Не за страх

Железнодорожники в России зарабатывали лучше всех, даже станционщикам платили как высококлассным металлистам — до 1 200 рублей в год. Но дело своё они знали и старались место не потерять. Меня на станции ждала бригада грузчиков, которые так же подсобили с аппарата крылья снять, а на платформе сами всё разместили и закрепили(уже при фонарях). Этой же ночью груз отправился по назначению, но мы с Илзой ещё раньше поехали на хутор к её пока не успевшему покинуть Родной край брату. На станции мне сказали, что "его" вагон подгонят к понедельнику, так что наверняка шли последние приготовления. За час езды в экипаже по лесной дороге (к счастью в лунную ночь "без медведей"), спросили с меня 30 копеек, без наценки — конкуренция.

Так как Илзтню считал своей гражданской супругой, то её брат выходил мне швагером. С новым родственником, так и не уснули — за четвертью "Шмаковки"(местный первач марки "вырви глаз") и встретили рассвет, проверяя кто из нас крепче в коленках. Авиацию я не опозорил! Хотя подъём оказался тяжёл и только к обеду. На котором потребить смог исключительно рассол — полегчало. Весьма своевременно, ибо вновь на станцию требовалось отправляться — помочь телегу на ж.д. склад выгрузить, где скарб дорожный накапливался. Но не заметил я среди имущества печурки, а без неё ни на фронте, ни в походе, не обойтись. Потому зашёл в первую же лавочку и там мне разъяснили где купить таковую. Что и сделал — пусть как напоминание тепла души моей служит и в дороге. И по прибытии на место, поскольку "фронтовых буржуек" в продаже не нашлось. Посему купить пришлось, к счастью не очень то тяжёлую (хотя всё едино — паровоз ведь тянет), кухонную чугунную печь-плиту, даже с духовкой и встроенным водогрейным котелком. Весьма ценимую в еврейской среде за экономичность.

Гарантированная горячая вода в комплекте с там же купленной дюжиной больших кусков, пусть самого дешёвого 72 % хозяйственного мыла, давали уверенность, что долгое пребывание в небольшом "столыпинском" вагончике вместе со скотом, не позволит людям завшиветь, со всеми последующими неприятностями. Швагер, так же кровососов в русско-японскую покормивший, дар мой по достоинству оценил и в отдарок преподнёс мне мои же кожанку с "Маузером", хотя весьма подарками сестры гордился. Но отправляясь в путь после того как урожай убрал, следовало уже о тепле и кожушке думать начинать, а не о форсе, ведь на месте окажутся переселенцы одновременно со снегом.

В Режице познакомила меня Илзиня и с родителями Кости — биологического отца её Мартына, то есть с его ещё не старыми дедом Василием и бабушкой Акулиной Акашевыми. Я не оговорился — именно МартЫн(а не Арвид) и именно ЕЁ!. Кузены походили друг на друга как король Георг с царём Николаем(только без бород и усов), вот я братьев и попутал поначалу, а русское "Ы" вместо латышского "И" в имени вышло по настоянию именно этого властного и влиятельного в среде староверов человека. Малолеткой, вошла Илза воспитанницей в эту семью, после того как та единственного сыночка отправила на обучение в Двинск. Гимназия имелась и в Режице, но мальчик не являлся гуманитарием, потому и отдан был в ближайшее от дома реальное училище(в дне езды). Вот когда на каникулы он приехал, то и совратил сироту, а жениться не пожелал. Его за такой поступок предки осудили и в дом вернуться более не позволили, хотя материально обеспечили завершение образования. Ещё в училище он с революционерами сошёлся и уехал куда то, так след и затерялся.

Грех удалось скрыть — как раз жена брата родила "двойню"(так за "пожертвование" и записал батюшка в церковной книге). Но и фамилия Акушевых от участия в судьбе уже двух мальчиков не устранилась. В частности, взяла в город на постой, когда тем пора пришла в начальную школу идти, и два года обоих содержала и воспитывала(не худшим образом). За что Илза благодарна была и меня захотела непременно с благодетелями познакомить, а я и не сопротивлялся. Зная, что как все люди и староверы разными бывают, но в основной массе меня их характер и порядки устраивали. Люди из другого теста. В то время, когда даже русские, к этим своим же соплеменникам пренебрежительно относились, и всяк хоть какую то власть придержащий как мог мзду вымогал.

