Страница 12 из 24
Исполнительный мусульманский комитет свой ответ на проект м. в. дел заканчивает следующим заявлением: «Оставаясь преданным делу революции и поддерживая горячо в целом созидательную работу Временного правительства, все же крымские татары категорически отвергают невероятное суждение о принадлежности вакуфов духовенству и о праве правительственного контроля в делах административного и хозяйственного распоряжения вакуфными имуществами и капиталами».
Стремление закрепить за собой вакуфные имущества и капиталы диктовалось двумя соображениями: первое – это лишение материальной базы реакционного, находящегося на службе у царизма и поддерживающего русификаторскую политику духовенства, второе – необходимость подведения экономического фундамента под национально-буржуазное движение. Безземелье и малоземелье среди татарского населения было весьма велико, и это дало возможность вовлечь крестьян в борьбу за освобождение вакуфов от государственного контроля и изъятие их от духовенства. Крестьянин-татарин надеялся получить в свое распоряжение 87 614 дес. 287 сажен вакуфной земли, разбросанной по всем пяти крымским уездам, кроме того, крестьянин надеялся на некоторую помощь из капитала, размещенного в банках, казначействе и числящегося долгом за мусульманским духовенством. Общая сумма капитала в 1914 году выражалась в сумме, превышающей 800 тысяч рублей. Кроме земли и денег, вакуфной комиссии принадлежало около 500 домов и лавок в различных городах и больше 300 десятин земли в городах.
Организуя комитет и отвоевывая право на распоряжение вакуфами, татарская буржуазия широко использовала имеющиеся у нее связи с населением, развернув в деревнях пропагандистскую работу и захватив все деревенские организации в свои руки. Даже «Южные ведомости» (кадетская газета) восхищались работой татар-националистов. Газета эта, с горестью сообщая о том, что в русских деревнях выбирают в комитеты неграмотных (читай не кулаков и не с.-p.), довольна «сознательностью» татар, ибо они выбирают грамотных, интеллигентных людей, которые не пойдут «за теми якобы демократами, требующими окончания войны».
В городах исполнительный комитет организовал городские и уездные комитеты. Таким образом, налицо была довольно стройная организация от центра – Симферополя – до глухой татарской деревни.
Исполнительный комитет татар, в лице Челебиева и Д. Сейдамета как комиссаров, был утвержден Временным правительством.
Исполнительный комитет считал необходимым проведение ряда реформ в области народного просвещения, уравнения прав женщин с мужчинами и некоторые другие.
Реакционная часть татарских мулл и татарские помещики, возмущенные действиями исполнительного комитета, казавшегося им весьма революционным, начали агитацию против комитета и его руководителей среди населения. В этой агитации реакционеры, русификаторы привлекали на свою сторону и русскую буржуазию, стоявшую у власти.
Одновременно с этим в исполнительном комитете начали назревать отдельные, вначале мелкие расхождения, которые впоследствии привели к отколу одной части комитета и созданию группы прогрессивных социалистически настроенных интеллигентов-татар.
Закрепление власти над вакуфами, организация комитетов не могла удовлетворить исполнительный комитет. Выступая весьма осторожно с указаниями, что он будет отстаивать «национально-федеративные начала» государственного строя, комитет выдвинул задачу укрепления своих достижений и расширение их, предъявив требование о выделении татар-солдат в особый национальный батальон.
Формирование татарских частей вызывалось, по мнению комитета, наряду с военными задачами еще тем, что части эти, «служа умиротворяющим и сдерживающим началом во время могущих быть земельных недоразумений», могут «принести целый ряд ценных услуг». Татарский комитет понимал, что безземельное татарское крестьянство одними посулами ему не удержать, что националистический туман, которым окутали крестьян, рассеется, и комитету придется столкнуться с фактом классовой борьбы и борьбы крестьян за землю.
Ни местные власти, ни самое Временное правительство разрешения на выделение татар-солдат не дали. Получив отказ, татары явочным порядком создали батальон, заняв под казарму татарскую учительскую школу. После того как батальон был создан, Керенский утвердил его существование и дополнительно разрешил перевод в Симферополь запасной части татарского конного полка и формирование татарских частей, выставив, однако, условием необходимость их посылки на фронт.
