За золотым призраком

Фридрих Кугель[10], некогда подвижный и кудрявый, бывший старший лейтенант и штурман подводной лодки, где фрегаттен-капитаном был он, Отто Дункель, за последние годы спокойной и размеренной жизни заметно пополнел и стал более сдержанным в движениях, а со лба к темени уверенно вела необратимое наступление возрастная залысина. И еще одну новую деталь во внешности старого друга заметил Отто – Фридрих отрастил себе усы и бородку, в которой пока что успешно пряталась предательски болтливая седина, выдававшая возраст хозяина, перешагнувшего свой полувековой экватор. На загорелых скулах, словно розовая паутинка, видны извилистые кровеносные сосудики. Все это успел разглядеть опытным взглядом Отто, переступив порог просторной и светлой каюты первого штурмана океанского парохода «Британия».

На покашливание за спиной Фридрих Кугель обернулся резко, хотел обругать крепким словцом нахала за то, что без стука вошел в чужую каюту. Но увидел гостя и смолчал – негаданный посетитель, пожилой джентльмен в изящном белом костюме, в хромовых черных туфлях и с тросточкой, раскачивался с пяток на носки и дерзко-насмешливо ухмылялся, не выпуская из зубов гавайскую сигару, от которой по каюте сразу пошел ароматный запах.

– Что вам угодно, почтенный сэр, не имею чести знать… – Фридрих в недоумении сдвинул светлые брови. Его зеленые глаза приняли оттенок холодного ледовитого океана – эти англосаксы смеют так нагло вести себя, что порою хочется влепить одному из них увесистую затрещину и пинком бы вышвырнуть за борт. – С кем имею честь…

Насладившись эффектом своего внезапного появления, Дункель закрыл за собой дверь и все так же с загадочной улыбкой неторопливо и бережно убрал с головы рыжий парик, отклеил усы… и Кугель увидел улыбающегося, довольного произведенным впечатлением давнего командира и приятеля Дункеля. Бросив грязную рубаху в раскрытый чемодан, он поспешно захлопнул его и с распростертыми объятиями пошел, вернее, покатился на толстых кривых ногах навстречу всегда желанному гостю.

– Ба-ба-ба! Вот так сюрприз! Отто, мой милый Отто! Видит мой бог, не узнал! Хотел было тебя обложить, как боцман новобранца, от клотика и до киля. Дай-ка гляну получше, может, какой англосакс под моего фрегаттен-капитана так удачно замаскировался! Клянусь священными водами Стикса!

– Я это, дружище Фридрих! Сразу же, как только вы бросили якорь. Можно на минутку прилечь рядышком на жидкий грунт?

– Вот здорово! – Фридрих радовался, словно ребенок, почесал подбородок, запустив пальцы в волнистые пряди. – Как же ты догадался меня разыскать? Ведь столько лет… Погоди, да ровно семь лет минуло! Не виделись столько – и вот мой фрегаттен-капитан у меня в гостях! Видит мой бог, я чертовски рад! – Фридрих полез в небольшой шкаф, левой рукой вынул бутылку сухого вина, в правой затренькали хрустальные фужеры, за тонкие ножки зажатые между пальцев. Фридрих подошел к столу, рукой с бутылкой пригласил Отто присесть рядом, на диван. – Объясни, к чему тебе понадобился такой маскарад? Что-нибудь неладное случилось? – Кугель пытливо и обеспокоенно всмотрелся в лицо бывшего своего командира, отметив, что Железный Дункель, похоже, мало изменился, время и возрастные болезни щадят его за какие-то особые заслуги перед матушкой-природой…

– И я чертовски рад встрече, старый дружище! Давай за это и выпьем, чтобы всякий раз, когда судьба будет нас сводить вместе, мы могли бы вот так же сердечно и радостно смотреть друг другу в глаза. – Отто принял от Фридриха полный фужер светло-золотистого вина, легонько чокнулись фужерами. Отпив глоток и удовлетворенно причмокнув, он негромко пояснил: – Как эхолот чувствует металл в воде, так и я затылком чувствую, что какая-то гадина прицепилась за мой хвост! И тянется, пожалуй, от самого Виндхука. Кое у кого кошки заскребли на душе, когда узнали, что Железный Дункель с сыновьями отбыл так неожиданно и неведомо куда! Им все эти годы не дает покоя мыслишка, что я принимал участие в сокрытии сокровищ Германии, вывезенных накануне падения Берлина. Потому и ведут порою неприкрытую слежку. Но теперь, похоже, орудуют куда как осторожнее, и я только догадываюсь о слежке, никого конкретно пока не обнаружил в своей кильватерной струе. И тебя, дружище Фридрих, – он поднял на Кугеля строгие, не мигающие глаза, – прошу о нашем знакомстве пока никому не говорить ни словечка! Помощника своего, который на вахте стоит, Бобби Дукакиса, тоже попроси не болтать в моем визите на пароход. Я еще не знаю, какие меры приму, но дымовую завесу порою надо ставить заблаговременно, не так ли, мой штурман?

