Перемены

Армитадж глянул на меня и я понял, о чем он хочет спросить.

— Я не ситх, Арми, — я махнул неопределенно в сторону своих глаз. — Это — следствие призыва большого количества разрушительной энергии. И нет, я не знаю, почему они меняют цвет. У ситхов глаза, насколько я знаю, раз изменив цвет, в норму уже не приходили, — я осекся, вспоминая Энакина и некоторых, о ком я читал, — пока они не прекращали призывать Силу с помощью только темных эмоций.

Я глянул на Армитажа и удивился, как внимательно он слушает.

— То, что было в ангаре — моя грандиозная ошибка, Арми, — мне стало совсем невыносимо стыдно. — Я не просто призвал Силу, погружаясь в темные эмоции, я не хотел жить. Я не хотел, чтобы вокруг оставалось что-либо живое, — я помолчал. — На несколько секунд я превратился в некое подобие черной дыры, что высасывала энергию из всего живого вокруг, — меня передернуло. — Я чуть было не убил вас всех.

Хакс затянулся сильнее и проницательно на меня глянул.

— Но ты смог остановиться?

Я пожал плечами, отводя взгляд в сторону.

— Смог. Но это не меняет того, что я мог сделать.

— Меняет. Даже на самом дне, Кайло, в кромешной тьме, ты смог остановиться, — он задумался на секунду. — Когда ты призываешь Тьму, она не может просто так уйти. Ей нужна жертва. Я правильно понимаю?

Я кивнул.

— Как-то так. Но не всегда. Есть стадии, когда я могу ее контролировать… и отпускать, — я криво усмехнулся, — без жертвоприношений. Но не такую.

Хакс кивнул, задумчиво глядя на меня.

— То есть, ты предпочел, — он кивнул на мою руку, — покалечить себя, но не дать пострадать другим?

Я скривился. Уж очень героически это звучало. В моем поступке не было ничего героического. Генерал помолчал.

— А Свет?

— А что Свет?

— Ему тоже нужны жертвы?

Я задумался. Я никогда не думал об этом. Первый порыв был ответить “нет”, но, на самом деле, — это как посмотреть.

— Нет, но нужно понимать, что, если ты призываешь большое количество энергии, пусть даже и со светлыми помыслами, тебе придется за это платить. Это истощает и может привести к, — я усмехнулся, вспоминая, — к силовой коме.

Хакс кивнул, понимая.

— Или к смерти, — я закатил глаза. — Или к тому, что форсъюзерам заменяет смерть.

Армитаж поднял брови, и я понял, что короткой сводкой мы не ограничимся, но тут он кивнул на мою руку и поднялся.

— Расскажешь по дороге. Твою руку нужно привести в божеский вид.

Я кивнул и, взяв со стола меч, пристегнул его к поясу. Неловко, помогая себе кистью (на руку уже даже смотреть было страшно), попытался подхватить со стола шлем, но чуть было не уронил его. Хакс шумно вздохнул и забрал его сам.

— Я вижу, ты не можешь расстаться со своим драгоценным ведром. Так уж и быть, — он закатил глаза, — побуду твоим шлемоносцем пока.

Я хохотнул.

— Нету такого слова, Арми. Ты его выдумал.

Он усмехнулся и пожал плечами.

— Это не меняет сути моей роли в данный момент.

Посмеиваясь, мы вышли из переговорной в направлении медблока. Генерал напомнил мне тему разговора.

— Так ты говоришь, форсъюзеры не умирают?

Я задумался, как ему доходчиво подать концепцию.

— Не умирают. Уходят в Силу. Нет, так не понятно. Их тела превращаются в энергию, — тут я снова вспомнил Энакина и его шлем, — но только в том случае, если они готовы к этому. К примеру, если ты меня убьешь сейчас, мое тело просто умрет, и труп останется, как и от любого другого человека. Вот Сноук не хотел, но так получилось, — я усмехнулся, — и его запчасти валяются в нашем морге. Но, даже умирая так, неподготовленным, форсъюзер оставляет после себя так называемого призрака — отпечаток сознания в Силе, обладающий собственной волей. К примеру, я видел призраков Люка Скайуокера, Энакина Скайуокера и, собственно, Сноука.

Хакс опешил.

— Ты говоришь с Дартом Вейдером?

Я закатил глаза. Ну сколько я буду это повторять?

— Да. Достаточно часто. Но он не любит, когда его так называют. Может и молнией угостить.

Мне показалось, я слышу, как шевелятся шестеренки в генеральской голове.

— Правая рука императора не любит, когда его называют именем, которое заставляло трепетать Галактику?

Я воззрился на него.

— Арми, ты что, фанат моего деда?

Хакс покосился на меня, как на идиота.

— Рен, он был величайшим командиром. Конечно же, я его фанат. Его силовые способности меня, в отличие от тебя, мало интересовали. Но он был военным гением. Я бы очень хотел задать ему несколько вопросов.

Я фыркнул.

— Я ему передам. К сожалению, по его собственным словам, нефорсъюзеры не могут видеть призраков Силы. Но если что, я могу спросить у него то, что ты хочешь, и передать тебе его ответ.

Хакс рассеяно хмыкнул, думая о своем.

— Так он не восторге от того, что ты откопал его шлем?

Я было удивился, но потом лишь хмыкнул. А смысл. Это же Хакс, он всегда всё знает. Я даже не хочу думать, как именно он узнал об этом.

— Он сказал, что я извращенец.

Генерал с иронией взглянул на меня.

— Да уж. Я с ним полностью согласен, — и, усмехнувшись, пояснил, — Рен, я занимался снабжением твоей экспедиции на Эндор. Ты думаешь, я не понял, зачем ты туда рвался? Имей уважение к моим знаниям по истории. А почему он не хочет, чтобы его Вейдером называли?

Я вернул ему ироничный взгляд.

— Странный вопрос для знатока истории. Энакин узнал, что его дети выжили, что император его обманул когда-то, сказав, что он убил свою беременную жену до того, как она родила. С того момента, как он узнал об этом, он начал отдаляться от императора, и когда тот, в конце концов, приказал ему убить Люка, он убил самого императора, отринув таким образом Тьму, — я усмехнулся. — В виде призрака он младше меня, кстати.

Хакс слегка покраснел, — вот же ж, педант, всё у него должно быть идеально. Особенно его безошибочная осведомленность.

— В книгах по истории они подают это иначе. Там пишут, что Люк Скайуокер убил и Вейдера, и Палпатина, — генерал помолчал. — А твой дядя был сильным форсъюзером?

Я задумался.

— Не настолько, чтобы убить их обоих, если ты об этом. Каждый из них по отдельности был значительно сильнее его. Кроме того, он был практически не обучен. Джедаи учились долгие годы, а он, скажем так, прошел экспресс-курс у магистра джедая Йоды на тот момент, — я глянул на Хакса, он кивнул, что ему это имя знакомо. Я подумал и продолжил: — Но у Люка был большой потенциал. И он упорно учился сам после того, как Энакин умер. Он достиг многого, но, — я вернулся в мыслях к тому времени, что мы провели вместе, — он остался идеалистом. Он нашел остатки Света в Вейдере, но не мог принять Тьму в себе, — я вздохнул. — Это и стало причиной того, что произошло дальше. Причиной того, почему вместо Бена Соло появился Кайло Рен. Я учился у него, Арми, а он, увидев Тьму во мне, захотел убить меня.

Хакс резко выдохнул, я продолжал.

— Фокус в том, что в каждом человеке, в каждом живом существе есть и Тьма, и Свет. Нельзя выкорчевать часть себя, — я грустно усмехнулся. — Те, кто пытаются, лишь калечат собственные души. Я знаю, я был и там, и там.

Хакс помолчал.

— Ты злишься на него до сих пор?

Я глубоко вздохнул.

— Нет, Армитаж. Я не злюсь. Мне жаль его. Его жизнь прошла в борьбе с самим собой, его идеалы разбились, и его промах долгие годы мучил его. Настолько, что он отправился на другой конец Галактики, но, даже найдя древние учения джедаев, знания, к которым он так стремился, вместо того, чтобы изучать их, он отрезал себя от Силы. Стал обычным отшельником, наказывая себя за собственные и чужие грехи. Это просто грустно.

Генерал промолчал, и почти весь остаток пути до медблока мы проделали молча.

Лишь перед самым входом он спросил:

— А нефорсъюзеры оставляют призраков?

— По словам Энакина, нет.

Генерал с сарказмом покосился на меня.

— Значит я не смогу являться тебе в кошмарах, когда ты в очередной раз будешь ломать мой корабль?