Татарский батальон явился уже реальной силой, на которую мог опираться исполнительный комитет. Удельный вес татарских националистов поднялся. Укрепление влияния и рост силы комитета не давали спать местной буржуазии, губернскому комиссару и реакционной части татар. Они решили развенчать комитет и одним из способов избрали арест Челебиева, предъявив ему обвинение в агитации против откомандирования батальона на фронт.
Арест 23 июля муфтия – председателя исполкома – вызвал решительный протест со стороны татарского населения. Десятки резолюций требовали освобождения, считая арест религиозным и национальным оскорблением татар.
Толпа татар в Симферополе двинулась к тюрьме, осмотрела камеры, но не нашла Челебиева, т. к. он был увезен в Севастополь.
Арест являлся непродуманным шагом даже с точки зрения буржуазии. Арестом она достигла обратных результатов. Встречи возвращающегося из Севастополя муфтия превратились в грандиозные демонстрации в честь Челебиева и исполнительного комитета, главой которого он был. Буржуазия этим арестом оттолкнула от себя татарское население, создала условия вражды, укрепляя национализм, враждебный русской и иной нетатарской буржуазии, в массах религиозного, и без того уже опутанного националистами крестьянства. Демонстрации протеста против ареста, а затем торжественные встречи муфтия внесли переполох в ряды правящей верхушки. Требование о замене губернского комиссара, предъявленное мусульманским комитетом, обсуждалось в общественном комитете, который, поняв допущенную ошибку, вынес весьма противоречивое решение.
Приводим резолюцию полностью:
«Общегубернское совещание, заслушав объяснения представителей временного мусульманского исполнительного комитета, заявляет:
1) Действия губернского комиссара в деле таврического муфтия выразились лишь в двух актах – в личном разговоре с муфтием и в просьбе к прокурору о возбуждении уголовного преследования против муфтия.
2) В обоих этих действиях губернский комиссар действовал в тесном единении со всем составом комиссариата и исполнительным бюро губернского комитета; просьба же к прокурору о привлечении муфтия к уголовной ответственности была основана на постановлении исполнительного бюро.
3) Исполнительное бюро губернского комитета и комиссариат в своем постановлении о привлечении муфтия к уголовной ответственности руководствовались исключительно интересами государственной обороны и не посягали и не могли посягать, как состоящие исключительно из представителей партий, целиком признающих принцип национального самоопределения, на временный мусульманский исполнительный комитет – как национальную организацию.
4) Никакого участия в аресте муфтия ни губернский комиссар, ни исполнительное бюро губернского комитета не принимали и даже не были о таковом предварительно оповещены. Арест, как и освобождение, были делом исключительно Севастопольской контрразведки.
Вместе с тем общегубернское совещание категорически протестует против требования съездов мусульман об увольнении губернского комиссара Н. Богданова, избранного на эту должность губернским комитетом единогласно и всеми своими действиями вполне оправдавшего оказанное ему доверие»[24].
Более туманной резолюции, желающей замести следы, трудно себе представить. Дополнительные документы, сохранившиеся до сего времени, с очевидностью говорят о том, что арест муфтия дело рук буржуазии и соглашателей, Расшаркивающиеся перед национальным самоопределением буржуа и соглашатели боялись просто роста влияния и силы татарского исполнительного комитета. Небезынтересно решение симферопольского совета после освобождения муфтия. На заседании совета было сообщено, что татары собираются арестовать некоторых офицеров и мурзаков. Совет снял с повестки дня все намеченные вопросы и после длительного обсуждения сообщения пришел к такому заключению: «послать патрули в тат. часть города на Кадиэскерскую улицу по 1 или 2, а остальные части сосредоточить в комиссариатах, установить на ночь дежурства в исполнительном комитете, обратиться к мусульманскому городскому комитету о недопустимости арестов и указать на последствия, грозные для производящих самовольные аресты, обратиться к начальнику гарнизона с предложением принять самые решительные и энергичные меры к отправке на фронт мусульманских рот»[25].
24
Дело Губ. комиссара Врем. п-ва № 31 (129). Крымархив.
25
Протоколы Симферопольского Совета. Материалы истларта КрымОК ВКП(б).