– Хорошо, Отто. С этим Бобби у нас давние приятельские отношения. Я не однажды выручал его деньгами, когда он прогуливал жалованье с девицами весьма неблагонравного поведения и ему грозило дома многими неприятностями, явись он без фунта в кармане.

– Очень хорошо. – Отто приложился к фужеру, и ароматное, чуть кислое вино приятно освежило рот, гортань. – Знаешь, Фридрих, собираясь сюда, я пожалел, что остальные офицеры субмарины разлетелись кто куда, не собрать их теперь воедино… А следы некоторых и вовсе пропали, особенно тех, кто в свое время завербовался во французский Иностранный легион и отправился воевать в Алжир.

Фридрих осторожно долил фужеры, поднес свой к толстым губам.

На полном лице и особенно в добрых зеленых глазах мелькнула искорка сожаления к тем, кому в жизни так крепко не повезло.

– Нужда толкнула их на отчаянный шаг. Хорошо мне, специальность оказалась подходящей. А как жить тем, кто только и умел целиться, рассчитывать секунду залпа и нажимать красную кнопку. Да, прости меня, Отто, не спросил – ты здесь по делам службы от сената или свои коммерческие дела проворачиваешь?

Отто Дункель привстал из кресла, прикрыл плотно иллюминатор.

– Я здесь потому, что здесь мой друг и единомышленник, не так ли, дружище Фридрих? Я надеюсь, ты не вступил еще в этот чертов Конгресс демократов? Это теперь как модная зараза пошла среди белого населения южной Африки, словно все с ума посходили, не понимают, что нигеры от этого только наглеют, видя нашу разобщенность.

Кугель едва не поперхнулся, вскинул брови и, боясь, что ослышался, уставился в лицо невозмутимо спокойного фрегаттен-капитана, хотя тот секунду назад разразился такой страстной тирадой.

– Ну что ты, Отто! Возможно ли – мне и в эту сволочную кучу? – с обидой ответил Фридрих и тут же заверил, перекрестившись: – Доведись снова быть какой заварухе, можешь вполне рассчитывать и на меня, и как на штурмана и как на рядового стрелка из автомата!

– Вот это те слова, которые я и хотел от тебя услышать! Отлично. – Отто большим глотком допил вино, встал и начал прохаживаться по каюте, поглядывая на выжидательно следящего за ним Кугеля. – Теперь, освежившись прекрасным вином, – к делу, дружище Фридрих. Какие у тебя по нынешнему времени планы на ближайшее будущее… А вино и в самом деле приятное. После жары хорошо освежает голову. Налей еще, если в бутылке что-то сохранилось. – Он взял фужер, подошел к иллюминатору, открыл его и подставил лицо под легкое дуновение удивительного и неповторимого по аромату океанского ветерка. Но больше всего ему хотелось убедиться, что никто не подслушивает под дверью.

Фридрих из глубокого кресла, пожав плечами, ответил равнодушным тоном, как человек, который и не стремится что-то планировать на много дней вперед:

– Какие особенные могут быть планы? Да никаких. Вот, собирался сойти на берег, побывать дома, навестить детей. Старший, Хельмут, должен внуком порадовать… Может, я уже дедом стал! Никогда не думал, что я когда-нибудь могу стать дедом! И надо же – время пришло… А ощущение в душе такое, будто мне все те же неразменные тридцать три года, как у бессмертного Иисуса Христа.

– Поздравляю! Сын по-прежнему служит в полиции?

– Да-а, – протянул Фридрих с некоторой настороженностью, словно опасался, что отчаянный и авантюрный по характеру Дункель может просить от его сына каких-то противозаконных услуг. Одно дело – друг другу служить по старой дружбе, другое дело впутывать в это своих «незапятнанных» детей. – А что? Дело надежное, без работы не останется. И у властей на виду – уже комиссаром полиции служит, в портовом городе Дурбане.

10

Кугель – ядро (нем.).