Страница 13 из 14
Однако тут же смягчилась, рассудив, что в данной ситуации впасть в отчаяние имел право не только мужчина, но даже и такая эмансипированная амазонка, какой не без основания считала себя Муха.
Она решила подбодрить товарища, а для начала взглянуть, кто же это раскис?
И замерла.
Барбос с Сержантом недоумевающе таращились на нее, и на их лицах вовсе не было слез.
– Так это не ты плачешь?? – в один голос осведомились оба.
– Нет вроде бы… – озадаченно помотала головой девушка.
Да так и похолодела. А потом побледнели ее товарищи.
Уже давно среди охотников, туристов и иного бродячего народа, путешествующего по всяким диким местам, ходили рассказы о Лесном Плакальщике.
Из уст в уста у костров, когда становится темно и за кругом света, отбрасываемым живым огнем, сгущается первобытная ночь, передавались эти жуткие истории о том, что иногда вот в таких глухих дебрях путники слышат вдруг чей‑то жалобный плач и устремляются на помощь неизвестному бедолаге. И больше никогда не появляются.
Плач не умолкал, а с каждой минутой становился даже сильнее.
Все трое переглянулись. Будь у них побольше сил, сломя голову ринулись бы прочь, как лоси. Но сейчас они разве что с трудом смогли бы пройти сотню шагов…
Оставалось лишь два выхода: или сидеть и покорно ждать своей участи, или идти навстречу неведомой опасности.
Первым выбор сделал Сержант, бесшумно поднявшись и со зловещей ухмылкой передернув затвор «дракона».
Рядом с ним встал Барбос, в одной руке которого оказался топор, а в другой нож, коим он собирался открыть консервы.
А несколько секунд спустя к ним присоединилась и Муха, отчаянно припоминавшая приемы всех видов единоборств, которые ей довелось изучать.
И все трое осторожно двинулись туда, откуда доносились жалобные всхлипывания.
Поначалу капитан Кириешко проклинал свое самомнение и дурацкое желание сократить путь, толкнувшее его попереть прямиком через треклятое болото. Понадеялся на опыт юности, которую провел в Карелии, дурень!
Потом только матерился про себя. А дальше и на это сил не осталось.
Но тогда, в начале пути, он был бодр и весел, предвкушая скорый отдых в поселке оленеводов.
Увы, он не понял, что удача отвернулась от него капитально и, кажется, навсегда.
Прошло не более получаса полета, как ни с того ни с сего глайдер вдруг начал терять высоту, а цифры на индикаторах тяги устремились к нулю.
Несколько секунд Кириешко не понимал, что происходит, пытаясь выровнять машину.
Слишком поздно он догадался, в чем дело, и посадка получилась довольно жесткой. Сам капитан не пострадал – мгновенно надувшиеся спасательные мешки уберегли его от ушибов и переломов. Но машина повредилась весьма ощутимо, а главное – сотрясение вывело из строя аппаратуру связи, и без того старую.
Вскрыв двигатель, Кириешко полностью подтвердил свои подозрения: ровно пополам треснула гравицапа[1] – сердце любого глайдера.
Поломка крайне редкая и фатальная – восстановить расколотый кристалл абсолютно невозможно.
В довершение всего разбился его драгоценный ноутбук, через который можно было бы выйти в Глобалнет и связаться хотя бы с центральным офисом родной конторы.
Потом он с нецензурной бранью рылся в багажном отсеке, выкидывая вон разнообразное барахло – от примуса и палатки до завалявшегося за кожухом маневровой турбины пожелтевшего похабного комикса. Передатчика или, на худой конец, мобильной трубки, там, естественно, не было.
Посидев с полчаса в кабине, обреченно созерцая погасшие приборы, Владилен Авессаломович слегка успокоился. Особо бояться ему как будто было нечего. Завтра, максимум послезавтра его начнут искать и быстро найдут – маршрут полета примерно известен.
Но тогда уж определенно ему поставят в вину если и не пропажу Горового (и его собачки), то самовольное оставление наблюдаемых. Чего доброго, еще решат, что он проявил трусость и постарался как можно быстрее покинуть место аварии лайнера.
К счастью, уже падая, Кириешко успел разглядеть в северном направлении речушку, а возле нее – какую‑то мелкую деревеньку.
Он прикинул, что до полудня уж точно доберется до нее, вызовет какой‑никакой транспорт и вернется к месту падения самолета. А там уже, глядишь, и опамятовавшийся объект вернется, и все будет в порядке.
