Страница 27 из 43
Во всех странах Европы люди всегда стекались в столичные города «на ловлю счастья и чинов». Считалось, что там легче сделать карьеру, разбогатеть, выбиться в люди. Яркое свидетельство – литература. Д’Артаньян-младший отправляется в долгий путь в Париж и добивается там успеха. Тем же путем следуют герои и других писателей: Стендаля – в Париж, Диккенса – в Лондон и т. д. Да и сами авторы чаще всего добиваются признания только после переезда в столицу. Отличие от России заключалось в том, что, сделав карьеру, разбогатев, жители других стран стремились уехать из суетливого города в провинцию, на заслуженный покой. В России же столица был центром притяжения для всех – богатых и бедных, карьеристов и лентяев, разночинцев и аристократов.
Русский человек считал для себя традиционным «скучать в провинции». Своеобразными «певцами» русской провинции стали Гоголь и Чехов. В повести «Моя жизнь», имеющей подзаголовок «рассказ провинциала», Чехов дает развернутую картину жизни провинциального города. Герой признается в любви к своему городу, но любит он зелень деревьев, яркое утро, колокольный звон, а ненавидит людей, живущих в нем. «И как жили эти люди, стыдно сказать! – сетует чеховский герой. – Ни сада, ни театра, ни порядочного оркестра; городская и клубная библиотеки посещались только евреями-подростками, так что журналы и новые книги по месяцам лежали неразрезанными; богатые и интеллигентные спали в душных, тесных спальнях, на деревянных кроватях с клопами, детей держали в отвратительно грязных помещениях, называемых детскими, а слуги, даже старые и почтенные, спали в кухне на полу и укрывались лохмотьями. В скоромные дни в домах пахло борщом, а в постные – осетриной, жаренной на подсолнечном масле. Ели невкусно, пили нездоровую воду».
Небольшие города всегда привлекали русского человека своей близостью к природе, покоем, неспешностью, но отталкивали нравами, бытом, укладом. И сегодня это противоречие сохраняется. С одной стороны, многие, в том числе и жители столиц, считают, что небольшие русские города в большей степени сохранили национальный дух, чем космополитичные столицы. С другой – не утратили своего значения и две гениальные формулы, созданные русской литературой и выражающие проблему русской провинции. Это чеховское – молитва или завывание трех сестер: «В Москву! в Москву! в Москву!»; и гоголевское – мечта провинциала: скажите там, в столице, пусть знают, что «живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчинский».
Интересно, что другое противопоставление, город – деревня, романтизировало последнюю. Деревня и провинция никогда не были синонимичны. Провинция ассоциировалась с обывательщиной, никчемностью отношений, убогостью нравов, жалким подражанием столичной жизни. Деревня – с умиротворением, чистотой и свежестью нравов, человечностью отношений.
Известный общественный деятель и агроном А. Т. Болотов писал из своего поместья, в котором он поселился, выйдя в отставку в 1762 г.: «Никаких отменно важных и особливых происшествий не случилось со мною во все продолжение сего времени; но оно протекало в мире, тишине и во всех удовольствиях, какие только может доставлять уединенная, простая и невинная сельская жизнь мыслящему и чувствительное сердце имеющему человеку»80.
Князь В. П. Мещерский (1839–1914), публицист, прозаик, издатель газеты-журнала «Гражданин», внук Карамзина, камергер Александра II, друг Александра III; его имя часто сопровождалось ярлыком «реакционный». Мещерский всю сознательную жизнь прожил в столице, но вспоминал об имении отца: «Во мне было сознание ясное и светлое, что наша деревня была именно раем, по совершенному отсутствию зла и по изобилию самых светлых и, так сказать, сладких душевных впечатлений; там царила какая-то чудная гармония в людях и во всех проявлениях жизни, и ее следы в душе были так глубоки, так сознательны, что остались живыми на всю жизнь»81.
Граф Вронский, персонаж романа Л. Н. Толстого, – богатый аристократ, военный:
– Я люблю деревню, – сказал Вронский, замечая и делая вид, что не замечает тона Левина.
– Но надеюсь, граф, что вы бы не согласились жить всегда в деревне, – сказала графиня Нордстон.
– Не знаю, я не пробовал подолгу. Я испытывал странное чувство, – продолжал он. – Я нигде так не скучал по деревне, русской деревне, с лаптями и мужиками, как прожив с матушкой зиму в Ницце. Ницца сама по себе скучна, вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто хорошо только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня.
Люди, между которыми мало общего, воспринимают деревню как покой, как рай, как символ родины. Наконец, Пушкин в письме к жене (1834) тоскует о своем Болдино. Характерно, что Калуга, провинциальный город, для него еще хуже надоевшего Петербурга. Он пишет ей: «…да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином!
Ты разве думаешь, что свинский Петербург не гадок мне? что мне весело в нем жить между пасквилями и доносами?
Что ты мне пишешь о Калуге? Что тебе смотреть на нее? Калуга немного гаже Москвы, которая гораздо гаже Петербурга. Что же тебе там делать?»82
Вместе с тем, несмотря на романтический и даже несколько идеализированный образ деревни в русской культуре, она никогда не была тем, чем, например, для англичан. Как уже говорилось, там отъезд из столицы всегда означал богатство, достижение того уровня благополучия, когда можно себе позволить жить в поместье. Для России расставание со столицей это, как правило, было либо неудача в карьере, либо чудачество, либо ссылка. Тот же Пушкин, так любивший деревню, оказывался в ней в основном вынужденно. Ссылка в Михайловское, одно из чудесных воспоминаний его жизни, была насильной, в Болдино, ставшее символом творческого взлета небывалой высоты, он был вынужден задержаться из-за карантинов. Видимо, русского человека нередко приходится делать счастливым насильно.
Удивительное культурное единство России при ярковыраженном географическом многообразии – результат многовековой истории. Оно складывалось постепенно, по мере продвижения русского народа на юг, север и восток, и составляет важную отличительную особенность России как единого государственного объединения.
Власть и народ
Проблема особенностей организации, функционирования, эволюции и развития русского государства едва ли не одна из важнейших в русском мире. Широкая и всеобъемлющая, в самых разных аспектах – от законодательного до социально-политического, она составляет основу различных учебных курсов. Понятие государства очень широко, его единое общепринятое определение отсутствует, а те, которые существуют в науке, сильно зависят от политических и идеологических установок авторов. Толковый словарь русского языка Ожегова дает наиболее простой вариант: «Государство – основная политическая организация общества, осуществляющая его управление, охрану его экономической и социальной структуры». Нередко оно выступает синонимом еще более широкого понятия – «страна».
Ниже речь пойдет о некоторых отличительных чертах русской государственности (под которой подразумевается государственный строй или организация). Причем лишь о той ее части, которая связана с людьми, их представлениями, идеалами и вытекающими из этого национальными особенностями государственного строительства.
Началом русского государства принято считать 862 г. Именно эта дата содержится в русской летописи «Повесть временных лет». Летописание для России имело большое значение, и не случайно. Летописи (самая древняя известная сегодня относится к XI в.) представляют собой рассказ об исторических событиях, записанный по годам. Обычно каждый новый год начинался фразой «в лето» – отсюда и название «летопись». Изложению событий русской истории часто предшествовали рассказы из библейской, античной и византийской истории. Русская история таким образом вписывалась в контекст мировой, что было крайне важно для русского самосознания.
80
Болотов А. Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков. В 3 т. Т. 2. М., 1993. С. 187.
81
Князь Мещерский. Воспоминания. М., 2001. С. 11.
82
Пушкин А. С. Письма к жене. Л., 1986. С. 186.