Ключи от рая

Глеб молчал. «Ну, да, хорошо старику говорить, — думал он, — учитывая, что он жил задолго до эпохи книгопечатания! Но, к слову, в своей стране был очень известен и пользовался большим почетом. Даже король его уважал, чего уж там… А вот он короля — не очень».

В памяти всплыли строчки киплинговской баллады «Последняя песня Честного Томаса». Шотландский король предложил барду рыцарское звание, замок, титул, герб, а тот гордо отказался, потому что его собственная власть над умами и душами других людей (и короля в том числе!) была неизмеримо больше. Поэт своей песней заставил высокопоставленного гостя плакать, потом возбудил в нем боевой дух, потом навеял воспоминания о первой любви…

История была красива и величественна. Глеб читал ее еще в школе, четырнадцатилетним подростком, но помнит и сейчас, как бежали мурашки по спине от чеканной красоты последних строк:

Тебя я к престолу Господню вознес,

Низверг тебя в пекло, в адский предел,

Я натрое душу твою растерзал,

А ты меня — рыцарем сделать хотел!

Томас Лермонт помолчал недолго, сосредоточенно думая о чем-то, потом лицо его разгладилось и на губах даже появилась легкая улыбка. Когда он снова обратился к Глебу, голос его звучал гораздо мягче:

— Прости меня, друг мой! Я не вправе осуждать тебя. Если ты здесь, — значит, твои заслуги были признаны, все ошибки и заблуждения прощены и впереди у тебя только свет.

Глеб хотел ответить достойно и так же витиевато, но не успел. Из леса показались два белых оленя. Они ступали так красиво, так грациозно и величаво, что Глеб невольно залюбовался ими, а Томас пришел в такое волнение, словно давно ждал их прихода.

— Прошу прощения, друг мой, но, к сожалению, я должен тебя покинуть. Меня ждут. Это посланцы королевы фей! Она снова хочет видеть меня…

Старик поднялся на ноги и пошел прямо к волшебным вестникам. Они ничуть не боялись его, наоборот, остановились и ждали. С каждым шагом он как будто молодел, разглаживались морщины, походка становилась легкой, стремительной… Глеб искренне залюбовался.

Он снова шел к своей королеве. Счастливый!

Глеб проводил его долгим взглядом. Оставшись в одиночестве, он почему-то почувствовал себя очень неуютно. Разговор с Томасом Лермонтом странно подействовал на него. Теперь Глебу упорно казалось, будто он получил нечто незаслуженно, нечестно — проехался зайцем в автобусе или на экзамене списал… Вроде пока не попался, но в любой момент его обман вскроется, и будет очень стыдно.

Ведь, если быть честным с самим собой, рая он и в самом деле не заслужил. Слишком уж хотел успеха, хотел приятной, легкой, сытой жизни… Вот Томас Лермонт не пытался торговать своим даром! Он даже королю не кланялся и уж точно не писал рекламных текстов о прокладках и шампунях…

Стоило ему так подумать, как все вокруг потемнело. Исчезли краски, запахи и звуки, исчез благоухающий райский сад. Прямо над головой сверкнула ослепительная вспышка, и горячая волна швырнула его ниц. Темнота стала плотной, осязаемой. Она окружала его со всех сторон, и Глебу казалось, что вот-вот он растворится в ней без остатка.

Сколько это продолжалось, он не знал. Когда Глеб снова сумел открыть глаза, все вокруг было серым, словно в тумане…

Подняв голову, он увидел, что прямо над ним стоит ангел — тот самый! Он ничуть не изменился за прошедшие годы — то же одеяние, простое крестьянское лицо, нос картошкой и хитроватые зелено-карие глаза в прищуре рыжих ресниц. Нимб по-прежнему торчал над головой, словно околыш от фуражки.

Узнав старого знакомца, Глеб зажмурился и потряс головой, словно пытаясь отогнать наваждение. Этого просто не может быть!

Но видение не исчезло. Ангел смотрел на него с жалостью и укоризненно качал головой.

— Вот вечно так! Чуть не углядишь — сразу накладки случаются… — сказал он и деловито добавил: — Ничего-то ты не понял! Теперь просто так не отделаешься.