…То, что обнаруженная им тропинка, которая должна была привести к цели, постепенно сузилась, а потом вообще исчезла среди могучих пихт и кедров, его сперва не насторожило.
Владилен Авессаломович по‑прежнему брел в заданном направлении, вдыхая свежий аромат смолы и багульника, слушая, как перекликаются птицы в кронах векового (и в самом деле, век с небольшим всего) леса. По ветвям прыгали белки, барабанили дятлы, дорогу пересекла непуганая кабарга (он впервые увидел ее живьем)…
Затем птицы, как по команде, смолкли, и наступила тишина…
Кириешко замер, прислушиваясь… И вдруг словно прозрел – вокруг него стоял глухой, страшный лес, в сравнении с которым человек, будь он хоть капитаном самого МГОП, всего лишь букашка.
Он даже сдвинул на грудь лазерный карабин, чтобы в случае чего был под рукой.
Время от времени тревожно озираясь, Владилен Авессаломович двинулся дальше, чертыхаясь, что вроде бы давно уже пора прийти на место…
Казалось, будто все вокруг вымерло. Лишь хрустнет кое‑где сухая ветка – то ли от ветра, то ли потревоженная чьей‑то ногой, да прошелестят крылья птицы, невидимой в гуще ветвей.
Однажды в просвете кедровых лап мелькнул перепончатокрылый рогатый силуэт, заставивший Кириешко вздрогнуть, оживив на миг все темные предания, которые он когда‑нибудь слышал за свою жизнь. (А слышал он их весьма немало.)
Тут же выматерился вполголоса, вспомнив про обитающих тут рукокрылых.
А река все не показывалась. Даже маленького ручейка для смеху не попалось ему по дороге.
Между тем идти с каждым часом становилось труднее, ноги подкашивались от усталости, в ушах все громче отдавались удары пульса.
И чаше напоминал о себе пустой желудок. Сейчас Кириешко с удовольствием полакомился бы даже мясом той самой летучей мыши, что так его напугала.
Мрачные мысли все больше овладевали капитаном.
Один, в тайге, без еды и без компаса…
В свое время он, конечно, прошел в училище стандартный курс выживания, но так то когда было?
Почти все время службы Владилен Авессаломович занимался кабинетной работой, с бумажками да файлами. Обязательные же часы по спецподготовке нередко игнорировал, ссылаясь на занятость.
Вновь хлопанье крыльев, на этот раз за спиной. Причем как будто не похожее на птичье. И летучие мыши, если память не изменяет, крыльями не хлопают.
Капитан резко обернулся, краем глаза успев уловить в ветвях некое движение… Точно между ветвей проскользнул кто‑то… Кто‑то слишком крупный для летучей мыши, даже самой здоровенной. Может, филин?
Вскоре он окончательно укрепился в мысли, что заблудился.
На некоторое время Владилен Авессаломович сделал привал, усевшись на рухнувший кедр, и мысленно представил себе карту суверенной Эвенкии. Но ничего путного из этого не вышло. Какой прок знать, что ты находишься где‑то в квадрате двести на сто кэмэ, именуемом аборигенами урочищем Харр‑Басс?
Что с того, что, по оперативным данным, где‑то здесь находится и тайный скит древней тоталитарной секты роулианцев? Еще неизвестно, что лучше: заблудиться в дикой чаще или попасть в кровожадные лапы фанатиков.
Вспомнив данные, вычитанные им в дневнике одного из коллег, разрабатывавших это гнездо изуверов, Владилен Авессаломович содрогнулся. Оперативник сообщал, что своих жертв роулианцы живьем скармливают священным совам.
Мамочки! А не одно ли из этих жутких созданий гналось за ним давеча?!
Тем не менее окончательно присутствие духа бравый безопасник не потерял.
Малость передохнув, двинулся в путь, надеясь, что вот‑вот деревья расступятся и он выйдет к реке. Все равно к какой. Лазерный карабин позволит легко срубить три‑четыре дерева, за пару часов сделает какой‑никакой плот, а дальше вода сама понесет его до человеческого жилья.
1
Гравицапа – жаргонное название кристаллического преобразователя силы тяжести – главной детали гравитационных двигателей конструкции Оямы‑Антонова. Представляет собой выращенный в особых условиях монокристалл сложного состава (более сорока компонентов).