Roses and Thorns

I had everything, opportunities for eternity and I

could belong to the night

Попробуй меня, испей мою душу, покажи мне то,

Чего я никогда не должна была узнать, когда молодой месяц восходит,

У меня было всё, возможность жить вечно,

И я могла принадлежать ночи

— The Pretty Reckless — Make Me Wa

— Боже, Молли, — Джейн быстро спустилась вниз по ступеням, накидывая на плечи пожилой женщины пальто. — Заболеть решила?

Она заметила ее отсутствие почти сразу, но думала, что та просто пошла в ванную (у стариков же часто недержание) или решила прикончить в одиночку остатки пиццы, но Нана мало того, что открыла дверь настежь, впуская ледяной воздух вовнутрь, так еще и сама предпочла выбраться в легкой одежде.

Джейн заприметила ее дрожащую фигуру и сразу же ринулась на помощь, решая, что это будет разумным решением. Она не хотела, чтобы Молли умерла. Ей было больше плевать на мать, отца и брата, но только не на Нану.

У Молли был какой-то безумный взгляд, когда она развернула ее к себе, набрасывая на плечи верхнюю одежду. Джейн растерла ее предплечья, надеясь, что это никакой не инфаркт или инсульт.

Надо попросить человека улыбнуться.

Она попыталась скорчить какую-то гримасу или самой выдавить улыбку, но Молли попятившись назад, выронила трость из рук (та упала с каким-то несвойственным дереву грохотом) и прислонила левую руку к виску.

— Молли! Молли, все хорошо? — Джейн чувствовала, что сейчас, блять, свихнется, если бабка не подаст каких-то признаков жизни и будет продолжать строить из себя умирающую лебедь. — Молли, пошли в дом, ты заболеешь. Идти не можешь? Я сейчас принесу кресло, если нужно. Молли!

Женщина отрицательно покачала головой, крепко зажмуриваясь, точно отгоняла какую-то навязчивую мысль и, переведя дыхание, выпрямилась с необычайной легкостью.

— Блядь, ты чего разоралась? — наконец, выдала Молли немного гнусавым голосом, запустив одну руку в карман пальто. — Вышла подышать свежим воздухом, а ты уже меня пугаешь тут до смерти. Что ты, что твоя мать любите устроить шум из ничего.

Лицо Джейн в одночасье стало серьезным, а от сравнения с родной матерью снова стало тошно и обидно. Как там говорится? Против генетики не пойдешь? Она нехотя подняла трость, протягивая ее обратно Нане, но получила лишь отрицательный кивок.

— Ладно, детка, перегнула палку, — уже мягче произнесла Молли, уловив печаль на лице самозванки внучки. — Просто давно не была в этих краях и что-то нахлынуло.

— Нахлынуло?

Джейн вынула из кармана сигарету и немым неуместным во тьме кивком поблагодарила за зажигалку, которая никогда не искрила. Она шмыгнула носом, отворачиваясь к единственному источнику сырно-желтого света в виде фонаря в конце улицы. Такси приедет через час или два и наверняка водитель примется молиться, когда автомобиль начнет заносить из-за снегопада.

Белые мокрые комья снега быстро растаяли на шерстяной ткани пальто.

Молли смотрела в ту же сторону, ощущая несвойственный последние годы прилив сил. Рука в кармане пальто нашла холодной ремешок все еще тикающих часов ни разу не потребовавших замены батарейки в течение полувека. Удивительно.

Без лишних просьб Джейн оставила ей несколько затяжек и выпустила дым в сторону, смотря, как тот слился с паром, а сахарная пудра снега продолжала сыпаться с небес, тая на благородно седых волосах Наны.

Водитель как не странно позвонил на полтора часа раньше, предупредив, что дорогу может быть заметет снегом и спросил, может ли подъехать через двадцать минут. Джейн согласилась, чувствуя, что все эти прощания плохо влияют в первую очередь на нее саму, а не на Молли.

Последняя не противилась и даже как-то была рада выпроводить ее за порог, чтобы остаться в пустом и мрачном доме, поддаваясь унынию.

