Страница 8 из 15
Справедливыми причинами войны Гроций считает: самозащиту (defensio), возвращение имущества (recuperatio rerum), наказание (punitio), а также оказание помощи союзнику или любому народу, попавшему в беду. На государство, таким образом, возлагается обязанность или, точнее сказать, предоставляется возможность следить за соблюдением естественных прав и выступать защитником невинных, если в их отношении «творится явное беззаконие, если какой-нибудь Бузирис, Фаларис или Диомед Фракийский творит над подданными такое, что не может быть оправдано никем, кто не утратил справедливости»[61]. Гроций не слишком подробно останавливается на этом вопросе, но сказанное им необходимо учитывать в дальнейших дискуссиях о праве вмешательства во внутренние дела другого государства по соображениям морали и гуманности.
Несмотря на то что среди справедливых причин войны Гроций выделяет наказание, наиболее важной он всё же считает самозащиту. Она естественна, так как каждый человек обладает правом распоряжаться своей жизнью и делать всё для её защиты. Равно и государство должно делать всё для своей обороны. Примечательно, что вопрос о наказании как причине войны хотя и рассматривается Гроцием, но занимает совсем скромное место. Скорее мы видим, что проблема наказания начинает интерпретироваться как часть дискуссии об ответе за правонарушение и возмещение вреда. Фактически наказание перестаёт быть причиной войны и превращается в цель войны, причём не столь значимую, как ретрибуция. Учение о праве и этике войны начинает приобретать всё более секулярную форму, поэтому вопрос о наказании грешника и воздаянии ему не воспринимается более как значимый элемент дебатов о войне.
Влияние Гроция на последующее развитие науки о международном праве было довольно сильным. Несмотря на критику последующие поколения политических теоретиков будут действовать в рамках предложенной Гроцием парадигмы, основу которой составляет учение о естественном праве и праве народов. По этому пути пойдут такие авторы, как Самуэль фон Пуфендорф, Джон Локк, Адам Смит и многие другие. Однако нам стоит указать на ещё одну ветвь развития учения о международном праве XVII–XVIII вв., которая оказалась столь же плодоносной и значимой для современной дискуссии о праве и этике войны и мира. Это направление связано с такими авторами, как Томас Гоббс и Эмер де Ваттель. В какой-то степени при обсуждении проблем межгосударственных отношений они пользуются тем же языком и инструментарием, что и Гроций. Однако выводы их о моральном статусе участников конфликтов или о допустимых средствах ведения войны отличаются от того, что мы находим в традиции, связанной с нидерландским мыслителем.
Так, согласно Гоббсу, война всех против всех не прекратилась абсолютным образом после учреждения гражданского состояния и появления государства, но сменилась войной одного народа против другого, одного государства против другого. Но, как пишет Гоббс, «там, где нет общей власти, нет закона, а там, где нет закона, нет несправедливости. Сила и коварство являются на войне двумя основными добродетелями»[62]. Государства в отношениях между собой будут стремиться к наибольшей выгоде для себя и не будут способными к соблюдению норм, продиктованных моралью войны.
Ваттель не приемлет подобного радикализма. Однако позиция его в чём-то более сложная, нежели позиции Гроция и Гоббса. С одной стороны, он утверждает: «…законы естественного общества настолько важны для блага всех государств, что если бы вошло в обычай их попирать, то ни один народ не мог бы рассчитывать уцелеть и спокойно жить… Все нации имеют право применять силу к той из них, которая открыто нарушает законы установленного природой общества или прямо выступает против благополучия этого общества»[63]. В то же время мы уже приводили его слова о том, что каждая нация судит о необходимом и допустимом по своей совести. Государства ориентируются в первую очередь на собственные интересы (raison d'État), в этом и заключается их сущностная характеристика, именно поэтому Ваттель и отмечает релятивизацию справедливости, когда каждое государство начинает трактовать её по-своему. Не существует судьи народов, который мог бы выступить в споре государей, поскольку все они находятся между собой в естественном состоянии, где действует Гоббсово правило «non est potestas super terram quae comparetur ei»[64]. Государства в праве требовать от других государств соблюдения норм общежития, но не могут осудить нарушителя этих норм как морального преступника. Даже государство, спровоцировавшее войну, не лишается своего юридического и морального статуса и не перестаёт рассматриваться в качестве носителя суверенных прав.
