За золотым призраком

Отто Дункель знал Цандера давно, еще по довоенной службе. Гюнтера назначили командиром артиллерии на его подводную лодку где-то в середине тридцать восьмого года, и с того дня им пришлось не один раз побывать во всевозможных военных переплетах… После выполнения последнего приказа – доставить группу людей к аргентинскому побережью и затопить подводную лодку на приличной глубине, чтобы победители не смогли поднять ее и поставить в строй, Гюнтер Цандер, растерянный, без гроша в кармане, напомнил фрегаттен-капитану несчастного Робинзона в его первые минуты пребывания на необитаемом острове – такая же растерянность и беспомощность в глазах и в движениях сильных прежде, а теперь никому не нужных рук. Как за спасательный пояс в штормовом океане, он ухватился за рукав офицерского реглана Отто Дункеля, с отчаянием в голосе, кривя обветренными губами, начал умолять:

– Я умею только стрелять, фрегаттен-капитан! Вам такие преданные люди будут нужны в Африке! Возьмите, буду верно служить, готов выполнять любые поручения, только не бросайте меня на погибель среди этих мокрых диких скал! Те, которых мы высадили, уже ушли далеко, да я им и не нужен, я им чужой, а с вами мы пробороздили чуть ли не больше самого капитана Немо!

Отто взял его в Виндхук и действительно не пожалел. Цандер вызвал из Франкфурта-на-Майне свою многочисленную и бедствовавшую семью: до войны родители Цандера содержали небольшую хлебобулочную пекарню, но американские самолеты разбомбили ее в сорок четвертом году, восстановить ее средств не было, и семья разорилась… При содействии хозяина Цандер построил себе приличный дом в Цамебе близ завода и взял на себя нелегкую обязанность следить за режимом и жестким порядком во владениях фрегаттен-капитана…

С заходом солнца довольно быстро сгустились сумерки, ярче высветились перронные огни. Заглушая людской гомон, властно звякнул колокол, извещая, что до отхода поезда Виндхук-Порт-Элизабет осталось десять минут.

– Ну, господа, до встречи! – Отто пожал руки Хейцману и Цандеру. – Надеюсь, все будет в порядке! – добавил он с ударением на слове «всё».

– Будьте спокойны, фрегаттен-капитан! Старый Гюнтер не пошлет снаряд мимо цели! – И он заговорщически подмигнул Карлу и Вальтеру, которые терпеливо стояли чуть в стороне, за спиной родителя около своей машины. Улыбаясь, Гюнтер в поклоне дернул крупной головой и обнажил крепкие «бульдожьи» зубы.

– Хвастай! – засмеялся Отто и напомнил давнее: – Забыл английский противолодочный корабль из конвоя на траверзе острова Мейнленда, что в группе Шотландских островов? Наше счастье, что успели поставить дымовую завесу и благополучно увернуться от тарана!

Цандер крякнул, через распахнутый ворот рубахи поскреб грудь, красную, словно ошпаренную кипятком.

– Будь он проклят! Из-за него у меня первая морщина поперек лба прорезалась! Видит бог, фрегаттен-капитан, словно колдовского тумана в глаза напустил тот англосакс! Бьем-бьем из пушки, а ему хоть бы что! Как заколдованный в самом деле – прет на субмарину…

– Смотри, Гюнтер, чтобы в мое отсутствие тебе здесь снова чародейского тумана не подпустили под нос… – И повернулся к машине. – Фриц, Али, доставайте чемоданы. Скоро поезд тронется… не бежать же нам потом за ним до Индийского океана по шпалам да с вещами! – Отто шутил, а глаза не хуже перископа цепко осматривали суетливую публику вокзала, словно ждал и все никак не мог увидеть кого-то еще.

Шофер молча открыл багажник черного автомобиля, вынул объемистые дорожные чемоданы. Карл и Вальтер взяли по одному, остальные захватили Фриц и Али и прошли в вагон, где Отто закупил два соседних купе. Открыв дверь и пропустив сыновей, Отто неожиданно распорядился:

– Фриц, поезжай домой и передай тетушке Ранджане, что Али будет сопровождать нас во время поездки. Пусть сама хлопочет на кухне, помогает Эльзе доглядывать за детьми. За Али беспокоиться не надо – приедет домой не с пустыми карманами.

