Страница 36 из 43
Выборы же никогда не представляли интереса для русского человека. Начать с того, что в России не любят выбор вообще. Когда с развитием рыночных отношений в страну хлынул поток товаров, и прилавки магазинов заполнились разнообразными наименованиями, многие жаловались на то, что чувствуют себя несчастными. Зачем столько видов сыра, колбасы и зубной пасты? Как разобраться во всем этом многообразии? А не ошибся ли я в выборе? Многие даже с тоской вспоминали прежние времена, когда покупка туфель или куска хорошего мяса с трудностями, через знакомых или после огромной очереди делала человека счастливым, возрождала древнее чувство добытчика, обеспечивающего себя и семью.
Схожие чувства вызывают и политические выборы. Одно дело, когда это острая необходимость, как было во времена Смуты в 1613 г., когда была прервана законная династия и шла война. Или когда выборы – это праздник сильной власти, как было в советское время, когда они были безальтернативными и сопровождались гуляньями, праздничными мероприятиями и продажей дефицитных товаров в буфете на избирательном участке. А наблюдать за спорами и борьбой политических противников, да еще и выбирать одного из них – это в России интереса не вызывает. Да и веры в выборы очень мало: «все равно изберут, кого им надо, и без нас» – таково распространенное мнение.
Когда же еще и объявляются суммы, расходуемые на предвыборную кампанию, всеобщему недоумению нет предела. В отношении простых людей к этому вопросу не так уж много изменилось по сравнению с предшествующими эпохами. Оно сродни переживаниям старушки из гениальной поэмы А. Блока «Двенадцать» (1918):
От здания к зданию
Протянут канат.
На канате – плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию!»
Старушка убивается – плачет,
Никак не поймет, что значит,
На что такой плакат,
Такой огромный лоскут?
Сколько бы вышло портянок для ребят,
А всякий – раздет, разут…
Вопросы истории государства российского часто малопонятны иностранцам. Во все эпохи русское правительство они оценивали чаще всего негативно. Почитание правителя всегда принималось за склонность русских к насилию над собой, сильная власть – за тиранию. В выпускаемой британцами серии «Ксенофобских путеводителей» как бы суммируется принятая на Западе точка зрения: «Русские за почти тысячу лет привыкли к плохому правлению. В своей истории они знали только одну альтернативу плохому правлению – отсутствие правительства вообще»118.
К историческим явлениям вообще нельзя подходить с современными идеологическими мерками, а уж к русским – в особенности. Понятия, термины, слова меняются с течением времени, в разных странах наполняются своим смыслом, а навешанные ярлыки только затемняют картину. Вот, например, Петр I – реформатор из реформаторов, практически безоговорочно любим мировыми русистами, его деятельность в России ассоциируется с понятиями «прогресс», «демократизация», «европейский уровень». Что же сделал этот реформатор и демократ: отменил совещательный орган Боярскую думу и создал вместо нее полностью подвластный ему Сенат, приказы преобразовал в коллегии, развив и расширив бюрократическую систему, отменил патриаршество, подчинив своей власти церковь и т. д. Словом, довел свою власть до абсолюта.
Единовластие и сильная власть в России никогда не означали всевластия. Пример: Генрих VIII в Англии единолично ввел новую церковь, полностью изменив духовную жизнь страны. В России же попытка реформировать существующую церковь привела в XVII в. к расколу, отзвуки которого дошли до сегодняшнего дня. Так называемые старообрядцы по сей день этих перемен не признали. Сильная центральная власть в России всегда сочеталась с самоуправлением, с разного рода демократическими структурами: Боярской думой, крестьянской общиной, земством и т. д.
Служение государю сливалось в сознании русского человека со служением государству, а любовь к правителю была одним из проявлений патриотизма. Не так давно один таксист, человек, далекий от исторических или политических изысканий, рассуждая о Николае II, последнем русском императоре, воскликнул: «Он не имел права отрекаться от престола!» Так, почти через сто лет человек, выросший в совершенно иную эпоху, крайне далекий от монархических взглядов, оценил поступок императора как предательство, несоблюдение той ответственности, которая была возложена на него судьбой, историей и Богом.