Это равенство статусов порождает правовой порядок, который Карл Шмитт назвал jus publicum Europaeum[65]. В рамках политического единства европейских народов выстраивались особого рода отношения, которые находили свое проявление в регулярном характере войны, оберегаемой межгосударственным правом. Войну, которая представляла собой столкновение суверенных носителей jus belli и предполагала борьбу со справедливым врагом (justus hostis), вели регулярные, государственные армии.
«Оберегание войны» (Hegung des Krieges), по замечанию Шмитта, дало европейской гуманности нечто экстраординарное: отказ от криминализации, дискриминации и диффамации врага, релятивизацию вражды и отрицание абсолютной вражды. Война понималась как столкновение политических субъектов, равных по своему статусу, признающих суверенитет друг друга и действующих на основании единого для всех, «нейтрального, чисто гуманистического jus naturale et gentium»[66]. Отношение к врагу не как к грешнику или преступнику, а как к справедливому и равному партнеру с таким же правом на существование и самооборону, означало, что с этим врагом можно заключать мирный договор и продолжать политическое сосуществование по завершении войны.
Если обобщить всё, сказанное выше о войне в Новое время, то у нас получится следующий образ. В эту эпоху в Европе появляется особый институт, централизующий управление всеми социальными и политическими процессам – государство. Государство присваивает себе право на войну и ведёт её при помощи регулярной армии против другого государства. На место средневековой оппозиции грешника и мудрого/целомудренного воителя в Новое время встаёт противопоставление субъекта, обладающего законным правом на ведение войны, и не обладающего таковым. Последний будет восприниматься как мятежник или преступник, который пытается нарушить монополию государства на применение физического насилия. Поскольку по своему статусу государства равны, такие войны называются межгосударственными или симметричными. Иначе войну этой эпохи можно назвать конвенциональной, т. е. ведущейся в соответствии с обычаями войны, представлениями о допустимых средствах и нормами международного права при помощи конвенциональных видов вооружения. Другой термин, подходящий для описания такой войны, – регулярная война. В ней однозначно выдержаны бинарности военного состояния и мирного, комбатанта и нонкомбатанта, друга и врага. Справедливой причиной войны признаётся агрессия – явная, когда государству приходится отражать нападение, или неявная, когда от противника исходит высокая степень военной угрозы или он чрезмерно усиливается политически или экономически. Целью войны, соответственно, является балансировка сил или восстановление status quo. Такая война представляет собой серию операций, в ходе которых стороны при помощи сражений и маневрирования пытаются сломить сопротивление противника. Мирное соглашение завершает войну, после чего с неприятелем могут быть восстановлены отношения. Как писал об этом переходе от войны к миру Клаузевиц: «При заключении мира каждый раз угасает множество искр, которые втихомолку продолжали бы тлеть, и напряжение ослабевает, ибо все склонные к миру умы… совершенно отходят от линии сопротивления»[67].
61
Гроций Г. Указ. соч. С. 562.
62
Гоббс T. Левиафан… C. 97.
63
Ваттель Э. Указ. соч. С. 33.
64
Иов. 41:25: «Нет на земле подобного ему». Сентенция, представленная на фронтисписе первого издания «Левиафана» Томаса Гоббса. Обычно переводится как «нет на земле власти, которая бы сравнилась с ним».
65
Шмитт К. Номос земли…
66
Там же. С. 122.
67
Клаузевиц К., фон. Указ. соч. С. 42.