Жонглёр

– Вы не просто порадовали нас, – убеждала его Софи, – вы приятно всех удивили. Сразили наповал, как любит говорить мой батюшка. Особенно меня. У вас так дивно всё выходило.

– Правда? – с надеждой спросил младший Фирсанов.

– Правда, правда, – спешно уверила его Софи. – Я бы так не смогла. Это вам не стихотворение на стуле рассказать или песенку на клавикордах сыграть.

– Я очень старался. Всю зиму разучивал фокусы.

– Я договорюсь с мамá и папá и приеду к вам через неделю. Вы мне их снова покажите. И научите жонглировать. Хорошо? За неделю успеете?

– Конечно! – робко улыбнувшись и шмыгнув носом, сказал маг и чародей. – Я к третьему дню буду готов.

– Боюсь, что уговорить родителей, в лучшем случае, удастся только на выходные. И то, если мадемуазель Бланш не сделает мне замечаний в книгу прилежания. Но я буду очень стараться. Правда, правда, – заверила его Софи Бенуа.

– Тогда я ещё что-нибудь выучу. У меня есть большая французская книга фокусов. Папенька на прошлые именины мне подарил.

Пританцовывая, они направились в усадьбу на звуки музыки. Лёня был рад, что недоразумение разрешилось так просто, а Софи предвкушала возможность посекретничать перед сном с m-lle Бланш.

Октябрь. 1899 год. Санкт-Петербург

Армада свинцовых облаков прекратила утюжить плоский пейзаж, цепляясь брюхом за шпиль Петропавловского собора. Они позорно бежали за горизонт, оставив обнажённый Санкт-Петербург на разграбление четырём ветрам и осеннему солнцу. Не дождь, а мелкая водяная пыль, изматывавшая жителей последнею неделю, прекратилась. Стало видно, что в палитре города, кроме серого, есть и другие краски. Он, как туберкулёзный больной, жадно втягивал сырой воздух полной грудью. С нездоровым блеском в глазах, с азартом приговорённого к жизни, засуетился, забегал по улицам, мостам и подворотням.

Мальчишка с холщёвой сумкой через плечо, в худых лаптях и грязных онучах, простуженным голосом кричал:

– Покупайте «Невский экспресс»! Покупайте! Президент Трансвааля Пауль Крюгер предъявил ультиматум британской короне! Покупайте «Невский экспресс»! – Тут хриплый голос надломился, дал «петуха» и сорвался на сухой кашель. Разносчика сотрясали конвульсии, лицо посинело, а полоска губ стала белой. Откашлявшись и сплюнув себе под ноги, он бесстыже помянул погоду и жизнь по матушке. Подтянув штаны, поправил съехавший картуз, газетчик побежал дальше, размахивая газетой и сипло предлагая её встречным. Как ни странно, его сиплый голос далеко разносился в сыром воздухе и был долго слышен на набережной.

Черные львы с золотыми крыльями на Банковском мосту безразлично-величественно держали в зубах провисающие канаты. Елизавета Меньшикова застыла перед лужей, в которой плавали жёлтые и багряные кленовые листья, не в силах её обойти. Естественно, ей было жалко новую пару полуботинок от фабрики «Виктория», приобретённых позавчера в магазине Янкеля. Да и подол платья мочить совсем не хотелось. Обтреплется, измахрится и почти неношеное платье надо будет нести к портнихе, а чего хуже – выбросить. В ожидании она подняла серые глаза на своего провожатого. Он быстро сообразил и встал начищенными до блеска ботинками в мутную воду, протянув ей руку. Барышня оперлась на тонкую, но сильную ладонь и одним движением перемахнула через лужу.

Мгновение, пока рука в ажурной перчатке грела его ладонь, сердце Леонида Фирсанова сладко замерло, а следом ухнуло с хрустальным звоном вниз. Но тонкого звенящего звука не услышал никто. «Что это?» и «Почему это?», молодой человек давно себе ответил. Краткий миг, а ему показалось – несколько минут. Но полёт закончился, и они пошли дальше.

– Человеческая натура полностью раскрывается только в экстремальных моментах жизни, – продолжила начатый разговор Лиза.

– Ну не всегда, Лизавета. Не спорю, в экстремальных ситуациях она раскрывается быстрей. А существуют люди, которые годами совершают поступки и не только не страдают от этого, но и подвигом подчас это не считают. А так – естественным течением жизни, – возражал Леонид.

