Перемены

Я будто попал на тридцать лет назад — в день, когда все полетело к чертям.

Какая-то пыльная планета. Убогое поселение с покосившимися домишками, жмущимися друг к другу. У одного из них прямо на обочине дороги маленькая девочка играет со своей сестрой-двойняшкой. Мне сложно понять, кто из них Линн — так они похожи, но если приглядеться, все-таки можно найти существенные отличия.

— Линн, лови!

Девочка с темными распущенными волосами до пояса с помощью Силы поднимает мелкие камешки у обочины дороги и жонглируя перебрасывает их сестре. Та отворачивается, и камешки просто падают рядом с ней. Девочка молчит. Сестра подбегает к ней, пытается растормошить:

— Ну же, Линн! Давай! Я знаю, что ты тоже так умеешь! Давай поиграем, ну, Линн!

Линн отталкивает сестру, та шлепается в пыль, но не обижается, а начинает по-детски заливисто хохотать. Линн сворачивается калачиком и прячет глаза. Я чувствую эмоции пятилетнего ребенка — ей очень хочется поиграть с сестрой, она сама вчера подняла целых десять камушков, но мама увидела и сильно рассердилась. Даже отшлепала. Мирру они никогда не наказывают. Мирру все любят. Почему мама меня наказала?

Стоп! Больше контроля, Кайло! Тебя начинает затягивать!

Мирра снова поднимает свои камушки и начинает жонглировать. Те летают, послушные ее воле, стайками, хороводами, линиями…

— Что здесь происходит?

Камушки падают на землю. Дети оборачиваются. Из дома напротив к ним ковыляет неопрятная старуха.

— Что это ты вытворяешь, Мирра?

Девочка улыбается:

— Играю…

— А Линн тоже так играть умеет?

Мирра на секунду задумывается и, видимо, решив поддеть сестру, выкрикивает:

— Линн? А Линн так не умеет! Линн вообще ничего не умеет! Линн ску-у-учна-а-а-ая! — она показывает сестре язык и убегает домой.

Старуха стоит посреди дороги и смотрит на оставшегося ребенка, потом резко разворачивается, ковыляет к себе в дом и громко захлопывает дверь. Линн сидит у дороги, не меняя позы, пока солнце не начинает клониться к закату. Внезапно в небе появляются корабли. Шаттл и транспортник. Линн знает, как они выглядят — отец ей рассказывал. Она думает, что они опять пролетят мимо, но нет. Чудеса, да и только — оба корабля заходят на посадку в их поселении. Черные челюсти раскрываются, выпуская несколько десятков штурмовиков в белой броне и троих в черной форме. Линн смотрит на них и не может отвести глаз. Они все направляются прямо к ней…

Высокий, очень молодой офицер в черной форме останавливается и разглядывает сидящего в пыли ребенка — брезгливо, словно это больное животное:

— Это дом семьи Тан? Отвечай!

Один из штурмовиков подходит к Линн и грубо за руку вздергивает ее на ноги. Офицер глядит на нее в упор. Он светловолос и высок, черты лица приятные, но хищные, а глаза разные — один зеленый, другой голубой. Линн молча смотрит в эти разные, но такие ледяные глаза. Ей становится страшно, но она продолжает молчать, даже когда штурмовик встряхивает ее, как тряпичную куклу, повторяя приказ своего командира. Только руке больно.

— Линн!

Это мать! Выбегает из дома и с криком бросается вперед. Отец ее останавливает. Мать продолжает кричать. По сигналу офицера солдат бросает Линн на дорогу. Офицер обращается к отцу:

— Это дом семьи Тан?

— Да, сэр.

Отец пытается отвечать спокойно, но видно, что он очень нервничает. Мать притихла. Офицер улыбается, но так, что по спине бегут мурашки.

— Нам поступила информация о вашей дочери Мирре. Это она? — он показывает на Линн.

Мать прикрывает рот руками и оседает на землю. Отец не в силах держать ее — сам едва стоит.

— Это наша дочь Линн. Мирра…

Тут из дома выбегает сестра.

— Мамочка, я…

Девочка останавливается, в недоумении глядя на мать, на отца, на военных. Офицер снова улыбается.

— Мы забираем вашу дочь для проверки ее психических параметров. Если найдем отклонения, носитель будет ликвидирован.

— Не-е-ет! — это мать. Кричит отчаянно, почти нечеловечески.

— Это какая-то ошибка, сэр! — голос отца дрожит, он из последних сил держит себя в руках.

— Да? — в голосе офицера нет никакого сомнения. — Привести свидетеля!