Изначальное моё уважение, умеющий разбираться в людях Василий Мартынович почувствовал и ответил взаимностью. Хотя шедший от меня после ночной попойки выхлоп его явно смущал. Но что делать, если сходу выдал я главный тезис авиатора "пить всё что горит…", это упрощённая версия "не могу я жить без шампанского…", и принимайте меня таким какой я есть, или не принимайте. Цель у нас имелась общая и бескорыстная — мальчиков на ноги поставить, потому меня понял и принял даже совсем не пьющий старовер. И сразу заговорил по существу и предметно, поблагодарив прежде всего за определение пацанов на учёбу под приглядом матери(или тёти), которая сбиться с пути не позволит. Раз сами за собственным сыном углядеть не смогли, то внук последней надеждой оставался. А что ему передать у деда с бабушкой имелось — последняя в девичестве носила фамилию Поганкина и происходила из древнего и очень богатого псковского купеческого рода. Её предки ещё Ивану Грозному деньги в долг давали. Но после раскола, бежали купцы в Литву, а капиталы свои передали старообрядческой общине, где существовал тайный закон — "твоя собственность есть собственность веры и общины". Держащий "общак" Совет Старцев прокутить капитал не позволял, но на дело либо образование выделял средства всегда, зачастую и без процентов. На "общаковские" капиталы и поднялись в России знаменитые купеческие роды Рябушкиных, Кузьминых, Гучковых, Морозовых. Увы, к третьему поколению растерявшие как крепость в вере, так и чуйку(изрядно скурвившись и тем себя же и погубивших). Ленин с большевиками "Искру" создали на Морозовские деньги, а потом ликвидировали "спонсора" ещё из-за нескольких сотен тысяч. А о "сделавшем" февральский переворот Гучкове и говорить нечего. Но для Мартына, как "свежей крови", к тому же прямому потомку рода Поганкиных, ещё кредит доверия не просравших, из "общака" ссуда полагалась практически неограниченная. ТОЛЬКО если бизнес-план покажется Совету Старцев убедительным. Дед Василий и поинтересовался на наличие у меня светлых идей. А "их есть у меня" в неограниченном количестве(и какчестве) — оказаться у истоков авиации, накануне мировой войны, гарантировало изрядную прибыль. Тем более, если председателем Военно-промышленного комитета являлся "свой", упомянутый выше "октябрист" и Председатель 3-й Государственной Думы Александр Иванович Гучков. Ещё три поколения назад предки его как бы "Фонду Поганкиных" задолжали изрядно — пришло время долги отдавать, с накопившимися за века процентами. Потому на поезд в Ригу, вместе со мной и Илзей, садился и Василий Мартынович. Как бы "внучков повидать", а по сути — организовать Сходняк, перед которым мне надлежало ответ держать. Но тот кто уже остепенялся когда либо, и выжил, убедить смог бы и скончавшегося неделю назад слепоглухонемого.

От вокзала до нашей квартиры минут 10 ходу через рынок, вот Илзе и повела тестя сразу на внука глянуть, пока тот в училище не убежал, а я в противоположенную сторону направился — сразу на лекцию в Политех, которых от вокзала так же в 10 минутах ходьбы располагался. Видок имел слегка помятый с дороги, но мне отсутствие лоска прощалось, как той черепахе что за водкой послали, угрожающей, что если обзываться будут, то она вообще никуда не пойдёт. В радиусе тысячи верст кроме меня о аэродинамике и прочих подобных словах никто даже не слышал ничего. Потому внимали каждому слову, что "через меня вещал великий Отто". После лекции оба КБ навестил и пришел к выводу, что "шарашка планеристов" созрела для серьёзного задания и следовало только определиться выбором разработки модели для группы.