Страница 6 из 43
В рамках антропологической школы складывается теория о единой бытовой и психологической основе самозарождения сказочных сюжетов (широкое распространение получила прежде всего в Англии, ее основателем считается Э. Тэйлор). Изучив сказки народов всего мира, ученые пришли к выводу, что ни единая первооснова, ни заимствования не играют никакой роли в том, что народы, проживающие в разных уголках планеты, имеют схожие сказочные сюжеты. По их мнению, дело просто в человеческой психике, законы которой едины для всех народов.
Согласно теории Тэйлора, все народы проходят одинаковый путь развития. Причем развитие идет эволюционным путем – от менее совершенного к более совершенному. «Совершенными», естественно, являются так называемые цивилизованные государства, т. е. в первую очередь европейские и американские, а «несовершенными» – дикари, живущие племенным сообществом. Таким образом, для того чтобы узнать, как выглядели европейские народы в древности, надо отправиться куда-нибудь к островам Полинезии или в глубину африканского континента и понаблюдать за поведением и обрядами живущих там народов.
Схожего направления придерживалась и возникшая после революции советская теория стадиального развития, ее активным пропагандистом был В. Пропп (заметим, кстати, что более поздняя советская и современная российская фольклористика предусмотрительно вообще предпочитали избегать темы происхождения сказок). Конечно, советские исследователи основывались на исторических концепциях классиков марксизма-ленинизма и отмежевывались от идеалистических концепций Тэйлора. «Отличие этих работ от английских состоит в том, – писал Пропп, – что сходство сказок объясняется не единством человеческой психики, а ее закономерной связью с формами материального производства, ведущими к одинаковым или сходным формам социальной жизни и идеологии»15. Сравнение русских народных сказок с мифами народов майя, верованиями папуасов Новой Гвинеи, сказаниями индейцев племени тлинкит или вадджагга, легендами острова Фиджи и т. д. забавно, впечатляет эрудицией и широтой знаний, хотя и представляется натянутым и бесперспективным.
Все эти школы и направления не дают окончательного ответа о происхождении сказок. Вместе с тем все они подтверждают возможность изучения сказок с точки зрения национальных характеров. Если источник сказок был единым, а потом они получили национальное наполнение, значит сопоставление вариантов, существующих в разных странах, дает возможность изучать национальные отличия. В случае заимствования ситуация не меняется: какие сюжеты заимствовались, как преобразовались характеры, образы и ситуации на иной почве, и здесь сравнение даст возможность выявить национальные черты. Если же похожие сказки возникали независимо друг от друга, то и в этом случае различие между ними демонстрирует особенности психического склада того или иного народа. В любом случае очевидно, что именно сказки, по каким бы то ни было причинам единые в своей основе, дают богатый, яркий и наглядный материал для изучения национальных характеров. В этом их огромное значение при изучении различных народов, особенно тех, у которых популярность и широкое распространение сказки сохранялись на протяжении многих веков и продолжают сохраняться. К их числу относится и русский народ.
Итак, популярность различных сюжетов в разных странах, герои и другие персонажи, ситуации, в которых они оказываются, – все это отражает национальные особенности тех народов, которые эти сказки рассказывают. Не случайно веселая сказка о трех поросятах, которые строят себе домики из соломы, хвороста и кирпичей, родилась в Англии, так же как и поговорка «Мой дом – моя крепость». В стране, где концепция дома занимает ключевое значение в культуре и характере, поросенок, построивший дом из кирпича, не мог не стать героем сказки. А дети получают с детства урок – когда строишь дом, ничего не жалей для этого, он не должен быть из соломы или хвороста, а самым что ни на есть прочным и настоящим.
