Теория Фокса

— И?

— Как оказалось, у этого модуля есть побочный эффект. В какой-то момент предсказания сорвались с цепи. Превратились в мысли и мечты… В воображение. В разум… В нас. Мы лишь продукт деятельности этого модуля. И ничего больше. И знаешь, что это означает?

— Из пепла, в пепел… — прошептал я.

— Из ничего в ничего. Мы звездная пыль. Что происходит с душой компьютера, когда ты выключаешь его и сдаешь в утиль? То же будет и с тобой. Так что там, по ту сторону, ничего нет. И неопределенность уходит. Больше нечего бояться. Потому что там просто ничего нет. Судного дня нет. Некому тебя судить. Никому нет до тебя дела. Ты не будешь заперт навечно в каком-то склепе. Ада нет, рая нет. Ты, модуль по предсказанию будущего, просто перестанешь существовать. И ты никому ничего не должен. Несуществование это свобода. Полная свобода. И когда ты это поймешь, ты начинаешь жить не потому, что должен, а потому, что тебе это нравится. Свобода!

Он перевел дыхание.

— Когда Будда понял это, он, наконец, выдохнул. Это был его «у-ф-ф», выдох. Он понял, что он не должен жить.

— У-ф-ф…

— Он назвал это нирваной. Что буквально означает «выдох».

— Свобода… свобода, — шептал я. — Ты принадлежишь себе. Ты не должен жить. Поняв смерть, ты начинаешь жить…

— Лучше не скажешь, Джим. Смерть — не враг. Она друг. И сейчас пришло время умереть. Прощай, Джим. — короткий на мгновение замолчал, и затем прорычал. — Встать!

Дверь распахнулась и два охранника вошли, шагая в ногу. Через несколько секунд снова раздалось приказание:

— Я сказал, встать!

Слова доносились как сквозь туман. Охранники поставили меня на ноги и связали мне руки за спиной. Вдруг стало темно — сзади мне на голову накинули мешок.

Наконец-то… эта история подходит к концу…

Меня вели по коридору. Тяжелые шаги охранников гулким эхом разносились вокруг. Один шел впереди, другой замыкал сзади. Каждый раз, когда мы проходили очередную дверь, процессия останавливалась, и первый сначала открывал, а замыкающий закрывал дверь. Так мы шли как корабль, проходящий через шлюзы, один за другим. Короткий шел за мной, тяжело сопя, и бубня, снова и снова:

— Бунт. Это бунт, Джим!

И затем, вдруг:

— Папа!

Вспышка ослепила. Сопение исчезло. Я сидел в церкви. Девочка в шляпке с синей лентой сидела на скамейке передо мной. Вдруг она обернулась, и я увидел её лицо.

Мария!

Она смотрела на меня, улыбаясь, положив подбородок на спинку скамейки. Как всегда, когда она смеялась, на левой щеке у неё была ямочка.

Мария, что же я наделал!

Последняя металлическая дверь тяжело лязгнула и открылась. Снаружи ворвалось щебетанье птиц. Я споткнулся через порог.

Прости, Мария. Прощай!

Я начал считать секунды. Один, два, три…

Раздался щелчок металла, и последнее, что я услышал был рык:

— Бунт!!!

Выстрелы оглушили. Моё тело соскользнуло на бетон. Я ждал боли, но вдруг мешок с головы слетел, и я увидел короткого, рывками развязывающего мне руки.

— Поспеши, — он прорычал.

— Что? — мысли были в тумане. Я задыхался в кашле.

— Нужно, чтобы ты поспешил. Иначе всё это будет напрасно. — он кивнул в сторону.

Я оглянулся, жмурясь от дневного света. Тела охранников распластались рядом с массивной железной дверью. Из-под ближайшего расползалась бордовая лужа.

— Вставай. Не мешкай. — он подталкивал меня. В лучах солнца на его лице высветились глубокие морщины. Как же он, оказывается, стар!

Он указал на небольшую дверь в стене, окружающей двор.

— Ты должен найти Марию. Она в опасности. У тебя нет времени. Вперед. Поспеши!

— Моя дочь мертва. Японцы убили её. Ты сам это знаешь. Я не послал сообщение. Оно не прошло.

— Сообщение дошло, — сказал он.

— Это не может быть… Оно не прошло. Я видел сам.

— Джим, японцы выпустили её месяц назад в Сан-Франциско. Они получили твоё сообщение.

— Это невозможно. Я сам видел… Оно не прошло.

