Страница 2 из 24
– А почему ты одна? Где все? – неожиданно встрепенулась она. – Агафья, Андрон, где они? Или же спят за печкой?
– На радении они в Самаре, – буркнула Мария. – Ты что, и память свою в церкви оставила?
Евдокия знала, где находятся старец и «богородица», а спросила о них потому, чтобы завести разговор и встряхнуть сестру, затеявшую игру в молчанку.
Мария поняла ее хитрость и, помолчав с минуту, поинтересовалась:
– В церкви была, Евдоха?
– Была, – вздохнула девушка.
– И что тебя всё туда тянет?! – спросила Мария, не смотря на сестру. – Здесь не запрещают ходить в церковь, но и не одобряют.
– Ну и пусть, – вздохнула Евдокия. – Кому как, а мне хорошо и спокойно в стенах храма.
Ей хотелось рассказать сестре, какое наслаждение она испытывает во время богослужения, излить свою радость от общения с Богом, но, взглянув на кислое лицо Марии, тут же передумала.
– Если так Бога чествуешь, так почему же предала его, Евдоха? – едко поинтересовалась девушка. – Почему не отговорила Евстигнея своего сюда, к христоверам, идти? И я потянулась за тобой, как за сестрой старшей, так чего же теперь?
– Кто же знал, что так будет? – вздохнула Евдокия. – Ты за мной потянулась, а я за мужем. Теперь, как быть, и не знаю: Евстигней как в воду канул, уйти отсюда некуда, а душа всё к Богу тянется.
– Бог на небе, а мы на земле, – выпалила раздражённо Мария. – Помощи от него не дождёшься, хоть лоб расшиби о пол церкви. А тебе что, здесь плохо живётся? Не клята, не мята. Ещё не известно, как жила бы ты в миру: лучше ли чем здесь, в общине?
– Не говори так, будто разума лишилась, – рассердилась Евдокия. – Никогда не хули Бога, сестра. Господь велик и всемогущ! И только Ему одному решать, кому помочь в этом мире суетном, а кому выбираться самому.
Она кинула долгий вопросительный взгляд на сестру, ожидая увидеть на её лице сожаление или раскаяние. Мария в ответ поморщилась и отвернулась.
– А знаешь, сестра, – Евдокия решила сменить тему, – сегодня днём, когда я шла на почту, за мной увязался один барин. Он обнял меня, к себе прижал, я аж вся затрепетала.
Мария улыбнулась – её заинтриговало откровение сестры.
– Пьяный, что ли, был барин тот?
– Да нет, не пахло от него, – смутилась Евдокия. – Но он вёл себя так вольготно, будто не стеснялся людей. А их было на базаре видимо- невидимо.
– Баре многое себе позволить могут, – усмехнулась Мария. – А ты что ж, и на помощь никого не позвала?
– А кого звать, – вздохнула Евдокия. – Я ж тебе сказала, что на базаре полно народу было. Но все только пялились на нас и противно гоготали.
– Знаешь что, сестра, а давай-ка спать? – неожиданно предложила Мария. – На кровать Андрона обе ляжем, она большая и удобная.
«Ну вот, слава богу, успокоилась», – с облегчением подумала Евдокия, а вслух произнесла:
– А что, давай ляжем на его кровать. Он до утра едва ли явится, а утром…
– А утром он и не заметит, что мы нежились в его постели, – улыбнулась Мария и с лёгким сердцем принялась убирать со стола. – А ты, Евдоха, не стой столбом, разбирай кровать. Мне спать очень хочется, а ещё больше поговорить об ухажёре твоём. Ты же мне расскажешь обо всём подробненько, правда, сестрица?
3
Молельный дом хлыстов располагался в середине посёлка Зубчаниновка. Большой, свежевыбеленный, с крашеными воротами, с новым забором… Окна закрыты ставнями, изнутри старательно завешены плотными шторами.
Из дома слышится хоровое пение. Звонкие женские голоса разносятся в сумраке вечера едва ли не по всему посёлку. У ворот и забора толпятся люди, привлечённые пением.
С остановившейся недалеко от дома коляски сошел купец Сафронов.
– Серафим? – приказал он. – Поезжай домой, братец. За мной завтра утром приедешь.
– Чудно глядеть на вас, Иван Ильич, – ухмыльнулся кучер. – Вы же всегда богато одеваетесь, а нынче…
– Так надо, Серафим, так надо, братец, – вздохнул Сафронов. – Я же не на купеческое собрание приехал и не в приличное общество с визитом пожаловал. Я должен соответствовать тем людям, к которым приехал.