Двое штурмовиков бросаются через дорогу, буквально вытаскивают из дома напротив старуху и подводят ее к офицеру.

— Вы доложили, что видели свидетельства ненормальной психической активности, — офицер презрительно кривится, — уродства ребенка Мирры Тан. Это так, или вы лжесвидетельствовали офицеру Империи?

Старуха мелко трясет головой, подтверждая свои слова. Она вроде еще сильнее постарела и скукожилась. Офицер бросает взгляд на отца:

— У другого ребенка наблюдаются отклонения?

Старуха опускает взгляд и долго смотрит Линн в глаза. По щекам соседки катятся слезы.

— Нет, сэр.

— Громче!

— Нет, сэр! Не было такого…

Штурмовики уволакивают свидетельницу, офицер поворачивается к родителям.

— Как видите, никакой ошибки нет. Взять ребенка!

Штурмовики бросаются к застывшей на пороге Мирре. Линн не может даже вздохнуть от страха. Топот ног и команду перекрывает другой звук, — с диким криком, будто волчица, мать бросается к Мирре, защищая ее своим телом и замахиваясь на солдата ножом. Секунда. Вспышка. Мать падает, как подкошенная, прошитая насквозь выстрелом из бластера. За ней падает Мирра. Коротко вскрикивает отец. Еще одна вспышка. Все трое лежат рядом и не шевелятся. Линн не может отвести глаз от тел близких. Но, услышав звук, медленно поднимает голову. На нее смотрит своими разными глазами офицер. В руке у него бластер, направленный ей в голову. Она просто смотрит на него. Не плачет, не кричит. Просто смотрит прямо в глаза. Офицер опускается перед ней на корточки:

— Ты боишься меня?

Линн молчит. Офицер наклоняет голову, осматривая ребенка. В его жесте есть что-то птичье. За спиной офицера вспыхивает огонь — это горит дом семьи Тан. Солдаты, везде солдаты. Бегают, суетятся. И разные глаза офицера, выворачивающие душу наизнанку, вселяющие ужас.

— Кем ты будешь, дитя, когда вырастешь? Отвечай!

Линн смотрит, потом отводит глаза. Страшно. Как же страшно. А солдаты не боятся. Они не боятся огня. Не боятся смотреть на мертвые тела. Линн не хочет бояться.

— Солдатом.

Офицер смотрит на нее еще некоторое время и поднимается.

— Ребенка — в школу для военных сирот, — отдает он приказ младшему офицеру. — От моего имени. Империи нужны хорошие солдаты.

— Слушаюсь, капитан Немзи.

Капитан переводит взгляд на девочку:

— Не разочаруй меня, Линн Тан. Я буду всегда следить за тобой.

Штурмовики уносят ее прочь от сгоревшего родительского дома.

Вот он. Тот самый страх перед разноглазым Немзи. Парализующий ужас ребенка, у которого на глазах убили всю его семью. Я вижу, что Линн забыла, как погибли ее родители, но хорошо помнила капитана в зареве пожара и его слова: “Не разочаруй меня, Линн Тан. Я буду всегда следить за тобой”. Она убедила себя, что капитан ее спас, а родители погибли случайно — включился защитный механизм детской психики. После того, как я бросил ей обвинение в камере, что-то сместилось — она начала вспоминать, а когда я сломал ее щиты — вспомнила всё и вновь испытала тот ужас. Она снова и снова переживала эти события, но вспоминала и другие.

Вот она прилежно учится в школе, опережая всех своих сверстников по результатам, и раз в год к ней приезжает Немзи. Выслушивает ее восторги, отчеты об успехах. Хвалит. Она ждет его целый год. Вот она попадает к нему на службу после выпуска. Возглавляет личную охрану.

Ему сорок, ей двадцать пять. Он жесток и требователен, но она считает своим долгом соответствовать. Он молод и силен — лично тестирует умения своей охраны, и проигравших всегда выносят ногами вперед. Она никогда не проигрывает, но однажды, увлекшись, побеждает его. В ту ночь он расквитался с ней за свое поражение так, как мужчина может расквитаться с женщиной. А наутро выгнал. Она собрала свою команду, побывала во многих битвах. Но когда получила предложение от Немзи снова поработать на него, сначала опешила, потом согласилась. В ее памяти отчетливо отпечаталась его ухмылка и насмешливый взгляд разных глаз. “Кто старое помянет, тому глаз вон, да, Линн? Мы же люди прагматичные. Принимайся за работу — не разочаровывай меня, детка”. И она снова связала себя контрактом. С человеком, который…