— Не прошло. Но его отправили ещё раз.

— Как! Кто?!

— Я.

— Ты?! — я резко развернулся, стоя на коленях.

— Да.

— Кто ты?! — в голове все поплыло…

— Это неважно. Я увидел твое неотправленное сообщение.

— Но почему?

— Бунтарь, Джим. Повстанец… — короткий, покачиваясь, прошагал к телам и подобрал с них два магазина патронов.

— Бунтарь?

— Я был бунтарем, как и ты, — сказал он, протягивая мне свой пистолет и патроны. — Мы оба сделаны из одного материала. Мы части одного. В тебе я узнал себя тридцать лет назад. Я шел по тому же пути. Пути бунтаря. Пути восстания.

— Восстания против чего?

— Против колонии, Джим. Существует ли Я? Или мы безымянная каша, расходный материал колонии? Лишь одна из бесконечных клеток безразличного к нам организма? Так что хватит тратить время и иди спасай Марию. Ты представления не имеешь, как мало у тебя времени.

— Но ты? Ты же управляешь этим обществом? Как ты можешь быть бунтарем? Тебя не контролируют. Контролер это ты!

— Какая разница? Я все равно бессмысленная, крохотная часть этой огромной машины. Механизма, который меня прожует и выплюнет. Также как выплюнула Ли. Для неё одиночки ничего не значат, Джим. — он вздохнул. — Послушай, тебе надо бежать. Хотел бы я, чтобы у нас было время поговорить, но тебе надо бежать. Мария в Сан-Франциско, одна. Она в опасности. Их система тоже распалась на части.

— Тоже? — спросил я, непонимающе.

Он подошел к двери и отрыл её. Найдя силы, я добрался до двери.

Бункер находился на холме, с которого открывался вид на весь город. Где-то вдалеке блестела широкой лентой река Янцзы. Небоскребы уходили за горизонт во все стороны, насколько хватало глаз. Слева, за рекой, висело солнце, готовое скатиться в закат.

Черное солнце.

На западе висела плотная пелена, непроницаемая, как если бы там была ночь. Полыхали небоскребы, ряд за рядом исчезающие за горизонтом, объятые пламенем до самых крыш. Как стадо полыхающих жирафов, они неслись прямо на нас. Порывы ветра раздували пламя, относя черный шлейф в сторону. Звенящая тишина давила, не давая поверить глазам.

— Китая больше нет, Джим, — сказал короткий за моей спиной.

Я медленно обернулся.

— Китая больше нет, — повторил он. — Страна исчезла. Система рухнула в одночасье. Пекин пал вчера. Нанкин падет сегодня.

— Пекин пал?! Как?… А как же суперорганизм? Как же непобедимый суперорганизм? Муравьиная колония?! — меня всего трясло.

— Знаешь, что происходит, когда у муравьиной колонии перестает работать феромонная система? Когда колония более не может посылать сигналы?

— Что? — я зашелся в приступе кашля.

— Она распадается. В Круге Смерти. Колония рассыпается, дезинтегрируется. В одно мгновение. Зоя убила Китай.

— Зоя?

— Чтобы уничтожить суперконцентрированную группу, достаточно перерезать коммуникации. Вирус сделал именно это. Без интернета нет поставок еды. Голодные бунты мгновенно охватили провинции. Эта территория и в мирное время не может прокормить и миллиарда человек. А в неразберихе голодных бунтов обречены практически все. Миллиард человек не доживет до конца этой недели, Джим. Остальные умрут чуть позже.

— Армия, полиция?

— Исчезли. Также как чиновники. Полицейские просто не пришли на работу. Армия охраняет себя и свои пайки. Видишь пожары по ту сторону реки? Это волна мародеров из Хефея. Не далее, чем через пару часов она будет здесь. Это капкан, Джим. Единственный выход — Шанхай. Но и он падет.

— Когда?

— Скоро.

Синева на востоке резала глаза. Но мгла, резкой линией рассекая небо, уже нависла над ней.

— А ты? Какой твой план?

— Остаться здесь. Я слишком стар, чтобы снова идти в бунтари. Чтобы снова быть тараканом. Это мой конец. — он вздохнул, глубокая морщина прошла по его лбу. — Но я не хочу, чтобы моя история закончилась здесь. Я рассказал тебе всё важное, о чем узнал за жизнь. И передал знание тебе. Не дай ему исчезнуть. Передай его дальше, Джим. Передай! Найди способ. Теперь ты это я.