Дорогой зверя

Я переключался с одной камеры на другую, с одного спутника контроля на второй и третий. В душе вновь была пустота. Бессилие, полнейшее бессилие что-либо изменить. Потрепанные остатки Резервного флота падали на сошедшиеся в неравной схватке корабли сверху, ну или снизу, кому как больше нравится. Транспорты, пара десятков уцелело все же, вместе с десантными матками уходили в сторону планеты, туда же, на планету, были направлены все боты и челноки. Успеть вывезти еще хоть кого-то. Ну а я? А я смотрел. Смотрел.

Вот двое парнишек, лет по пятнадцать всего на вид, с трудом поднимают тяжелый переносной противокосмический комплекс, его и в экзоскелете-то сложно удерживать в руках, но у них как-то получается. Выстрел, и пролетавший невдалеке штурмовик аграфов падает горящим факелом вниз. Эти два юных героя, иначе их и не назовешь, без подготовки смогли сбить летательный аппарат противника. Вот только покинуть место, откуда они вели огонь, уже не успевают. Экран заливает море пламени, за секунду сжигающее два хрупких тела.

В горле ком, не могу сглотнуть, не могу нормально дышать. Дети не должны участвовать в войне. Они даже слова такого знать не должны. Но где же флот Аратана? Где эвакуационные транспорты? Почему не вывезены гражданские? Ведь была же договоренность? По пути мы несколько раз входили в зону трансляции Галонета. Аратан еще держится, довольно неплохо, кстати, но, правда, об Асе никаких упоминаний. А здесь, судя по всему, собраны силы, превосходящие все остальные группировки противника в разы.

…. Разрушенная многоэтажка, мальчик лет трех, чумазый и оборванный. Он держит за лапу порванную плюшевую игрушку, видно уже даже не плачет. Просто стоит и смотрит.

… Женщина в повседневной одежде, но с плазменым автоматом в руках упорно отстреливается от идущих прямо на нее боевых особей архов.

… Бойцы в форме Легиона, но без скафандров, видимо ополчение, несут на импровизированных носилках раненого без одной руки. Увеличенная картинка показывает — раненый уже не дышит, но они его все равно несут. На рукаве шеврон с кураксом и знаки различия. Лейтенант-абордажник.

… Зона многоэтажек. По заваленной хламом улице осторожно пробирается отряд падаванов. Почему-то без архов. Вот идущий впереди, резко вскидывает свою винтовку и начинает стрелять в направлении верхних этажей. Остальные поддерживают его. Но поздно. С третьего этажа ближайшего небоскреба через окно выпрыгивает человек, весь увешанный взрывчаткой. Я вижу, как в полете его тело рвут иглы, выпущенные противником, но остановить его они не в силах. Падение и взрыв. Отряд падаванов прекратил свое существование.

Улицы городов завалены битой техникой. Сожженные и взорванные остовы бронемашин и дроидов. Гарь. Везде гарь. Обломанные деревья в парках. И тела… Множество тел. Рурхи, люди, архи. Разбросанные сломанными куклами. Зеленая курортная планета превращена в пепелище. И в этом хаосе заходят на посадку боты, спешно грузят всех, кто оказывается поблизости, и вновь взлетают. Быстрый рейс к транспортам, выгрузка, и снова к планете. Конвейер. Вывезти как можно больше гражданских. Вот к месту посадки одного из челноков прорвались архи. Кровавое месиво. Люди бросаются с камнями на закованные в броню фигуры пауков. Но силы не равны. Минус один эвакуационный борт. Минус несколько сотен жизней, которые можно было вывезти из бойни.

Я смотрю кадры, а перед глазами кадры другой войны. Прошедшей, десятилетия назад, далеко от этой планеты, да и вообще на другом конце Галактики.

