Страница 4 из 14
Не хочу торопливо, даже толком не раздевшись, отдаться на стиральной машине левому мужику…
…если уж отдаваться левому мужику, так с чувством, с толком, с расстановкой!
И, угрем вывернувшись из ласкающих меня пальцев, текучей водой соскользнув на пол, я ухватила Мирослава за руку и потащила в спальню.
Ноготок скользил по тонкой линии. На очередном пересечении я несколько мгновений раздумывала, куда свернуть, пытаясь угадать направление, которое выведет меня к соблазнительному завитку вокруг плоского соска. Но лабиринт черных линий был необъятен, как мужская грудь, на которой лежала моя голова, к тому же мне было лень ее поднимать, чтобы внимательнее изучить возможные “ходы”.
Мирославу, кажется, было щекотно, потому что кожа под пальцем иногда подрагивала, но он мужественно терпел, позволяя мне играться с татуировкой. Лежал без движения, прикрыв глаза, только пальцы руки, зарывшиеся в мои волосы, ненавязчиво перебирали растрепанные пряди и массировали голову.
От этих движений слипались глаза. Сытая томная нега завладела телом, превратила его в пластилин, неспособный гнуться по собственному желанию — исключительно по воздействию извне. А надо было где-то найти силы, чтобы встать, одеться, изобразить какую-то деятельность, пожалуй…
— Как сокращается имя “Мирослав”? — на деятельность меня упорно не хватало, хватало только на дурацкие вопросы.
Палец соскользнул с линии, царапнул по ребру, и мужчина дернулся от щекотки, а я хихикнула, спрятав нос у него на груди.
— Мир.
— Миру — Мир! — жизнерадостно объявила я, приподнимаясь на локте и пытаясь нашарить рукой одеяло, чтобы прикрыться.
— Давай мир пока что без Мира обойдется? — маньяк неожиданно перехватил мою руку. Кувырок — и я оказалась подмята тяжелым телом.
Запястья вдавлены в матрас и синеглазая тень нависает надо мной почти угрожающе, но мне ни капельки не страшно.
А поцелуй неожиданно бодрит.
Ладно! Ты хотела изображать деятельность? Вот! Изображай! Ради этой даже не надо вставать с кровати, а маньяка можно и чуть попозже выставить…
— С добрым утром, — мурлыкающий шепот на ухо, и губы нежно прихватили мочку уха.
Слегка шершавая ладонь обрисовала изгибы тела, слегка сжав нижнюю округлость, и я выгнулась, потягиваясь — какой приятный сон!..
И тут же подскочила пружиной, вертикально — вверх, как испуганная кошка. Даже волосы так же дыбом встали. Разве что кошки не прижимают к груди одеяло, чтобы прикрыться. Свое-то я, конечно, прикрыла, а вот чужое…
Долго любоваться на дело рук своих не стала. Потому что стыд и позор, Ленка, и не на что там глазеть, даже если и есть на что!
То, что казалось прекрасным и правильным ночью, при свете дня становилось дурацким, необдуманным и откровенно неправильным. Докатилась! Маньяков по подворотням цеплять и таскать в чужую квартиру. Это почти как котиков таскать, только хуже!
…я представила, как Наташка возвращается домой, а у нее тут вместо двух котов (вместе с двумя котами) маньяк без топора — зевает, трется и жрать просит…
Хотя, если так посмотреть (и вот так, и вот сяк, и вообще с любой стороны хорош), Наташка, возможно, была бы и не против…
— Лер…
Мое-не-мое имя вырвало меня из уползших непонятно в какую сторону размышлений и окончательно расставило все на свои места.
— Тебе надо уйти, — твердо произнесла я, глядя сверху вниз в синие глаза. И, подумав, добавила: — Извини.
Ответный взгляд был мучительно долгим, но я и не думала отворачиваться, несмотря на полный и абсолютный душевный раздрай.
— Хорошо, — наконец кивнул Мирослав, поднялся и принялся одеваться. А я метнулась в ванную за его верхней одеждой, чтобы только ускорить его уход и не задерживаться лишнее мгновение в одном помещении.