Не случайно в подготовке русской революции большую роль играло расшатывание и разрушение образа монарха: нагнеталась история с Распутиным, подчеркивалась слабость и неспособность правителя к решительным действиям, его неумение справиться с внешне и внутриполитической ситуацией. Вместе с тем важность места и роли государя в русской истории отнюдь не свидетельствует о том, что для порядка России нужна только монархия, как это иногда представляется. Речь идет только о таком правлении, которое базируется на следовании некоторым правилам, обусловленным традицией развития России. При этом сами формы правления могут быть современными и новыми.
Идеалы – вещь удивительно живучая. Совершенно иной по форме советский период сохранил многое из идеалов прошлого, с которым он так активно боролся. В частности, веру в сильного правителя. Идеология, форма правления, правитель – все изменилось, а чувства остались. И сегодня, во вновь изменившихся условиях, важно помнить эти уроки истории. Народ по-прежнему ждет своего героя. Только бескомпромиссный правитель, сильный и решительный, будет пользоваться уважением народа.
Русская интеллигенция
Особое отношение к правителю и сильной власти, сложившееся в России, привело к появлению интереснейшего феномена, который довольно условно можно назвать «русской интеллигенцией». Идиллической картины – могучий правитель и восхищенный им народ – в действительности никогда не было и быть не могло. Выше шла речь об идеалах, а не о реальной ситуации в стране. Была и другая сторона медали – отторжение всего официального, исходящего сверху, свойственное русскому характеру. Вера в «доброго» правителя часто сочеталась с недоверием к государству, которое он воплощал. Сомнение – очень русская черта, так же как и критиканство. А в России всегда было, что критиковать и в чем сомневаться.
Из этого противоречия, кстати, проистекают и особенности русского патриотизма. Часто он тихий, скрытый, как бы застенчивый. Русские чрезвычайно склонны к самокритике и самобичеванию. Но не надо забывать, что это оборотная сторона гордости и самолюбия. Так что иностранцам не стоит покупаться на заявления типа: «В этой стране жить нельзя!» Русские часто жалуются на жизнь (слава Богу, поводов хватает), но вряд ли оценят столь же критическое отношение со стороны постороннего человека.
Сильная власть, столь необходимая для поддержания порядка в огромном многонациональном государстве, рождала и протест. Наиболее полное выражение протест против государственной власти получил в деятельности русской интеллигенции. Можно сказать, что интеллигенция – явление искони присущее русскому государству, своеобразная реакция и своего рода противовес идее о сильном правителе и вере в «доброго царя». Она была особенно активна в периоды укрепления русского государства, когда у власти стоял сильный правитель.
Понятие «интеллигенция» используется в данном случае достаточно условно. В этом вопросе в науке нет терминологического единства. Споры о том, что такое интеллигенция и каково ее значение в жизни общества, не смолкают вот уже без малого 150 лет. Каковы же основные определения и концепции по данному вопросу.
Традиционно считается, что термин «интеллигенция» ввел в широкое употребление в 1870-х гг. почти забытый ныне писатель П. Д. Боборыкин. Петр Дмитриевич Боборыкин (1836–1921) прожил долгую и насыщенную событиями жизнь. Выходец из старинного дворянского рода, он считал себя представителем той самой «интеллигенции», о которой писал. В начале своих воспоминаний он обещает показать «писательский мир и все, что с ним соприкасается, и вообще жизнь русской интеллигенции, насколько я к ней приглядывался и сам разделял ее судьбы»119. Жизнь самого Боборыкина сложилась неплохо: он учился на трех факультетах – юридическом Казанского университета, химическом и медицинском Дерптского – и ни один не закончил. Что не помешало ему позже сдать экзамен на степень кандидата права в Петербургском университете, а в 1900 г. даже стать академиком.
118
Roberts E. The Xenophobe’s Guide to the Russians. L., 1993. P. 53.
119
Боборыкин П. Д. За полвека. М., 2003. С. 6.