Гарь, запах дыма, режущий нос. Наша группа медленно пробирается среди разрушенных домов. Где-то в районе площади «Минутка» в засаду попала рота нашей бригады. Еще два квартала, и будем на месте. Между собой общаемся только с помощью жестов. «Чехи» слушают эфир. Ну да, у них оснащение гораздо лучше нашего. Японские широкополосные сканеры, американские крупнокалиберные «снайперки». То там, то тут видны остовы сожженных машин. Сколько я на этой войне? С августа. Никогда, наверное, не забуду Новый год под звук автоматных очередей и вспышки трассеров в ночи. Человек ко всему привыкает. Вот и мне уже привычен запах гари и пороха. Шаг за шагом. Медленно. Спешка ни к чему. Здесь заминированным может оказаться любой участок пути. Битый кирпич крошится под ногами. Но лучше идти по кирпичам, чем по грязи, в которую превращаются улицы после мокрого снега или дождя. Комвзвода подает сигнал на остановку. Вскидываю свою СВД и через прицел начинаю контролировать близлежащие здания. Выстрел может последовать отовсюду. Здесь «федералам» не рады. Нас ненавидят. Открыто. Ненавидят все. От мала до велика.

В прицеле привычный пейзаж разрушенного города. Кажется, что всю жизнь я провел на этой войне. Каких-то полгода, а гражданка вспоминается как сон. Будто и не было ее, мирной жизни. Не было летних прогулок с девчонками, дискотек и пьянок. На всю жизнь мне запомнится грязный город, из каждой подворотни которого в тебя может прилететь смерть. Но вот вернулся сержант, отправленный проверить путь впереди, и комвзовода дает команду на дальнейшее выдвижение. Я делаю шаг и поскальзываюсь на кирпичной крошке, нога попадает в небольшую кучку и раскидывает ее в разные стороны. Я от неожиданности падаю и глазами встречаюсь со взглядом мертвых глаз. Никогда мне не привыкнуть к смерти. Под слоем кирпичей я вижу лицо пятилетнего ребенка. Глаза открыты. Лицо уже коснулись признаки трупного разложения, но в глазах навеки застыло непонимание. Он, видимо, даже не понял, что же с ним произошло и почему. Я не в состоянии смотреть. Пытаюсь отвести взгляд и не могу. В душе что-то ломается. Достало, все достало. Смерть, грязь война. Из глаз льются слезы. Откидываю в сторону винтовку и, вытянув из-за спины лопатку, начинаю яростно откапывать труп мальчика. Не обращая внимание на происходящее вокруг. Раскидываю в сторону битые кирпичи. Срывая руки. Наконец откопал тело и бережно взял его на руки. Мысли в хаосе. Нельзя так, нельзя, чтобы гибли дети. Они ни в чем не виноваты. В душе ненависть. Ненависть к тем, кто развязал эту бойню. Я смотрю по сторонам. Нахожу уцелевшую стену и кладу тело пацана у этой стены. Похоронить я его не смогу. Сейчас не смогу, но заберу на обратном пути. Я вытащил из РД свернутую плащ-палатку и накрыл тело мальца. Прости, пацан, мы все виноваты. Взрослые, никак не наигравшиеся в войнушку в детстве, которого ты лишен. Я обернулся, за моей спиной стояла вся группа и молча смотрела на меня. Но никто не проронил ни слова. Змей молча подошел и положил мне руку на плечо.

— Пойдем, нас ждут.

От просмотра трансляций и воспоминаний меня отвлек вызов оператора, отвечающего за контроль пространства.

— Командир, камеры транслируют непонятный корабль. Есть только визуальная картинка. Остальные системы его просто не видят.

— Переключи на меня канал. — Я ответил незамедлительно.

Корабль, да и еще и видимый лишь с помощью камер? Странно. Его должны были обнаружить хотя бы гравидатчики. Я запросил у искина дополнительную информацию, но ее просо не было. Корабль-призрак. Мираж посреди космоса. Такого не бывает. Да и что здесь может делать такой корабль? Наблюдать. И управлять. Ответ был очевиден. Я просмотрел кадры с одного из зондов, прошедшего в нескольких метрах от обшивки странного корабля. Очертания на картинке будто плыли. Взгляд никак не мог удержаться на корабле. Что-то с этим кораблем сильно не так. Интуиция просо взвыла. Опасность. Он опасен, смертельно. И еще… Мне нужно туда. Необходимо.

Даже не думая, вызываю по связи командира десантной секции и приказываю готовить три абордажных группы. Время для меня меняет свое течение. Не знаю, с чем это связано. Быстро раздаю распоряжения, а сам в это время запрыгиваю в легкий бронескаф. Привычная штурмовая винтовка, меч. Я готов. На гравискутере до полетной палубы. Погрузка в абордажный бот. Все пролетает в одно мгновение как в тумане.