Он больше ничего не сказал, натянул послушно протянутую футболку и толстовку, вышел за дверь. И едва все не испортил, обернувшись на лестничной площадке. Он открыл рот, а я, не медля больше ни мгновения, захлопнула дверь и провернула замок. А потом, выдохнув, прильнула к глазку.
Мужчина немного потоптался на лестничной площадке, даже поднял руку, собираясь надавить на кнопку звонка, но потом передумал, повернулся и принялся спускаться по лестнице.
Когда бритая макушка скрылась из поля зрения, я выдохнула, и сползла по двери вниз и там и осталась сидеть прямо как и была — голая, растрепанная, завернутая в одеяло.
М-да…
Жжешь, Колобкова!
Отжигаешь прямо-таки.
Кряхтя, как столетняя бабка, я поднялась с пола и переползла в ванную. В зеркало на себя смотреть было страшновато и, как оказалось, не зря!
Удивительно, право слово, что маньяк сам от меня не сбежал!
Длинное шатенистое каре, как и предполагалось — дыбом, под глазами синяки от туши, которая хоть и стойкая, но не настолько, сами глаза — опухшие, болотно-зеленые и заспанные. На щеке — след от подушки. На шее засос, на груди засос, даже на бедре, прости господи, засос. Батюшки, да я вампира подобрала!
Неодобрительно покачав головой на собственное отражение, я принялась набирать ванную. Сейчас как утону, так сразу полегчает!
Дуська сидела на пороге напару с Люськой, и теперь на меня с укором смотрели две пары кошачьих глаз. “А еще “чесслово” давала! Сразу, мол, выставлю! Ну и мряулодежь пошла!”.
— Так, — вздохнула я. — Я вам банку с кроликом, а вы — ни слова Наташке!
И выпнула обе кошачьи попы за дверь.
Покачиваясь в мягких облаках ароматной пены, я медитировала на шторку с котятами и выдумывала себе оправдания и утешения.
А потом решительно махнула на все рукой.
В конце концов, что такого?
Это просто одна ночь.
Без привязанностей. Без ответственности. Без последствий.
Так и о чем тут переживать?..
Глава 1
Домой! Домой-домой-домой, в любимую берлогу, скорее бы домой!
Лифт еле полз и дребезжал на весь дом металлическим нутром — болтами, шайбами, роликами и тросами.
Лестничная клетка — и уже почти дома, вот они, желанные двери, и соседка напротив копошится с ключами…
— Добрый вечер, Вера Максимовна.
Ответного приветствия я то ли не дождалась, то ли не услышала. Ну так не очень-то и хотелось.
— Да что ж это за мать-то такая, детей на чужую девку бросила, шляется невесть где до ночи… — почтенная пенсионерка бухтела как бы себе под нос, но так, чтобы я точно услышала.
В обычное время я бы и внимания не обратила — Максимовна на весь дом известна мерзостью характера, но сегодня пришлось стиснуть зубы, чтобы не ответить какой-нибудь гадостью. А то огрызнусь, она с радостью ввяжется в свару — и готово, настроение безнадежно испорчено, а его потом домой нести, в родное логово.
Но задело, да. Зацепило. Усталость сказывалась — броня ослабла, щиты приспустились. Укол прошел, не смертельный укол, а так, мелочь и пустяк, даже не до крови. Но перекошенную физиономию лучше выправить здесь, перед дверью, а то Адка заметит ведь с её нечеловеческой проницательностью и в два счета вычислит причины.
Нужна мне соседская война на лестничной площадке? Не нужна. Вся это кровища, ошметки мяса по стенам и затяжной грохот артиллерийских орудий с обеих сторон. Адка у меня, конечно, не промах, бесстрашна и свирепа, но на стороне Веры Максимовны возраст, опыт и группа поддержки из всех подъездных “божьих одуванчиков”, которые здесь всегда жили, а мы вперлись, квартирантки, кто вас сюда звал, езжайте себе и там командуйте, а то ишь, моду взяли! (Продолжать можно бесконечно).
Пока ровняла лицо, пока подтягивала ослабившиеся ремни на доспехах, и вообще вспоминала как оно изображается — счастливое-беззаботное лицо, наша дверь щелкнула замком, приоткрылась, и на лестничную площадку высунула нос Ада, явно услышавшая, что о ней подумали.
Высунула, зыркнула козьим раскосым глазом на меня, на соседку…