— Деньги на дорогу у тебя есть? — вновь с несвойственной заботой и не вязавшейся с возрастом бодростью (как у подростка, который рад бы отослать родителей подальше и устроить вечеринку) спросила Молли уже стоя у порога. Колкую тьму разорвал свет автомобильных фар. — Позвони матери, как доберешься до аэропорта.

Джейн закатила глаза. Снова матери. Нет бы, блять, сказать: «Позвони мне, когда доберешься». Нет, позвони матери. Может быть, еще отцу, который две недели назад наградил звонкой пощечиной за то, что она не захотела идти в миллионный раз на постановку «Лебединого озера»? Нет, блять, она позвонит брату. Джексон кончит от счастья в штаны, когда она скажет ему, что в аэропорту.

— Ага, — она стояла, сжимая руки в кулаки в карманах пальто. — Ты уверена, что все-таки не хочешь вернуться поближе к цивилизации?

Молли промычала в знак согласия, понимая, что больше никогда не увидит эту девчонку. Скандальную, самонадеянную и несносную. Как бы там ни было, они почти были семьей, когда Джейн приходила к ней с какими-то историями и иногда делала какие-то моменты ярче.

Какой-то безумец сказал, что дети — наши маленькие копии и только благодаря им, мы можем обрести бессмертие. В этом был какой-то смысл, который сейчас отдавался звенящей пустотой где-то внутри.

— Только, блять, не говори, что ты плачешь, Нана, — с кривой улыбкой и серьезностью в голове произнесла Джейн, обнимая ее плечи. — И не грози засунуть эту трость в мою задницу, хотя бы в такой-то момент.

Она почувствовала, как Молли усмехнулась и почти крепко сжала ее в своих объятиях.

Чувство прощания овладевало ими обеими, и если Джейн ссылалась на какую-то внутреннюю глупость и чересчур сентиментальность момента, то Молли знала правду и также точно знала то, что расскажи ее кому-либо, то никто бы не понял сути идти добровольно на смерть. Даже не во имя мнимой идеи.

Почему-то ей вспомнилась последнее выступление Хизер, на которое Джейн приволокли буквально силой. Нерадивая дочь снова выплюнула что-то неприятное в адрес матери и громко хлопнула дверью, давая волю своему бунтарскому и необузданному духу. Хизер не произнесла ни слова и лишь вернулась к букету, переданному курьером от одного из поклонников.

« — Разве тебе не обидно? — спросила одна из скромных наблюдательниц-солисток драматической сцены между матерью и дочерью. — И не хочется ударить ее за эту дерзость?

— Она ни в чем не виновата. Это я сделала ее такой»

Щеки и нос Джейн были красными не то от мороза, не то от подступивших слез, которые всегда норовили вырваться наружу в момент как этот. Нана выглядела прежней, и лишь в глазах появился какой-то нездоровый блеск.

— Не прощаемся, — Джейн погрозила как ребенку тонким пальцем перед ее лицом. — На Рождество я не планирую смотреть «Щелкунчика» и изображать, что мне нравится магия балетного искусства.

Молли кивнула.

Во всем была ложь во благо, по крайней мере, ей так казалось. Как с настоящей Джейн и ее дочерью, которую старшая Ригс так и не смогла уберечь, за что корила себя последние лет десять, когда думала об этом.

— Не стой так. Заболеешь, — добавила Джейн, решив, что на сегодня их разговор закончен, а ей предстоит заехать еще в одно место.

Она захлопнула дверь такси, отсалютовав Молли на прощание, и прислонившись виском к холодному стеклу, принялась рассматривать сияние снега, укутавшего шиферные крыши маленьких покосившихся коттеджей Дерри.

Та не оборачиваясь, вернулась в свою обитель и бросила взгляд на отъезжавшую машину, выглядывавшую из не задёрнутых гардин.

Здесь было привычно тихо.

Молли покосилась на отдельно стоящую коробку с книгами Уильяма Денбро (она была готова унести их с собой в могилу, если это потребуется) и вернулась к скрипучей софе. Ей чудилось, что сейчас в окно постучит клоун, а под пыльной подушкой окажется топор, который раньше был любимым средством самозащиты.

Тогда, стоя на крыльце, Молли увидела всю свою жизнь ярким диафильмом, в котором слайды сменялись с небывалой скоростью. Это не были моменты из детства, когда она восседала на коленях отца или тянула мать за золотую цепочку.