Страница 22 из 37
Оказалось, что Эйдан всё это время тайно изучал Ли. Как и у любого коллекционера, его мечтой было заполучить наиболее редкий, желанный и ценный экземпляр. Ли — единственный, когда-либо обнаруженный китайский Планк — был таким экземпляром, вершиной коллекции любого синтезатора. В руках я держал материалы, собранные на него Эйданом за последние сорок лет. Все они уместились в одну папку.
Ли был неуловим. Если до 1989 года отрывочные, косвенные следы ещё изредка намекали о его существовании, то затем Ли пропал окончательно. Единственное, что напоминало о нём, была его сестра, ставшая местной знаменитостью — газеты Нанкина регулярно публиковали трогательную историю её привязанности к дочери. Каждую субботу в парке она ждала Тьяо, свою дочь. Это был единственный мостик, ведущий к Ли.
Выйдя из вокзала, я на мгновение замер. Прямо передо мной раскинулись озёра и покрытые лесом холмы, подернутые розовым предрассветным туманом. Не в силах сдвинуться с места, я смотрел на этот осколок природы, зажатый в тисках цивилизации.
Времени нет. Вперед!
Парк уже был полон людей. Одни занимались тайчи, другие играли в шахматы. Метнувшись зигзагом из одной стороны в другую, я скоро нашел место, столь знакомое пофотографиям в газете. Бордюрный камень углом врезался в гладь воды озера. На камне, в стороне от людей, сидела женщина в истрепанной блеклой шляпке с полями. Лицо было отрешенным, как если бы оно было проекцией из какой-то параллельной вселенной. Глаза были закрыты, и лишь колебания иссохших цветов лотоса за её спиной напоминали о ходе времени.
Это была она!
Сняв очки, я присел на скамейку неподалеку, время от времени поглядывая на неё. В какой-то момент она искоса посмотрела на меня, едва уловимо, не открывая глаз. Медленно поднявшись, она плавно направилась в сторону ворот. Никто вокруг не обратил на её уход внимания, и только шахматист под деревом напротив машинально проводил её задумчивым, отсутствующим взглядом.
Минуту спустя я встал и последовал за ней, с каждым шагом сокращая дистанцию. Подойдя к массивным парковым воротам, мы почти поравнялись, пробиваясь через поток шумных туристов, с увлечением жующих жареных кальмаров на палке. Сразу за воротами шум начал растворяться позади, и скоро я следовал за ней в полном одиночестве. Мы свернули в небольшой переулок и через несколько кварталов показалась обветшалая кирпичная стена небольшого двухэтажного дома еще прошлой, до-коммунистической эры. Онаплавно толкнула узкую, почти незаметную с улицы дверь и, не говоря ни слова, жестом пригласила войти. Я благодарно кивнул, вошел и очутился в крохотном внутреннем садике. Также безмолвно она указала рукой на круглый столик в углу сада и исчезла внутри дома. Пятью шагами я пересек сад и неловко устроился на скрипящем стуле. Из пруда у стены, беззвучно то раскрывая, то закрывая высунутый из воды рот, за мной наблюдала белая рыба с красными отметинами на спине.
Я снял маску и капюшон и посмотрел на таймер.
Он появился в дверном проеме беззвучно, в мягких тапочках. В руках был поднос с чайником и двумя чашками.
Я искоса наблюдал, пока он нетвердыми руками разливал чай. Открытое лицо, все в глубоких морщинах, напоминало высохшее яблоко. Он пододвинул мне чашку и внезапно посмотрел на меня в упор.
И правда, как глубоки его глаза… Неужели так бывает? Казалось, у его зрачков не было дна.
Сделав несколько глотков, я решил начать первым.
— Нам повезло, что погода такая мягкая. Наверное, это последние теплые дни.
— Возможно вы правы, — вежливо ответил он. — Ваш китайский очень хорош. Где вы учились?
— Вы мне льстите. Я едва могу связать два слова. Немного учил в университете, — ответил я как этого требовал протокол и посмотрел на таймер.
К черту хорошие манеры, Джим! Я отбросил вежливость и вызывающе посмотрел ему прямо в глаза.