Другой пример. Английская сказка «Дочь морского царя» рассказывает о морской деве-тюлене, которая, как и ее братья и сестры, раз в год сбрасывала тюленью шкурку и становилась прекрасной девушкой. Случайно ее увидел и полюбил рыбак, который украл ее шкурку. Не имея возможности вернуться в море, дева была вынуждена выйти за него замуж. Они прожили долгую жизнь на берегу моря, родили много детей, но однажды дева (напомним, теперь уже жена и мать) нашла свою старую шкурку. Страшно обрадовавшись и ни минуты не раздумывая, она надела ее на себя и уплыла в море. Щемящей нотой (для русского читателя) жалости к оставленной ею семье заканчивается сказка: «Только раз она оглянулась на домик, где хоть и жила против воли, но все же познала маленькое счастье. Шумел прибой, на сушу катились волны Атлантического океана, и пена их окаймляла берег. За этой пенной каймой стояли несчастные дети рыбака. Дочь морского короля видела их, но зов моря громче звучал у нее в душе, чем плач ее детей, рожденных на земле. И она плыла все дальше и дальше и пела от радости и счастья»16. Трудно представить такого рода «счастливый конец» для русской сказки, в которой незыблемы семейные устои, а тем более все, что связано с материнством. Но у англичан с морем особые отношения, и зов моря, его притяжение им понятны и близки.
А вот как выглядит вариант подобной сказки на русской почве17. В ней тоже участвует дочь морского царя – Василиса Премудрая. Ее одежду похищает герой, она вынуждена отстать от своих сестер. Но на этом сходство с английской сказкой заканчивается. Василиса сама предлагает Ивану-царевичу стать ее мужем, раз уж он похитил ее рубашку, видимо увидев в этом некий перст судьбы. Потом помогает ему выполнить задачи, которые ставит перед ним ее отец – морской царь. А когда его одолела тоска по родине, помогает ему бежать и сама бежит с ним к людям, хотя и знает, будучи Премудрой, что он ее там забудет. В русском варианте не свободная дочь морской стихии бросает своего земного мужа (а заодно и детей), как это было в английском варианте, а царевич забывает о морской царевне от радости, что вернулся на родину, на «святую Русь». «Пришел Иван-царевич во дворец, – рассказывает сказка, – увидали его родители, бросились ему на шею и стали целовать-миловать его; на радостях позабыл Иван-царевич про Василису Премудрую»18. Только любовь, преданность и сила его возлюбленной соединили героев, так что они «стали все вместе жить да поживать да добра наживать».
Итальянские сказки отражают особенности итальянской жизни. Искусство сопровождает итальянцев всю их жизнь. Поэтому естественно, что ни у какого другого народа нет такого обилия сказочных сюжетов, в которых участвуют произведения искусства, прежде всего статуи. В итальянских сказках герои магическими чарами превращаются в статуи, влюбляются в статуи и стремятся их оживить, получают советы от статуй, становятся статуями в наказание. Иногда статуи защищают своих создателей. В сказке «Тайна Флорио» бесчестный скульптор Фабиано присваивает себе шедевры, которые создает его подмастерье Флорио. Он подписывает свое имя на статуях, и все окружающие восхищаются его твореньями. Связанный словом, Флорио молчит и продолжает ваять прекрасные статуи. Так продолжается до тех пор, пока сами статуи не решают восстановить справедливость. В доме Фабиано собираются гости, чтобы восхититься новым шедевром. И тут происходит неожиданность:
«И вдруг статуя заговорила. Она не сделала ни одного движения. Только чуть приоткрыла изогнутые, словно лук стрелка, губы. Статуя сказала:
В тиши ночей медлительный резец
Меня из камня вывел к свету.
Не Фабиано, нет, мне Флорио отец,
Безвестный Флорио, хоть он молчит об этом.
15
Пропп В. Я. Русская сказка. М., 2000. С. 183.
16
Английские народные сказки / Сост. и пер. Н. Шеришевской. М., 1957. С. 108.
17
Пересказ и цитирование сказок дается по: Афанасьев А. Н. Народные русские сказки. В 3 т. Сер. «Литературные памятники». М., 1984. В скобках указывается номер сказки.
18
Там же.