И он делал это не столько из-за того, что обладал иной точкой зрения, а ради того, чтобы слегка поддеть и раззадорить девушку. Елизавета в такие моменты так импульсивно отстаивала свои взгляды и горячо говорила, что её глаза не просто горели, они сияли. Может быть, так играют бриллианты на свету, но он пока ни одного не видел. Да какая разница, если эта игра света завораживала его! Не говоря уже о всей обладательнице глаз целиком. Он старался, но не находил у неё изъянов. И это тоже доставляло ему удовольствие. Правда, до сих пор не представилось случая сообщить ей об этом. Надо менять ситуацию!

Познакомились они недавно на лекциях одного заезжего итальянского эзотерика, который почитал Гермеса Трисмегиста[4] и рассматривал мир как бесконечные вариации смешения в разных пропорциях первичных образующих стихий: воды, огня, воздуха и земли. Леонид рассчитывал почерпнуть на лекциях знания по теории и некоторые аспекты практического применения средневековой западноевропейской алхимии, которой недавно нешуточно увлёкся. Его больше интересовал ритуал «большого делания» – реального получения золота из свинца. Он не верил в «философский камень», предполагая, что это фигура речи, за которой стоит либо сочетание уже определённых минералов, либо выверенная временная и технологическая последовательность их использования. Но после второй лекции в словах лектора исчез даже намёк на логику. Разговор стал более походить на завывания ветра в печной трубе или камлания обезумевшего шамана. Чтобы понять и разобраться в сказанном, нужен был переводчик или увесистая стопка словарей. Но и то, вряд ли она бы помогла. Показалось, что многое, о чём говорил итальянец, является импровизацией, порождённой не суммой знаний, а произнесением звучных терминов, подсказанной сиюминутным настроением. Началось вольное, а иногда и весьма нахальное жонглирование терминами, порой между собой не сочетаемыми.

И как только эзотерик закрыл окна и запалил какие-то травы, Леонид, пригнувшись, решительно двинулся к двери, возле которой чуть было не зашиб девушку, так же почти ползком спешившую к выходу. Это была Елизавета.

На улице они, не сговариваясь, долго и дружно хохотали над тем, что попались на удочку очередного шарлатана, паразитирующего на модной теме. Ему показалось, что тайное братство светлых умов мгновенно их сплотило. Фирсанова ничуть не смущало, что в братстве был один брат и одна сестра. Отличная, как говорили в прошлом, «плипорция». Не убавить и не прибавить. В самый раз! После пары шагов в одном направлении, он напросился в провожатые. Девушка благосклонно разрешила, когда узнала, ради чего туда пришёл Леонид. Теперь он старался при первом удобном случае встречаться с Меньшиковой вновь и вновь.

Родом она была из крохотного городка Перемышля Калужской губернии и пошла по стопам своей матери. Она училась в Александровском институте, готовилась стать сельской учительницей. Чем, кстати, очень гордилась. Хотя и Белокаменная была ближе, Елизавета избрала Санкт-Петербург из-за красоты. Когда впоследствии представится такая возможность? Ходить по улицам и проспектам, которые прокладывал, а позже исходил сам Пётр Великий. Ну и, конечно, Александр Меншиков. Вряд ли родственник, но всё же… Ей часто казалось, что на этих улицах ещё не стихли звуки шагов Пушкина, Жуковского, Достоевского, Некрасова. Окна некоторых зданий ещё хранят их стремительные силуэты.

Фирсанов учился на третьем курсе юридического, куда пошёл по настоятельному требованию отца. «Я тебя, конечно, обеспечу и наследство у тебя будет хорошее, но лучше всегда иметь в руках хлебную профессию, которая тебя выручит в любой момент. А поскольку судиться и сутяжничать люди не перестанут никогда, то всегда будут очень высоко ценить, в прямом смысле этого слова, тех, кто умеет делать это в совершенстве. Иди, сын мой, на юридический». На том и порешили. Аргументы Леонид счёл убедительными, а как там сложится – покажет время.

4

Гермес Трисмегист (трижды величайший) – сочетает в себе черты бога Тота и Гермеса. В христианской традиции он автор теософского учения герметизм.