Хорт – сын викинга

Но в Слисторпе все было не так. Толпы покупателей, торговцев и купцов запрудили обширное пространство в совершеннейшем беспорядке. О чинности и взаимной вежливости здесь можно было забыть. Все говорили на повышенных тонах, чтобы перекричать шум торжища, и со стороны могло показаться, что вот-вот состоится драка, которая обычно начиналась с перебранки. А там дело дойдет и до оружия, потому что везде шныряли варяги и возле каждого заморского купца стояла настороже личная охрана.

Меха – соболь, белка, горностай, черная и белая лиса, куница, бобр, мех белого зайца, солод, моржовые клыки, канаты, украшения, шерсть, вяленая рыба, красная и черная икра, воск, деревянные поделки, орехи, оленьи рога, соль, мельничные жернова, гребни, горшки, стрелы и мечи, воск и береста, алатырь-камень, мед, козлиные и лошадиные шкуры, ястребы, желуди, земляные орехи… – все это непривычное для Морава многообразие сбивало с толку, и он не знал, чему отдать предпочтение, к какой товару прицениться (на будущее) и куда направить свои стопы.

В какой-то момент он столкнулся с помощниками фогта, сборщика податей конунга Харальда, которые в сопровождении слуг-носильщиков ходили по торжищу и брали пошлину с мелких торговцев. Она не всегда была в виде монет или серебряных марок, поэтому весила порядочно.

Пошлина с заморских торговцев обычно собиралась на пристанях; там тоже суеты хватало. Богатые и видные купцы ближних народов и племен собирались у строения, где важно восседал фогт Слисторпа. Если заморские купцы платили торговую пошлину серебром, то даны, свеи, норги и прочие местные племена вносили свою лепту товарами, чаще всего мехами и железом. Исключение составляли лишь русы. Им достаточно было бросить на весы несколько камешков алатыря, и торгуй сколько хочешь и чем хочешь.

Русы, как и варяги, ходили группами по нескольку человек, были вооружены, словно для сражения (только не таскали с собой щиты; это было бы чересчур), вели себя несуетливо и смотрели на всех несколько отчужденно и свысока. Купцов среди них можно было определить лишь по более богатой одежде.

Морав-Хорт, завидев русов издали (насколько это было возможно в толпе), старался уйти с их пути – вдруг узнают. После побега из родной тверди ему совсем не хотелось общаться накоротке с кем бы то ни было, а тем более – с соплеменниками. Он все еще переживал из-за своего поступка, потому что волхвы могли объявить его изгоем, отверженным, что для руса было самым страшным наказанием, горше смерти.

Но он понимал, что иного выхода ему просто не оставили. Сдаться на милость Гардара, этого ничтожества, было выше его душевных сил. Тем более что новоиспеченный вождь творил беззаконие и почти никто этому не препятствовал. Все заслуги Морава перед жителями городища оказались попраны кичливым отпрыском Яролада. Будь он жив, Морав смирился бы с любым его решением, потому что Яролад завоевал право называться вождем своим умом и разящим мечом. Многие годы русы не знали поражений под его предводительством.

– Рус, купи хаукарль! – раздался над ухом истошный вопль, который перекрыл шум торжища, и Морав невольно вздрогнул. – Большей вкуснятины ты еще не едал!

Торговец в кожаном фартуке, забрызганном рыбьей кровью, щерился в беззубой улыбке и протягивал ему кусок вяленого акульего мяса. Однажды Морав имел возможность попробовать этот «деликатес», когда отец вернулся с очередного похода. Сигурд и мать Рунгерд обожали хаукарль. Тогда-то Морав и узнал, как его готовят.

Сама акула считалась ядовитой, и акулье мясо можно было есть только после сложной обработки. Ее помещали в яму с песком вперемешку с гравием, засыпали, а сверху укладывали тяжелые камни, чтобы из акулы выходила ядовитая жидкость. Там она лежала, заквашиваясь, около трех месяцев. Затем мясо разрезали на полосы и подвешивали для сушки. Образовавшуюся корку на полосках, прежде чем подать акулье мясо к столу, обычно удаляли, потому как она была горькой.

– Я не голоден, – вежливо ответил Морав и поторопился миновать торговца хаукарлем, потому что вонь возле него стояла невыносимая.

– Эль, кому эль, превосходный старый эль, настоянный на целебных травах Исланда! – орал другой торговец, стоя над корчагой с густым вареным пивом.

Судя по его пунцовой роже, он постоянно прикладывался к деревянной кружке с элем, а оттого был весел и кричал так, будто его резали. Мораву было известно, что выдержанный старый эль довольно крепкий, поэтому состояние торговца не вызывало удивления, даже при всем том, что к хмельному он был привычен.