— Я Джим.
— Я Ли. Что привело тебя сюда? — мгновенно он перешел на «ты».
— Мне нужно знание.
— И как ты меня нашел?
— Практически случайно.
— Очень интересно… — сказал он, прикрывая рот рукой, как бы борясь с зевотой. Его ровные зубы были темно-желтыми от никотина. — Джим, в эту дверь не заходят случайно. Еслихочешь, чтобы я был открыт с тобой, тебе придется открыться мне.
Я поспешно кивнул.
— Мой учитель и я, мы построили машину, которая ищет аномалии в новостях. Эта машина нашла тебя. — я начал говорить скороговоркой. Чувство уходящего времени начиналообжигать меня изнутри.
— И зачем вы её построили?
— Чтобы искать людей с истинным знанием.
— Истинным знанием?
— Настоящих экспертов. Искателей правды. Планков.
— И как же вы их находите?
— Компьютерный алгоритм просматривает новостной поток и исторические архивы, ищет характерные комбинации.
— И почему машина подумала, что я один из этих, как их, Планков?
Я посмотрел на таймер.
— Ты подпадаешь под параметры. У тебя черты, присущие искателям истины.
— Например?
— Ты избегаешь внимания.
— Ну, в этом мире нет недостатка в интровертах.
— Это так. Но в экстренных ситуациях ты всё же появляешься на поверхности.
— И что же это были за ситуации?
— Восстание на площади Тяньаньмэнь. Это было твое последнее появление. Ты консультировал Дэн Сяопина. Машина нашла целых два эпизода, когда ты принимал активное участие. Под вымышленным именем, разумеется.
— Что-нибудь еще?
— Ты искатель настоящих ценностей.
— А это как?
— Этот мир полон имитаторов, иллюзий, обманов и паразитов. Так устроена природа. Но приложив некоторое усилие, многих из них можно избежать. Чем и занимаются искатели настоящих ценностей. Они роются глубоко в сути вещей и отбрасывают подделки.
— Докопаться до сути… Понять, что важно… — едва уловимо усмехнулся он.
Я смотрел на него.
— Продолжай, Джим. И как же ты их находишь?
Меня бросило в жар. Ли же был спокоен. Убийственно спокоен, как эта рыба в пруду.
— У них есть собственное мнение.
— А это как?
— Многие вещи ценны лишь тем, что их считает ценными кто-то другой. Как картины Рембрандта. Когда-то давно кто-то заплатил за них баснословные деньги. И теперь толпа слепо идет вслед. И действительно, если это не настоящее искусство, разве за него заплатили бы такие деньги? Разве считали бы столько людей эти картины ценными? Собирали бы выставки столько людей? Толпа собирается вокруг рембрандтов, полагаясь на мнение других. Это не собственное мнение, это мнение толпы.
— Хм-м. Толпа, говоришь? Ну и как ты их находишь, этих искателей?
— Надо смотреть на скрытые сигналы. Например, отношение к роскоши. Выбирает ли человек фальшивую, или настоящую роскошь.
— Фальшивую роскошь? — он повел бровью.
— Роскошь, к которой стремятся потому, что окружающие считают её желанной. Роскошь, которая повышает социальный статус, и только. Другими словами — рембрандты.
— И же как отличить настоящую роскошь от фальшивой?
Почему он задает так много вопросов? Вдруг он не Планк? Нет, он должен. Должен быть! Все эти вопросы — просто он хочет убедиться… Он ведет разведку. Проверяет меня.
— Для этого есть «никто не смотрит» тест. Захотел бы ты эту вещь на необитаемом острове? Где некому её показать? Когда некого ей впечатлить, продемонстрировать статус? Если нет, это фальшивая роскошь.
— А настоящая роскошь?
— Время, друзья, любимое дело и дом с видом на море.
— И где же мой дом с видом на море? — ухмыльнулся он.
— Я уверен, что с твоего балкона открывается неплохой вид на озеро Щуэн-у.
— Ты наблюдателен, — его круглое лицо вытянулось в улыбке. — Что ещё? Расскажи. Расскажи, Джим.