В глазах Али мелькнула тень испуга, потом она сменилась выражением недоумения. Отто недовольно дрогнул бровью, и Али быстро взял себя в руки, сложил ладони на груди, поклонился с лицом, будто оно у него стало деревянным, как у вырезанного из бревна истукана.

– Как будет угодно, господин мой…

– Я тоже так думаю, Али, так будет нам всем удобнее, – словно не распознав смысла произнесенных индусом слов, подтвердил Отто.

Фриц молча щелкнул каблуками и посторонился, пропуская в конец вагона приятной наружности даму и сухощавого господина с небольшим чемоданом, зато следом за ними носильщик едва держал в руках разбухший, как весенняя почка, коричневый чемоданище.

– Иди, иди, Фриц, тебя в машине ждут господа. Отвези их домой, – поторопил Отто шофера, и когда тот боком вышел из коридора вагона, выглянул в окно купе – «мерседес», газанув от души и взвизгнув покрышками, быстро набрал скорость и умчался в город, увозя от тронувшегося поезда Хейцмана и Цандера. Повернулся к Али, который смиренным и безмолвным теплым столбиком стоял у раскрытой двери купе, скрестив руки на груди в ожидании распоряжений.

– Твое место в соседнем купе. – И пояснил причину неожиданного решения: – Я не хочу доверять случайным людям готовить нам пищу во время путешествия. Я договорюсь с шеф-поваром вагона-ресторана, тебя временно возьмут в штат, так что за дорогу подзаработаешь денег. Вещи твои в сером чемодане, все, что надо в пути. Конечно, это не так просторно, как дома, дорога есть дорога и приходится терпеть известные неудобства. Когда потребуешься, я чем-нибудь стукну в стенку, а с утра – в вагон-ресторан, приготовишь нам обычный завтрак – нежирную ветчину с яйцами, кофе и легкое вино, полусладкое.

Али покорно поднял «свой» чемодан, поклонился еще раз хозяину и вышел из купе Дункелей в свое. Здесь было свободно, потому как ехал он один. Когда разбирал чемодан, вытаскивая из него рубашки, запасной костюм, дорожные принадлежности туалета, с досадой проворчал на своем родном языке проклятия в адрес хозяина, и тут же боязливо оглянулся – почудилось, что дверь малость приоткрылась и кто-то глянул в спину недобрыми глазами затаившейся кобры… Но дверь качнулась от того, что вагон шел на стрелках, и Али поспешно захлопнул ее на замок, сдержанно вздохнул.

«Неужели этот хитрый немец через своих ищеек что-то разнюхал о моих предостережениях в эти минувшие перед отъездом дни? – подумал Али, осторожно опускаясь на обшитую кожей лавку купе. – Если так, то худо будет не только Амрите, но и Ранджане с сыном Усманом». – От этих невеселых мыслей потянуло мышцы спины, он откинулся и приник ухом к перегородке, стараясь уловить недоброе для себя слово…

Но в соседнем купе разговор шел о другом. Видя сосредоточенное, замкнутое лицо младшего сына, Отто, делая над собой немалые усилия, всячески пытался отвлечь его от мыслей об оставленной девушке.

С Амритой Вальтер в день отъезда прощался открыто, без всякого стеснения. Словно законную жену он поцеловал ее на крыльце дома, никого не стесняясь, хотя рядом стояли отец, Карл, Эльза с детьми, родители Амриты и друзья Дункелей. И от машины, последний раз обернувшись, громко крикнул:

– Как вернемся – сразу же обвенчаемся! Жди меня, Амрита!

Фрегаттен-капитана не зря считали Железным Дункелем за его стальные нервы и дьявольскую выдержку в любой ситуации под водой, но в ту минуту стоило огромного напряжения воли сдержаться и не обругать сына публично законченным болваном, а в ненавистную красавицу разрядить из пистолета пол-обоймы! «Клянусь священными водами Стикса! Рано ты, милый сыночек, распустил павлиные перышки, ох как рано! Я тебе этого вызова так не спущу! – стиснув зубы до ломоты в челюстях, решил про себя Отто. – Посмотрим, на ком ты обвенчаешься, когда мы возвратимся домой!»

Достав из чемодана походный набор посуды, бутылку, Отто сноровисто выбил ладонью пробку, разлил по небольшим прозрачным фужерам легкое шипучее вино, взял себе и подал сыновьям, которые сидела напротив отца за небольшим откидным столиком. Поглядывая на пузырики, Отто негромко произнес тост: