Mad world

Рен вынырнул из сумрачных размышлений только когда Хан двинул его локтем. Они стояли у стены желтого кирпича, что высилась прямо посреди леса. Злобного взгляда под защитными очками видно не было, но Рен понял, что окликали его уже не единожды.

— Мы пришли. Говорить буду я. Когда договоримся о цене, мы с Кайло осматриваем корабль, ты, — он ткнул пальцем в Рена, — не витаешь в облаках, а смотришь в оба. Здесь можно жизни ни за грош потерять, понял?

Рен кивнул. Хан натянул на лицо шарф.

— Чем быстрее мы отсюда свалим, тем лучше, — сказал изменившимся голосом.

Хан толкнул неприметную желтую дверь и они вошли на кладбище. Кораблей. Дроидов. Людей. Некоторые были ещё живы, а кто-то лишь частично. Они шли мимо чахлых деревьев перемежающих железные, а кое-где и органические, останки, могилы и убогие жилища. Чем дальше они продвигались, тем больше становилось железа, и меньше жилья. Живых они видели мало, и те убирались с дороги, моментально шмыгая по норам.

Дроиды же не боялись. Рен видел их немало, снующих, казалось бы, без дела меж куч мусора. Но бесцельные передвижения объяснились, когда он увидел двоих, деловито разбиравших на составные поломанного собрата. У жестянок нет душ, и чувств, как таковых нет, но Рену увиденное показалось сознательным актом каннибализма.

Хан резко остановился у очередной кучи мусора. Спустя пару тихих минут ожидания, перед ними будто из ниоткуда возникло существо, у которого непротезированным был, наверное, только мозг. Рен силился разглядеть хоть кусочек живой кожи, но не преуспел. То, что когда-то было человеком, жестами пригласило их следовать за собой. Попетляв между куч железного хлама, достигавших размеров транспортника, они внезапно вышли на здоровенный полигон, буквально заставленный кораблями всех форм и размеров. Рен едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Кайло, так вообще, чуть не затанцевал от восторга, инженерная душа.

Они прошли чуть дальше, к самому большому транспортнику, где под навесом сидело очередное существо. Рен поначалу подумал, что это кролут, но присмотревшись, понял, что это все-таки человек. Хоть и безобразно толстый. Имплантов и протезов у него не было, будто он сознательно ими пренебрегал. Носа у человека тоже не было, — на его месте белел шрам, плавно переходящий в загрубевший хрящ, что обрамлял два тёмных провала.

Хан коротко пересказал, что им нужно, человек назвал цену. Дальше пошли торги, но Рен не вникал. Он полностью погрузился в свои ощущения, в Силу: живых вокруг было гораздо больше, чем они видели, а становилось ещё больше, — все хотели поглазеть на чужаков; непосредственной опасности не было, но стоило бы им сделать что-то не так, и живыми они бы отсюда уже не вышли даже при помощи Силы: отверженным нечего терять. Рен пропустил момент, когда Кайло и Хан ушли за роботизированным человеком куда-то вглубь полигона. Человек без носа намотал на лицо повязку, скрывая своё увечье и принялся перебирать чётки. Рен попытался коснуться его сознания, но… Не ощутил ничего. Человек поднял на него глаза. Удивительно живые для такого тела. В этом взгляде не было порока или озлобленности. Лишь какая-то печальная ирония.

— Побереги силы, сынок, — проговорил он невнятно из-под повязки, — они тебе понадобятся.

Рен вздрогнул и хотел было заговорить, но человек снова обратился к своим четкам, показывая, что говорить не о чем. Хан и Кайло вернулись быстро. Хан молча перекинул задаток на счёт хозяина.

— Подготовьте его на завтра, — бросил только. Хозяин кивнул, не отвлекаясь от своего занятия. — Да прибудет с тобой Сила, — тихо сказал Хан и, не оборачиваясь, пошёл вслед за провожатым. Рен и Кайло молча последовали за ним.

Пока шли, Рен буквально чувствовал на себе сотни взглядов. Не враждебные, не любопытные даже. Они будто скользили по телу водорослями в заросшем пруду — вроде бы и безучастно, но то и гляди, утянут на дно. Перед глазами ярко встало воспоминание, как дроиды разбирали своего менее удачливого собрата «на органы».

Этот мир так живёт, внезапно понял Рен. Без злобы, но и без жалости. Павшие служат живым, и те послужат, когда придёт срок. Все честно. Безысходно. Обречённо.

Стоило жёлтой двери захлопнуться за ним, Рен сорвал с головы шлем. Тоска и беспокойство, что фоново преследовали его на территории кладбища кораблей, здесь усилились стократ.

— Кайло… — Брат понял без слов, да и Хану объяснять не нужно было. Они выхватили бластеры почти одновременно, заняли позиции по обе стороны от него. Рен опустился на колени и погрузился в Силу. Возмущение расходилось, как круги по воде, — от замка Маз.

Люди… Много людей боятся… Другие угрожают. Агрессия и страх. И вдруг: надежда! Будто бы перед обреченными на смерть явилось чудо, призванное спасти их. Надежда зазвенела высокой нотой, а потом резко оборвалась, сменившись печалью, горем, протестом. Рен сосредоточился сильнее и ощутил знакомые колебания в Силе. Рей!

Кайло вскрикнул, ощутив то же, что и он, и бросился бегом к замку. Рен повалился на землю мешком.

— Что?! — Хан не понял.

— Орден. — Прохрипел Рен, поднимаясь через силу. — Рей у них.

========== Предательство ==========

Армитадж Хакс ненавидел женщин. Нет, не так. Армитадж Хакс ненавидел и презирал женщин. И свою работу. Он определённо ненавидел свою работу, презирал подчинённых и до икоты боялся начальника. На самом деле, проще было перечислить, по поводу чего Армитадж Хакс не испытывал ненависти, презрения и других деструктивных эмоций. Армитадж Хакс любил командовать, рисовать и стрелять, однако, заниматься этим ему выпадало крайне редко. Несмотря на формально высокое звание, — бывшие сокурсники удавились бы от зависти, ведь не каждый к двадцати пяти до капитанских погон сумел дослужиться, — он действительно был мальчиком на побегушках. Слова, брошенные Фазмой, жгли его похлеще плазменного резака, именно потому что были правдой.

В Первый Орден Армитадж Хакс пришёл сам, — с треском вылетев с последнего курса Военной Академии. После громкого процесса над его отцом, получившим пожизненное, ректор лично указал Арми на дверь. И бывший отличник учебы, громко этой самой дверью хлопнув, отправился наниматься в террористы. Первый орден уже тогда только так и называли.

Брендол Хакс продержался дольше большинства бывших имперцев, сумел выторговать у Новой республики военную пенсию, устроил сына на учебу и, вплоть до того самого гребанного процесса, что сломала жизни им обоим, жил припеваючи с очередной молодой горничной (лет где-то с двенадцати Арми перестал запоминать их имена, называя всех одинаково, «мадам»). После смерти жены старший Хакс даже перестал скрывать свои многочисленные связи, заодно рассказав Арми, что его матерью была очередная «мадам», у которой самым прискорбным образом просрочился имплант. Остальных Брендол, по его собственным словам, проверял гораздо более тщательно, но Армитадж до сих пор внутренне содрогался при виде очередного рыжего человека, — мало ли за кем из своих многочисленных любовниц бывший комендант не уследил. А после курса генетики Арми и подавно параноиком стал: цвет волос у его гипотетического брата или сестры мог быть абсолютно любой. Тогда он пообещал себе, что не ляжет в постель с женщиной, не получив предварительно от нее результаты генетической экспертизы. Правда, до этого пока ещё ни разу не доходило, — желающих не находилось.

Так что, к своим двадцати пяти годам Армитадж Хакс убедил себя, что от женщин только зло, и ему все вот это не нужно. Хоть иногда и хотелось. А последнее время хотелось особенно сильно. От того и презрение с ненавистью на новый уровень вышли.

Капитан Фазма стала для Армитаджа Хакса личным кошмаром. Мало того, что она во всем, буквально во всем, была лучше его (несмотря на то, что была женщиной, а женщины, как говорил отец, — жалкие создания, годные только мужские прихоти удовлетворять); мало того, что Сноук ценил её значительно больше и постоянно ставил её Арми в пример; мало того, что подчиненные её уважали и боялись, а над ним лишь смеялись. После десятого, тщательнейшим образом уничтоженного портрета, Армитадж Хакс признался себе, что впервые, невыносимо сильно, захотел женщину. Да не просто женщину, а ту, что глубоко его презирала.