С трудом поднявшись на ноги, Глеб даже попытался усмехнуться:

— И что теперь — в ад отправят? К чертям на сковородку?

— Нет, зачем в ад! — всплеснул руками ангел, словно удивляясь его непонятливости. Потом вдруг посерьезнел и произнес совершенно другим, казенным голосом:

— По вашему вопросу принято окончательное решение.

Он подумал немного и добавил уже совсем другим, вполне человечным и даже сочувственным тоном:

— Ты пойми, дурья башка, вы же все помечены теперь! Алый крест — это тебе не просто так… Пока не выполнишь, что должен, — туда не пустят!

Только сейчас Глеб испугался по-настоящему. На секунду он вновь увидел свое тело — переломанное, окровавленное, распростертое на грязном асфальте — и содрогнулся.

— И как я теперь буду — таким? Там же седьмой этаж! Да потолки высокие! В морге по чертежам не соберут!

Ангел равнодушно пожал плечами.

— Ну, не знаю… Это уж как получится. А жить все равно придется!

В голосе его звучала такая убежденность и непреклонная вера, что Глеб почувствовал, что спорить и доказывать что-либо бесполезно, а умолять — еще и унизительно. «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!» Он как-то сник и даже смирился со своей участью.

— Так что пошли, — ангел положил ему руку на плечо, и Глеб удивился ее каменной тяжести, — тебе — назад.

Они шли по облакам, и каждый шаг давался Глебу с невероятным трудом. Ноги вязли, словно в глубоком снегу, но ангел шагал как ни в чем не бывало.

Глеб очень устал. Он был измучен, подавлен случившимся… И дальнейшие перспективы на оставшуюся жизнь выглядели вовсе не радостно. Но вместе с тем было и любопытство. В голове роились сотни вопросов, а когда еще выдастся случай пообщаться с ангелом? Наконец он решился — и обратился к своему провожатому:

— Слушай… А можно тебя спросить?

— Ну, спрашивай! — разрешил ангел. — Что смогу — скажу, а если не положено…

Он развел руками. Не проси, мол, тогда, нельзя так нельзя!

— А ты что, тоже был человеком? Ну… — он замялся, подыскивая подходящее слово, — раньше?

— Да, был, — охотно отозвался ангел, — мы здесь все такие, как говорится, из бывших!

— А чем занимался?

— Да тем и был. Гаишником, — охотно ответил он. — Я тут, можно сказать, по специальности работаю!

Ангел даже приосанился, улыбаясь своей шутке.

— Да ну! — Глеб аж присвистнул от изумления. — А тебя-то за что в рай пустили?

Вот что-что, а гаишник-ангел — это действительно было странно. Даже невероятно.

Беспредел на дорогах и алчность гаишников давно вошли в поговорку, став темой для бесконечных баек и анекдотов… А тут — в рай!

Но ангел вовсе не обиделся и спокойно ответил:

— Да, слаб человек, слаб! И я — как все. Не зарывался, конечно, и все же… В общем, грешен.

— А дальше что?

Ангел вдруг помрачнел. Словно тень пробежала по его лицу, и на мгновение оно стало скорбным, как у ветхозаветного пророка.

— Авария случилась. Прямо рядом с постом. Я из своего «стакана» все видел. Мужик какой-то на убитой «четверке» с «КамАЗом» столкнулся. С дачи ехал, наверное… В машине народу как сельдей в бочке — сам за рулем, баба его, двое детей да еще тетка какая-то на заднем сиденье — теща, может, или кто она ему там… В общем, двери заклинило, сами выбраться не могут, крик, ор… да еще бензин на асфальт хлещет! Одна искра — и все.

— А ты?

— А что я? — ангел пожал плечами так, что крылья затрепетали в воздухе. — Не смог я этого видеть. Одно дело — трешки-пятерки сшибать, а другое — когда у тебя на глазах вот-вот пять человек заживо сгорят. Сам не понял, что меня дернуло. В общем, рванул туда, к машине… а дальше — не помню. Все.

— Так ты их спас или нет? — спросил Глеб. Почему-то ему казалось очень важным, чтобы не напрасно погиб такой страшной смертью этот простой и добрый парень.