– Кому овечий желудок с кровью, поджаренный в масле с медом! – зазывал третий торговец.

Эта еда называлась слатур. Ее придумали жителями Исланда – Страны Льдов. Слатур тоже был знаком Мораву, потому что иногда его готовила мать. И он Мораву нравился, хотя слатур больше предназначался отцу. Мать смешивала овечью кровь, нарезанные маленькими кусочками внутренности овцы, добавляла в смесь мелко нарезанный лук, дробленый орех, острые приправы, соль, а также особый вид мха и различные целебные травы и растения, перетирая их до состояния кашицы, и укладывала этот фарш в мешочек из почищенного изнутри овечьего желудка, края которого она сшивала деревянной иглой. Но жарила мать свое произведение не на коровьем масле, а на медвежьем жиру. Слатур (или «живая колбаса», как еще называли эту еду) считался возбуждающим средством, и викинги верили, что мужчины, отведавшие его, становятся в постели более резвыми.

В тверди русы не разводили овец; собственно, как и других домашних птиц и животных, за исключением кур и немногочисленных лошадей. Всю домашнюю живность, в том числе и племенных жеребцов, покупали осенью, на больших торгах, у окрестных племен, или привозили по морю от данов и свеев в специально оборудованных стругах.

Морав постарался как можно быстрее пройти участок торжища, где продавали еду, хотя в толчее это было непросто. Кое-где дымились костры, и горячая пища привлекала к себе вкусными запахами. Очаги были сооружены на скорую руку, котлы не помнили, когда их последний раз мыли и отскребали от копоти, тем не менее голодный люд не обращал внимания на такие мелочи.

Конечно, разные похлебки едали в основном малосостоятельные викинги. Для них были предназначены и вареные бараньи головы. Но больше и покупатели, и проголодавшиеся торговцы налегали на рыбу, запеченную на вертеле, и на сельдь в разных видах – соленую, вяленую, маринованную и квашеную. Они пожирали ее вместе с хрустящими ячменными лепешками с таким аппетитом, что даже у Морава потекли слюнки, хотя после сытного завтрака у Горма есть ему совершенно не хотелось.

Как-то так получилось, что Морав, пытаясь убраться подальше от дразнящих запахов еды, неожиданно для себя попал в ту часть слисторпского торжища, где продавали рабов. В отличие от викингов торговля людьми ему претила. Собственно говоря, русы этим делом мало промышляли. Даже нападая на другие племена, они ограничивались лишь грабежом поселений, но людей в полон не брали, мудро рассуждая, что незачем без толку резать кур, которые несут яйца. Ведь потом не с кем будет сражаться и пополнять за счет войны свои запасы. Хотя, конечно, при захвате купеческих судов русы захватывали пленных, которых потом сбывали (притом недорого) данам. Не пропадать же добру…

Пленников на торжище толпилось много. Видимо, походы варягов в этом году были удачными. Несчастные мрачно смотрели в землю и поднимали головы только тогда, когда покупатель приказывал открыть рот, чтобы посмотреть состояние зубов. Даже один гнилой зуб снижал цену будущего раба, не говоря уже о прочих телесных изъянах. Раба, который не заинтересовал покупателей и впоследствии станет обузой торговцу, после торгов могли даже убить, как ослабевшего коня или пса. Пленников продавали как любой другой скот, совершенно не интересуясь, что они при этом чувствовали. Морав ускорил шаг и постарался побыстрее пройти мимо скорбного места.

Наконец он добрался до того участка торжища, куда и стремился. Здесь торговали заморские гости. Когда Морав увидел то, что они продавали, глаза у него разбежались в разные стороны. Там было на что посмотреть. Для гостьбы заморские купцы устанавливали шатры (с приподнятым передним пологом для лучшего обзора товаров), чтобы непогода не повредила ценные вещи. В палатках менял с приятным звоном шелестело серебро из Куфа[105] – дирхемы, самые желанные деньги для любого купца. Из жадных рук менял в не менее жадные руки богатых торговцев переходили германские денарии (чеканенные из серебра, добытого в Гарце), пенни англосаксов, златники и сребреники русов, а также скеаты[106] викингов, которые чеканились в Слисторпе.

105

Серебро из Куфа – древние монеты, изготовленные из серебра или золота, на которых имелись надписи куфическим шрифтом, разработанным в медресе г. Куфа. Датированы они VII-ХI вв. и выпускались правителями восточных государств – халифами.

106

Скеат – щит (англосакс.). Скеаты викингов – подражание монетам англосаксов. Скеат – это прародитель брактеата, средневековой пфенниговой монеты, чеканенной штемпелем лишь с одной стороны из тонкой серебряной пластинки.