пелерина, рядом с креслом на подушке дремала… сначала я подумал, что собачка, но потом понял, что это то ли хорёк, то ли горностай. В общем, настоящая знатная дама… века этак четырнадцатого, если судить по фасону платья. Зачем Геката показывает мне эту девушку?
В этот момент в комнату вошёл мужчина в простом чёрном камзоле с отложным воротником и надетом поверх него кожаном фартуке. На вид ему было лет сорок, в бороде уже серебрилась первая седина, между бровями залегла вертикальная складка, но взгляд живых чёрных глаз был юным и зорким. В руках мужчина держал пузатую колбу, от которой исходило нежное красно-розовое с золотыми просверками свечение. Он что-то сказал, обращаясь к красавице, и та ахнула и всплеснула руками. Язык был похож на французский, а в нём я был не силён.
В голове у меня прозвучал голос Гекаты:
— Прости, минуточку… Сейчас…
Красавица в этот момент начала отвечать мужчине и тут в голове у меня что-то щёлкнуло, и набор бессмысленных для меня звуков вдруг превратился во вполне внятную речь.
— Ах, Николя, муж мой возлюбленный, неужели у Вас получилось то, на что Вы убивали бесчисленные дни и ночи своей жизни?
Блин, они реально так разговаривают? Вот это высокий стиль, понимаю…
Где-то на периферии сознания ехидно хихикнула Геката, а мужчина ответил:
— Душа моя Перренель*, Вы абсолютно правы! Плод неустанных трудов моих перед вами! Это Философский камень во всём его великолепии!
Николя? Перренель? Так мне похоже показывают создателя Философского камня и его супругу… И, судя по всему, это реально четырнадцатый век — как раз то самое время, когда алхимик сделал самое выдающееся своё открытие и обрёл бессмертие…
Но тут Фламель решил продемонстрировать своей супруге некоторые возможности своего изобретения и взял со стола округлый камень, прижимавший несколько свитков.
— Смотрите, дорогая! — сказал он. — Дабы могли вы убедиться, что я говорю сущую правду.
И с этими словами он наклонил колбу, и из неё на камень упала небольшая ярко-красная светящаяся капля и растеклась по поверхности камня, словно впитавшись в него. Как только капля впиталась в камень, он изменил цвет и через миг превратился… превратился в самый настоящий золотой самородок.
— Золото! — ахнула Перренель, хлопнув в ладоши. — Настоящее золото! Мы богаты! Теперь Вам, мой талантливый, блистательный муж, более не придётся зарабатывать, составляя гороскопы для этих заносчивых аристократов, которые смотрят на нас словно на грязь под ногами, только потому, что наши родители не наделили нас приставкой «де» к фамилии! Вам не придётся варить мази и притирания для их старых тридцатилетних жён, которые цепляются за ушедшую молодость, как утопающий за соломинку! Ваше открытие сделало нас независимыми от сильных мира сего!
— И не только, — ласково улыбнулся Фламель. — Эта жидкость задержит молодость в наших телах, мы будем здоровы, и не страшна нам будет ни чума, ни моровая язва. Представьте, Перренель, сколько открытий мы сможем совершить, сколько сделать полезного? Готовы ли Вы принять бессмертие из моих рук, любовь моя?
— О да, муж мой, — воскликнула красавица, — с радостью! Но, муж мой, не поторопить ли мне кухарку, чтобы устроить по этому поводу хороший ужин?
— Хорошая мысль, краса моя Перренель, — улыбнулся мужчина. — И пусть она достанет из погреба парочку бутылок вина Божанси, которое я храню для особых случаев. Ступайте, я присоединюсь к Вам, когда всё будет готово…
Женщина встала, присела перед мужем в лёгком полупоклоне, взяла сладко зевнувшего зверька на руки и выскользнула за дверь. А мужчина сел на её место, раскрыл толстую рукописную книгу и взглянул на одно из перьев в черепе-подставке.
Повинуясь его взгляду, перо взвилось в воздух и зависло над чистыми страницами книги. Ну да, Фламель же маг… а в то время маги ещё не таясь жили среди обычных людей. И Перренель наверняка тоже. Хотя, если судить по тому, что у пары вроде бы не было детей, знаменитое «Завещание»** Фламель составил для своего племянника, возможно, что Перренель была магглой. А её долгая жизнь — именно плод приёма эликсира Философского камня… Хотя, кто знает? Между тем, алхимик начал медленно диктовать, с непонятной тоской во взгляде смотря на сияющий в колбе Философский камень:
«В год 1382… от Рождества Иисуса Христа, Господа нашего, в месяце януарии, тридцатого числа, я, Николас Фламель завершил, наконец, труды свои по созданию алхимической субстанции, именуемой Философским камнем. Сподвигло меня на сии труды не желание обогатиться, но горячее рвение к тому, чтобы не разлучила нас смерть с моей дорогой Перренель… Рецепт же деяния сего оказался столь же прост, сколь и ужасен. Пять лет я трудился над Основой, сочетая различные зелья и редчайшие ингредиенты, но не решался сделать последний шаг. Ибо он воистину способен дрогнуть того, чьё сердце не бьётся ради великой цели. Да, Философский камень был изобретён не мною, больше полувека назад мой отец приютил в доме своём бывшего тамплиера, скрывавшегося после разгрома некогда могущественного ордена. Долгое время сей тамплиер проживал на Востоке. У него и хранился тот свиток, написанный на языке восточных мавров***. После смерти сей тамплиер оставил отцу всё своё малое имущество, но заклинал его Богом и душою не касаться этого свитка, закупорить его в прочный футляр и захоронить на кладбище монастыря Пресвятой Девы в Садах, дабы своими неустанными молитвами монахини очистили его чёрную сущность. Но отец не послушался его… и не знаю теперь, стоит ли мне жалеть о содеянном. Свиток долгие годы хранился в тайнике, отец, не зная языка мавров, даже считал его своим своеобразным талисманом и рассказал мне эту историю только на смертном одре. Не знаю, каков был этот талисман, но то, что семья наша, ранее бывшая бедной, приобрела с годами некоторый достаток благодаря успешной торговле — непреложная истина****. Я вскрыл свиток и прочёл его. Да, я понимаю язык мавров и сразу понял, что за сокровище попало мне в руки.
Но не буду затягивать сей рассказ. Ибо, хотя Основу было приготовить весьма сложно, важен был последний этап. Когда я решился на сие деяние, то подобрал маленького сироту, чьи родные скончались от чумы. Родные его не имели ни капли Дара, потому и не жили со своими, но у мальчика он был. И весьма сильный.
В то время я уже свёл знакомство с отцом Жерве, который считал тех, кто имеет Дар, исчадиями Ада и фанатично верил в Господа нашего… Он ничего не знал о том, что Дар есть и у меня, потому не стеснялся делиться со мною своими взглядами. Отец Жерве основал приют для сирот с Даром, но сей приют был для них Адом на земле, ибо он старательно наказывал несчастных за малейшие проявления магии. Именно в этот приют я и отдал ребёнка, предварительно завязав на него Основу.