– Тогда удачи вам, барин, – ухмыльнулся кучер, дёргая за вожжи. – Спозаранку здесь буду.
Сафронов остановился у ворот молельного дома рядом с опирающимся на посох стариком.
– Что здесь за концерт, милейший?
Старик повернулся вполоборота и со вздохом ответил:
– Это не концерт и не веселье. Эдак хлысты радеют, нехристи.
– Радеют? – удивился Сафронов. – Ты хочешь сказать, что так они молятся?
– Понимай, как хочешь, – ухмыльнулся старик. – Они то поют, то пляшут, черти окаянные. А так поди разберись, молятся они Господу Богу или Сатану эдак радуют.
– Понятно, – вздохнул Сафронов. – Пожалуй, зайду и сам погляжу на радение и послушаю голоссалии.
Он открыл калитку и с беспечным видом пошел к крыльцу.
Евдокия Крапивина с сестрой Марией пели самозабвенно, с упоением. Их сильные чистые голоса преобладали над остальными. В пении девушек столько души и чувств, столько трогательной искренности и простоты, что наблюдающие за голоссалиями гости не могли сдержать от умиления слёз.
Пришедшие на радения люди стояли впритирку, не замечая тесноты и духоты, наполняющей горницу. Зайдя в дом, Сафронов увидел поющую Евдокию, и его сердце наполнилось радостью, глаза заблестели. Белая рубаха на девушке возбудила в нём бурное желание и безудержную страсть.
В переднем углу горницы сидел мужчина с седой бородой, испещренным морщинами лицом и мутными слезящимися глазами. Старик тихо подпевал хору и одновременно наблюдал за толпящимися людьми. Когда пение закончилось, он открыл книгу, которую держал в руках.
В это время как хлысты, так и гости пришли в движение.
– Андрон… Старец Андрон! – послышались в горнице полные восхищения голоса. – Старец Андрон сейчас проповедь читать будет!
– Стечёмся, братие, во храм нерукотворный! – начал старец. – Поклонимся духом Истинному Богу!
Андрон сделал паузу и обвёл взглядом присутствующих.
– Один человек искал обиталище Иисуса Христа на земле и, пришедши в монастырь, спросил: не тут ли Он, но ему ответили: «был раньше, а теперь куда-то ушёл». Тогда человек стал искать Христа среди священников, но те ему ответили: «мы только слышали о Нем, а сами Его не видели: мы живём не ради Иисуса, а ради хлеба куска»…
Старец читал выразительно и неторопливо.
– Не нашёл человек Христа и среди судей, – продолжил Андрон. – Не было Его и среди царей… И в отчаянии схватился человек за голову: как же жить на земле без Христа, без воплощённой Красоты, Чистоты и Любви? И услышал человек голос: «Что ты ищешь Живого среди мёртвых? Его здесь нет»… И задумался человек, и решил: а дай-ка я поищу Его в сердце своём!
Андрон прервал проповедь, но только на мгновение. Стоявшая сзади старушка подала ему бокал с водой. Отпив несколько глотков, Андрон продолжил проповедь, но Сафронов не слушал его. Он так увлёкся созерцанием Евдокии, что позабыл обо всём на свете.
4
В полночь у ворот молельного дома хлыстов остановились три телеги. Люди с фонарями быстро соскочили на землю и оцепили дом. Один из них с погонами поручика на плечах взбежал на крыльцо и распахнул дверь.
При его появлении в горнице зависла гробовая тишина. Поручик посмотрел влево, вправо и остановил взгляд на старце Андроне.
– Эй, ты здесь главный, образина чёртова?
– Так и есть, я, господин офицер, – прижимая к груди книгу, ответил Андрон.
– А вы чего здесь собрались, скоты безрогие? – крикнул поручик, оборачиваясь к толпе. – Чего вы здесь вытворяете, безбожники?
– Так молимся мы здесь, господин поручик, – ответил Андрон, вздыхая. – Мы же божьи люди, а не злодеи какие-то.
– Вы? Люди? – воскликнул удивлённо поручик. – А мне сообщили, что здесь беснуется кучка безбожников-хлыстов.
Открылась дверь, и в дом вбежал унтер-офицер. Работая руками и плечами, он раздвинул толпу и остановился перед поручиком.